1 Она зари не замечает. Читателю русского текста надо непременно отметить для себя протяженную интонацию этой строки, столь бесхитростной в буквальном своем содержании и столь богатой оттенками, подразумевая мелодию. Тот же томительный и жалобный лейтомотив снова прозвучит в главе Пятой, XXII, 1 и в последней, Восьмой главе, XXX, 1 и XLII, 1, каждый раз возникая в начале строфы.
3–4 Ср.: Байрон, «Дон Жуан», I, CXCVII, письмо Юлии:
Я все сказала вам, но жаль перо оставить;Не смею приложить мою печать к листку.
<Пер. Г. Шенгели>.
В переводе Пишо (1823): «Je n'ai plus rien à dire, et je ne puis quitter; la plume; je n'ose poser mon cachet sur ce papier».
6 Филатьевна седая. Дочь Филата; пожилых и уважаемых людей из низших слоев часто называли только по отчеству. Мы так и не узнаем ни имени, ни фамилии старой няни. В силу какой-то причины Пушкин не мог решить, как она будет зваться, но все три ее отчества начинаются с «Ф». Она Фадеевна (дочь Фаддея) в черновиках и в беловой рукописи, Филипьевна (дочь Филиппа) в изданиях 1827 и 1833 гг., пока не станет Филатьевной в издании 1837 г.
XXXIV
— «Ахъ! няня, сдѣлай одолженье....» — «Изволь, родная, прикажи.» — «Не думай... право... подозрѣнье.., 4 Но видишь... Ахъ! не откажи.» — «Мой другъ, вотъ Богъ тебѣ порука.» — «И такъ пошли тихонько внука Съ запиской этой къ О.... къ тому... 8 Къ сосѣду.... да велѣть ему — Чтобъ онъ не говорилъ ни слова, Чтобъ онъ не называлъ меня...» — «Кому-же, милая моя?12 Я нынче стала безтолкова. Кругомъ сосѣдей много есть — Куда мнѣ ихъ и перечесть.»
2, 5, 11 родная… Мой друг… милая моя. Ласковые имена, с которыми старушка няня обращается к Татьяне: «мой свет» (XVIII, 7), «дитя мое» (XIX, 6, 12 и XXXIII, 8), «Сердечный друг» (XX, 3 и XXXV, 2), «красавица» (XXXIII, 9), «пташка ранняя моя» (XXXIII, 10), «родная» (XXXIV, 2), «Мой друг» (XXXIV, 5), «милая моя» (XXXIV, 11) и «душа моя» (XXXV, 10).
6 внука [няни]. Насколько мы можем предполагать, это тот самый мальчик (в первом черновике его зовут Тришка, т. е. Трифон), который подавал сливки в главе Третьей, XXXVII, 8, а возможно, и совсем малыш, заморозивший пальчик в главе Пятой, II, 9–14.
7–8 к О… к тому… / К соседу. Татьяна старается выговорить имя Онегина, но способна произнести лишь первую букву, а потом пробует сказать о нем описательно (тот мужчина, тот человек), пока не подворачивается спасительная форма — «сосед» (для нее вполне определенный сосед, но для няни просто один из окрестных помещиков).
Очень занятно, что, даже если бы Татьяна набралась духу произнести имя полностью, сделать это она бы не смогла, поскольку за начальным «О» следует ударный слог, а «Онегину» не умещается в этом сегменте строки. Назови его она, и стих провис бы: «с запиской этой к Онегину». Сам факт, что «О» приходится на опорную долю стопы, позволяет предположить, что Татьяна пользуется им как шифром (см. монограмму в XXXVII, 14).
Смущение и затрудненное дыхание Татьяны замечательно переданы строкой 8:
К соседу… да велеть ему
— посредством скольжения на второй стопе («ду» «да»), после которого она, торопясь, продолжает:
Чтоб он не говорил ни слова,Чтоб он не называл меня…
— где исключительно редкий метрический рисунок (полускольжение, скольжение, ударный, ударный) повторен дважды подряд:
В отдельном издании главы опущено третье «к» в строке 8, что не нарушает дательного падежа.
8 ему. Разумеется, внуку.
XXXV
— «Какъ недогадлива ты, няня!» — «Сердечный другъ, ужъ я стара, Стара; тупѣетъ разумъ, Таня; 4 А то, бывало, я востра: Бывало, слово барской воли...» — «Ахъ, няня, няня! до того ли? Что нужды мнѣ въ твоемъ умѣ? 8 Ты видишь, дѣло о письмѣ Къ Онѣгину.» — «Ну дѣло, дѣло. Не гнѣвайся, душа моя, Ты знаешь, непонятна я...12 Да что жъ ты снова поблѣднѣла?» — «Такъ, няня, право ничего. Пошли же внука своего.» —
Первый набросок (карандашом) — на л. 12 тетради 2370 под строфой XXV (парафраз Парни), отсутствующей в беловой рукописи и датируемой, как предполагается, последней неделей сентября 1824 г. (после строф, подводящих к письму Татьяны, самого письма и XXXII–XXXIV — они уже готовы).
6 Ах, няня, няня! до того ли? «Разве время сейчас [разве я настроена сейчас] это сделать?»
8 дело о письме, «Il s'agit d'une lettre». Галлицизм в речи Татьяны тут очень пикантен, поскольку сразу за ним идет очень русский оборот в устах няни «дело, дело» (строка 9) в смысле «Что же ты разволновалась, все правильно».
12 снова побледнела. Психологически понятно: отчаянный шаг сделан, Татьяна выпустила из рук письмо.
XXXVI
Но день протекъ, и нѣтъ отвѣта. Другой насталъ: все нѣтъ, какъ нѣтъ. Блѣдна какъ тѣнь, съ утра одѣта, 4 Татьяна ждетъ: когда жъ отвѣтъ? Пріѣхалъ Ольгинъ обожатель. — «Скажите: гдѣ же вашъ пріятель?» Ему вопросъ хозяйки былъ: 8 «Онъ что-то насъ совсѣмъ забылъ.» Татьяна, вспыхнувъ, задрожала. — «Сегодня быть онъ обѣщалъ,» Старушкѣ Ленской отвѣчалъ:12 «Да, видно, почта задержала.» — Татьяна потупила взоръ, Какъ будто слыша злой укоръ.
2 всё нет, как нет. Отрицание частного («еще нет») посредством общего отрицания («как нет»).
3 с утра одета. Т. е. готова к приему гостей, в ожидании Онегина.
8 Тон этого замечания позволяет предположить, что Онегин прежде бывал здесь не раз. Однако мы знаем только об одном его визите. И будет еще всего лишь два — до главы Восьмой.
Хронология трех визитов Онегина к Лариным: первый — конец июня 1820 г. (читателю не следует забывать, что в моих комментариях даты везде даны по старому стилю, помимо специально оговариваемых случаев); второй — конец июля; третий — 12 января следующего года. Пушкинская хронология тут не слишком «реалистична».
12 Подразумевается, что Онегина задержали письма. Татьяна на одно ужасное мгновенье подумала, что он все еще читает ее письмо и пишет пространный ответ на него.
Понятно, что скрытный Онегин ни словом не обмолвился в разговоре с простодушным Ленским о письме от Татьяны, так что в устах Ленского упоминание о почте вполне невинно.
XXXVII
Смеркалось; на столѣ, блистая, Шипѣлъ вечерній самоваръ, Китайскій чайникъ нагрѣвая; 4 Подъ нимъ клубился легкій паръ. Разлитый Ольгиной рукою, По чашкамъ темною струею Уже душистый чай бѣжалъ, 8 И сливки мальчикъ подавалъ; Татьяна предъ окномъ стояла, На стекла хладныя дыша, Задумавшись, моя душа,12 Прелестнымъ пальчикомъ писала На отуманенномъ стеклѣ Завѣтный вензель: О да Е.
11 моя душа. Пушкин тут пользуется словарем няни (см. XXXV, 10).
14 Заветный вензель О да Е. Очень занятный случай совпадения — более раннее использование монограммы, дорогой для героини, — «Избирательное сродство» (1809) Гёте, роман, где (ч. 1, гл. 9) описан бокал, на котором «изящно сплетены вензелем буквы Е и О; это был один из бокалов, заказанных для Эдуарда в дни его молодости» <пер. А. Федорова>. Первый французский перевод, видимо, — «Les Affinités électives» (Париж, 1810), переводчик не указан, но перевод сделали Раймон, А. Серией, Годель, Ж. Л. Манже и Ж. Б. Деппен.