Читать интересную книгу "Личный интерес - Ольга Вечная"

интервью Венеры, бывшей невесты того самого загадочного Северянина. Да-да, бывшей, я не ошибся -моя мелкая с близнецами в охапке натворила дел. Поймите меня правильно - она безусловно девушка яркая, и друг мой Адам ей «заболел» не просто так. Но в данный момент со всеми своими детьми и безумной тоской по бывшему Радка не то, чтобы мечта крупного инвестора. Она плаксивая, капризная, нервная. Она каким-то образом не оставила шанса степенной Венере, обиженно вещающей с экрана.

Пролистываю интервью на ускоренке: всё время кажется, упустил какую-то деталь. Что-то важное. Уж слишком все гладенько.... так, стоп. На семнадцатой минуте меня царапает одна короткая фраза.

Нажимаю на паузу. Стараюсь осмыслить. Придумать варианты объяснений.

Не получается. Я снова пытаюсь, но против фактов не пойдешь. Резкий морозец пробегает между лопаток.

Так. Подождите.

Листаю назад, переслушиваю. Увеличиваю картинку, а именно глаза Венеры, читаю по ним. Запускаю заново. Время замедляется, и я одновременно думаю о сотне вещей.

Сопоставляю даты, едва уловимые намеки в разговорах — реальность при этом как будто перестраивается. Название тому, что я сейчас ощущаю, - озарение.

Внезапно я смотрю на ситуацию иначе. Как будто годами блуждая по двумерному миру, вдруг догадался взглянуть на него сверху. И все встало на места. Вот только кто бы меня подготовил к открытию.

Да нет, не может быть. Я же видел тело Адама. Читал заключение. Не верю.

А если, мать вашу, может?!

В этот момент, когда я, обалдевая от собственных догадок, пораженно озираюсь по сторонам, в театре раздается первый звонок. Народ устремляется занять места, а мне пора сваливать. Я тут же поднимаюсь и вижу у входа в зал Александру.

Бежевое платье, распущенные волосы и ее фирменная милая улыбка. Грудь тут же сжимает тоской, как колючей проволокой. Я задерживаю дыхание и не могу отвести глаз. Просто встал и стою, пока она неспешно идет между рядами.

Через минуту я осознаю, что именно ее мягкая улыбка не дала мне уйти немедленно. То, что я в ней всегда особенно ценил: сочетание открытости и уверенности.

Следом за Сашей тянутся празднично одетые члены семьи: мама, брат с женой и Матвеем. Вскоре выясняется, что второй и третий ряд заполнены родственниками и друзьями Яхонтовых — Саша со всеми здоровается, обнимается. Она идет ко мне бесконечно медленно, и я чувствую нетерпение. Наконец, делегация Яхонтовых на месте.

- Привет. Что ты здесь делаешь? - говорит Саша, явно настроившись на конфликт.

- Привет.

Я наклоняюсь и клюю ее в щеку. Задерживаюсь чуть дольше, чем принято, потому что она внезапно вместо пощечины отвечает мне таким же невесомым поцелуем.

Прикосновение после разрыва сильно действует на всё тело. А мы как-то разом выдыхаем.

Саша отстраняется первой, и я произношу с легкой улыбкой:

- Ты меня сама пригласила. Забыла?

Как-то раз мы валялись в постели у меня дома, и Саша вдруг уточнила, не желаю ли я пойти с ней на первое за долгое время выступление ее отца. Она так сильно смутилась, что я согласился.

- Да, но это было давно. Приглашение, как и прочие наши планы, теперь недействительно.

- Мое кресло отдали другому?

- Вовсе нет, но тебе больше не обязательно здесь присутствовать.

- Я бы хотел остаться.

- Ладно. - Она оборачивается.

Её родственники растерянно замерли. Не знают, присаживаться, выгонять меня или звать на помощь.

- Савелий. Приятно познакомиться, - представляюсь первым её маме, протягиваю руку Николаю. Приветствую его жену и сына.

Саша спохватывается и, наконец, знакомит меня с матерью — довольно сухо, как коллегу. Второй звонок торопит, и мы занимаем места.

- То, что ты пришёл, ничего не меняет, - говорит Саша, чуть склонившись в мою сторону. Билеты покупались заранее, естественно, мы сидим рядом.

- Я хочу посмотреть оперетту.

- Твоё право.

Третий звонок, и свет гаснет. Просят выключить телефоны.

На минуту становится тихо. Затем на сцену выбегает актер, и оркестр начинает первую композицию.

Акустика здесь совершенная, и живая музыка буквально ласкает уши. Где-то в оркестровой яме показывает мастерство отец Саши, и я, к своему стыду, не помню, на каком инструменте он играет.

Следует запомнить сюжет оперетты, хотя бы что-то из происходящего на сцене, чтобы был повод для разговора, но не получается. Я смотрю на пышно одетых актеров, а в голове снова и снова всплывают моменты из прошлого. Я безостановочно прокручиваю в голове события с учётом новой догадки.

Каждое слово Адама, каждое слово Рады словно обретает скрытый смысл. Новая картинка складывается так чётко и правильно, что в какой-то момент я громко выдыхаю.

Да мать вашу. Серьёзно? Премерзкое ощущение, когда волосы поднимаются дыбом.

Саша поворачивается ко мне, я молчу, и она возвращается к спектаклю.

Мозг работает всё быстрее и быстрее.

Мысль летит. Теперь я не понимаю, почему не догадался раньше. Всё же очевидно.

Я так ясно ощущаю себя идиотом, что эмоции берут верх.

Мне словно снова двенадцать, я вижу себя в школе — тощим и наивным, молча глотающим обиды, не понимая, какую щёку подставить следующей, чтобы всё это дерьмо уже прекратилось. Они обе горят невыносимо. Как бы усердно ни молился, помощи не будет ни от отца-алкаша, ни от запутавшейся в самой себе матери. Полное отчаяние, серость, нищета.

А потом появляется - Адам Алтайский. Новенький, которого взяли в патронажную семью в моём городе и запихали в мой класс отбросов. Куда ещё-то? Возникшая из ничего дружба, спровоцировавшая головокружительный рост обоих. Он был для меня братом, другом, единственным человеком, на кого я мог положиться. И которого убили из-за того, что я не предусмотрел банальный налёт. Как и с Сашей недавно - неправильно оценил риски, и всё посыпалось. К своему огромному сожалению, я не могу предусмотреть всё.

Поэтому и мириться с Сашей нет смысла.

А что если никакого налёта не было? Его вероятность была минимальной, как кирпич на голову. И я, стоя перед обезображенным телом друга, поверил в этот чёртов кирпич.

Пульс неприятно ускоряется.

Следом меня словно в кокон закутывает то самое одиночество, в котором рос первые двенадцать лет жизни. Полная ненужность. Ощущение, что в действительности не существую. Голова начинает трещать. Мир, который я знал, сыпется.

Лицемерие. Ложь. И её масштабы не имеют конца.

Крем глаза улавливаю, что Саша поворачивается ко мне. Я делаю то же самое. В полумраке мы смотрим друг на друга.

Она тянется и говорит мне на ухо:

- Я рада, что ты пришёл. Спасибо. Для меня