— Вы предполагаете сбор компрометирующих материалов партнерами на Севастьянова? А если это рутинная проверка серьезности его деловых намерений?
— Господин Дроздов! Проверять серьезность деловых намерений государственных служащих вашей страны ни одному здравомыслящему человеку не придет в голову. Государственный служащий есть государственный служащий, и за его поступки отвечает правительство или правительственное учреждение. Не так ли? Для деловых людей нашего мира нет необходимости в проверке полномочий или серьезности людей вашего мира, если они приезжают сюда... Мы вправе только предполагать все остальное.
— Попытку компрометации?
— И все остальное. Частная агентура, бывает, нанимается правительственными службами. Вербовка, например, через третье лицо...
— С какой же целью?
— Мы не всезнайки, господин Дроздов.
— Ваша практика, дорогой капитан, — сказал Дроздов, — как и ваш опыт... Вы разрешите обращаться к ним? Смотрите-ка... «Индо-Австралийский» — стиральная машина. Связан с фирмой «Деловые советы и защита» самыми родственными узами. Севастьянов вступает в переговоры с главой бангкокского отделения «Индо-Австралийского» и немедленно оказывается под наблюдением «Деловых советов и защиты». Это не партнерство, а скорее противостояние!
— Вполне логично предположить, что идет какой-то сложный и тщательно скрываемый спор. Активность проявляет Севастьянов. Может быть, «Индо-Австралийский» не хочет выплачивать каких-то сумм организации, которую представляет Севастьянов. Допустимо, что и не сам банк, а кто-то из его значительных клиентов... Возможно также, деньги, которые хочет вытянуть Севастьянов, срослись с грязными. Их бы и рады возвратить, чтобы покончить со спором, да не в состоянии. Снять большую сумму с какого-то счета — значит привести в движение тщательно скрываемую цепь связей, тянущуюся к стиральной машине... А мы немедленно уловим это движение и выявим ту ее часть, которая пока еще для нас — пунктир... Может так быть?
Дроздов кивнул.
— Отсюда и слежка за Севастьяновым... Вы знаете, насколько это дорогое удовольствие. А ради друзей или дружественных партнеров на такого рода расходы, господин Дроздов, не идут...
— Весьма ценные соображения, — сказал Дроздов.
Супичай встал из-за стола первым. Он-то знал все-таки,
что перед ним подполковник.
После трапезы всякий клиент «Чокичая» получал свой автомобиль со стоянки отмытым до зеркального блеска.
Вписываясь в поворот скоростного шоссе, проложенного по эстакаде над Бангкоком, в своей мощной «тойоте-крессиде», Дроздов скорее по привычке, чем надобности, взглянул в зеркало заднего вида. Все реже в последние месяцы тянулись «хвосты». Отделались от страхов, которых набирались в американских школах?
Дроздов пропел:
— Все хорошо, прекрасная маркиза! Все хорошо, как никогда! Дела идут совсем прилично, за исключеньем пустяка...
Но пустяков, которые бы отравили легкую радость за Севастьянова, не выискивалось.
«Вот тебе и бухгалтер, вот тебе и тихоня», — подумал консул.
Текст донесения в Москву почти сложился, когда дежурный посольства на Саторн-роуд, заметив на экране монитора наружной телекамеры консульскую машину, раздвинул автоматические ворота.
Едва открыв дверь в мезонин, Дроздов услышал дребезжание телефона.
— Консульский отдел, — сказал он в трубку.
— Николай, это — Шемякин...
— Из дальних странствий возвратись! Ты мне маску с Бали доставил? Говори сразу...
— Я к тебе иду, — сказал Шемякин.
Дроздов сполоснул руки в крохотном умывальнике, включил кофеварку, привычно ссутулившись, взглянул в окно.
На «психодроме» журналист смешил прогуливавшихся Немчин. Клава прикладывала ладони к щекам.
Консул вернулся в кабинетик.
По регистрационному журналу Немчинам предстоял отпуск через полтора месяца. Свидание в «Амбассадоре» ускоряло выезд и превращало его в окончательный отъезд. Приходилось выселять способного дипломата. Но Дроздов не мог подвергать малейшему риску операцию, развивавшуюся вопреки многим опасениям и по фантастически дерзкому замыслу. Шантаж Севастьянова могли начать с Клавы, в Бангкоке.
— Входите! — отозвался он на стук в дверь, наверняка Шемякина. — Там кофеварка включена и, верно, питье сготовил ось... Наливай, иду!
Следовало еще продумать формулировку для посла.
В прихожей грохнуло и сильно пахнуло кофе.
— Разбил и пролил?
Шемякин в дверях развел руками.
— Разбил и пролил... Тряпка есть?
Молчали оба, пока варился новый кофе.
— Николай, — сказал журналист. — Что такое Севастьянов? Парень, ехавший со мной в Сингапур...
Дроздов осмотрел чашки. У обеих отбились ручки. Разлил кофе. Отпил и крякнул.
— Человек. Русский человек... А почему такой вопрос?
К кофе Шемякин не притронулся, пока говорил речь в защиту готовившегося сингапурским бухгалтером героического поступка.
Дроздов не задавал вопросов и не уточнял деталей. Равнодушно катал чашку без ручки между лопатообразных ладоней.
Бэзил разнервничался. Будто консула подменили. Потом сообразил: между дроздовских губ не дымила сигарета.
— Ты курить, что ли, бросил?
— Бросил, — сказал Дроздов. — Хорошо теперь себя чувствую...
Встал, привычно ссутулившись.
— Может, ты думаешь, я выдумал про Севастьянова? — спросил Шемякин.
— Может, и не выдумал...
— Тогда надо что-то сделать для него! Поддержать... А ты зеваешь.
— Сделай...
— Слушай, Николай, ты меня не понял... Парень в одиночку может ввязаться в свалку. Не завтра, так послезавтра... Я чувствую. Такой он... Нужно помочь. У тебя ведь власть есть... поддержать...
— Вот и поддержи.
— Что значит поддержи? Не я консул, ты!
— А ты — пресса! Организатор, агитатор, вдохновитель и как там еще? Спроси с себя самого! Чего ты с советской власти спрашиваешь? Задай себе и другой вопрос, а потом сам, самостоятельно, без подсказки консула, ответь на него! Верю ли я, что мой соотечественник Севастьянов, русский человек, коррумпирован преступниками и намеревается сделаться перебежчиком? Прими на себя ответственность... И не лезь с этим ко мне... А то на донос как-то смахивает твоя забота...
Шемякин смолчал. Вскочил, забегал по мезонину. Вырвалось:
— А, черт!
— Обрати внимание, здесь учреждение, — сказал Дроздов равнодушно.
— Что же делать? Я как-то не подумал сразу, когда он делился планом в Сингапуре, что действительно ведь может ринуться в свару... Ведь погибнет же!
— Севастьянов, — сказал Дроздов медленно, взвешивая каждое слово, опасаясь сообщить больше того, чем хотел, —- действительно нуждается в сильной поддержке, но не здесь в Бангкоке или в Сингапуре... Он будет нуждаться в помощи в Москве, в своем управлении, где довольно скоро окажется снова. У них есть решение откомандировать его домой. Хотя севастьяновское начальство, я чувствую, не очень уверено в правильности такого шага... События могут пойти вразнос, и наш бухгалтер окажется в Москве настолько быстро, что не успеет обзавестись свидетельствами своей... своей... как бы тебе сказать...
— Скажи мне, дураку, сделай милость! Попытаюсь как- нибудь понять...
— Позитивной деятельности. Сформулируем так! И не ори на меня. Здесь, как пишут в романах о ЦРУ, вопросы задаем мы... А как помочь в Москве Севастьянову, не знаю, пока не знаю. Подумай и ты. Подумаем давай вместе...