Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Запомнила. Странно, что рядом государственный банк. Ведь у вас все государственное? Тебе пора, дорогой...
— Не будем оглядываться, — сказал он.
— Не будем.
Он попытался, стоя на механическом тротуаре, тащившем его к воротам, обозначенным в посадочном талоне, вызвать воспоминания о Голицыне, о женщине на Кронштадтском бульваре, о Песчаных улицах...
Память одрябла.
В самолете синие, зеленые и розовые чалмы раскачивались над спинками кресел. Даже дети выглядели миниатюрными копиями родителей, только без усов и клинообразных бородок. Женщин в черных платках отсадили, как в мечети, по другую сторону прохода, по которому бегали стюардессы, подсчитывая пассажиров.
Правоверные, объяснил сосед в полосатом халате, летели на встречу с единоверцами в Таиланд. «Ислам — путь жизни», — сверкала тисненая надпись на папке, лежавшей на его коленях.
... Когда он проснулся от касания шасси самолета посадочной полосы в Донмыонге, в иллюминаторе ярко, ослепляюще и радостно светило солнце. За аэродромным полем неторопливо перемещались фигурки с клюшками для гольфа, катил оранжевый мини-автомобильчик с сине—белым зонтом над холодильником с напитками.
На полторы тысячи километров ближе к Москве.
Три длинных и два коротких, три длинных и два коротких...
Позывные с пульта в швейцарской.
Хозяин самого большого в мире ресторана «Чокичай» — восемьсот официанток и заставленные столиками четыре квадратных километра настилов над болотом в пригороде Бангкока — машинально взглянул в зеркало. Вдел ноги в лакированные штиблеты, вздохнул и спросил в переговорное устройство, подававшее сигнал:
— Кто?
— Капитан Супичай, хозяин... С ним дипломат... Индекс номерного знака восемьдесят два... По списку министерства иностранных дел такие у русских, — сказал старший дежурный.
— Какие цифры дальше?
— Три ноля и один.
— Никакого внимания, если капитан не обратится с пожеланием. Ясно?
Три ноля и единица на плашках номерных знаков всех посольств означали автомобили резидентов. Если капитану хочется встретиться с одним из них, затерявшись среди трех тысяч четырехсот столиков знаменитого заведения, попавшего в Книгу рекордов Гиннесса, пусть затеряется. Если угодно получить огороженную зарослями и лианами особую веранду, изволит попросить... Он включил глаз видеокамеры на входе.
Метрдотель величаво сопровождал Супичая и русского, пересекая горбатый мостик над протокой, в которой толкались лоснящимися оливковыми спинами рыбы, выловленные в Меконге, на лаосской границе. Рыбы назывались «на- мпу» и более нигде в мире не водились. Помощники поваров вылавливали сачками тех, которые выбраны клиентами.
— Вам нравится место, господин Дроздов? — поинтересовался вежливо Супичай.
Он поглядывал на длинного русского консула, для чего приходилось задирать голову, ощущая, как на затылке волосы налезают на воротник. Устав и общепринятое правило предписывали высоко выстриженный затылок. Отпущенная или, по-военному говоря, запущенная прическа являлась данью занимаемой должности.
Хозяин «Чокичая» сделал известным ресторан одной фразой в газетной рекламе. Обещал летающих официанток. Девушки в матросках и голубых шортах, оранжевых и розовых чулках с якорьками по шву скользили между столиками на роликовых коньках, высоко вздымая подносы. Но все-таки не летали...
Поэтому капитан пошутил с метрдотелем:
— Что-то не летают, Ворапонг?
— Совершенно справедливо, господин капитан. Не летают. Исключительно временное явление. Мы приносим извинения, сэр...
Из уважения к капитанскому гостю говорили по-английски.
Они выбрали столику самых бамбуковых перил, за которыми открывался пустырь, заросший желтым ковылем и камышами с седыми метелками, волнами колышущимися под ветром. Иногда, распластав крылья, в волны бросались с раскрытыми клювами, похожими на плоскогубцы, крупные сороки. Оранжевое солнце, зажатое между набухавших туч, золотило подвешенные над столиками в деревянных гнездах разнокалиберные рюмки.
Официант по винам с хрустом свернул алюминиевую пробку с квадратной бутылки виски «Олд Парр».
Рассаживаясь, Супичай и Дроздов одновременно рассмеялись. Это становилось почти традицией встреч. На первой консул, не рассчитав собственного роста, зацепил головой полку с гнездами для рюмок в пивной «Мюнхен» и оказался засыпанным битым стеклом. Расколовшаяся посуда считалась у русских доброй приметой, и капитан не опасался задеть самолюбие Дроздова.
Тучи сомкнулись, оранжевый глаз солнца закрылся. Сервировка обрела естественный окрас. Голубой рисунок на фарфоровых пиалах углубился, загустел.
Супичай и Дроздов пригубили за встречу.
Креветки, лангусты, крабы, кальмары и морские черви с распаренной и разваренной зеленью, сладкую свинину и буйволятину, пропитанные специями, клейкий «лаосский» рис ели не торопясь, изредка обмениваясь короткими замечаниями и советами касательно блюд. Молчание не тяготило профессионалов. Не стоило приступать к серьезной беседе, забыв про остывающие яства.
По второму глотку сделали за наметившееся сотрудничество.
Лотосовый кисель принесли, когда они говорили о футбольном матче между университетскими командами. Посмеялись неудаче сборной дипломатического корпуса в игре против клуба бизнесменов. Первый секретарь уругвайского посольства закатил мяч в ворота собственной команды.
— Раз уж мы заговорили об успехах бизнесменов, — сказал Супичай и замолчал, свертывая салфетку с колен.
Дроздов ждал.
— Раз уж мы заговорили о них?
— В этом городе, господин Дроздов, несколько дней находился гражданин вашей страны Севастьянов. Насколько нам известно, он уехал в Сингапур. Кажется, он встречался с представителями «Индо-Австралийского банка» и «Бэнк оф Америка». Не помню точно с кем. Да это и не столь важно...
— Что же показалось вам важным, господин Супичай?
— Небольшая пустячная история, не подтвержденная пока доказательствами... История о связях некоторых держателей акций «Индо-Австралийского» с героиновым бизнесом. Бангкокское отделение банка подозревается в использовании в качествеСтиральной машины дляочистки грязных денег от этого бизнеса и переводаих в обычный финансовый оборот, то есть срастания с «голубыми», как мы говорим, деньгами.
— Итак, Севастьянов?
— Выявлена была слежка за ним в гостинице «Амбассадор». Затем стало известно, что его снимали телеобъективом в аэропорту перед вылетом в Сингапур. Кроме того...
Супичай поворошил на дне пиалы ложечкой остатки кисельной гущи. Он ждал проявления интереса к теме.
— Кроме того? — спросил Дроздов.
— Мне неприятно вторгаться в частную жизнь ваших сограждан... Однако пришлось, поскольку слежка велась и за его отношениями интимного свойства с русской леди, женой первого секретаря вашего посольства господина Немчины...
Капитан справился с записью на костяной пластинке, вставленной в его портмоне.
— Госпожой Клывды... Прошу извинить мое произношение.
— Имя произнесено безупречно, господин Супичай, — сказал Дроздов. - Клавдия... Кто же проводил слежку? Спецслужба третьей страны?
Капитан большим пальцем стер надпись на пластинке. Захлопнул портмоне.
— Не берусь утверждать, что именно так, господин Дроздов. Агентурное наблюдение велось известной в наших краях частной фирмой «Деловые советы и защита», предоставляющей платные услуги на основе соответствующих соглашений. При этом мне представляется, что здесь-то, как говорится, и стоит основная точка... Владелец «Деловых советов и защиты» является отцом директора бангкокского отделения «Индо-Австралийского банка», с которым господин Севастьянов имел деловой контакт.