— Нет, нет, вовсе нет. Увидишь, он такой… Правда… Я его обожаю… Прирожденный аристократ. Совсем не от мира сего. Словно с Луны свалился. Что-то среднее между Мсье Юло[299] и герцогом Виндзорским…
Записав дату обеда в своем ежедневнике, Шарль возвел очи горе.
Ох уж эти сестричкины увлечения…
Они созвонились в первых числах августа, как только разобрались с делами и пожелали приятного отпуска своим секретарям. У Клер был вечером поезд, собиралась на фестиваль соул-музыки в Черный Перигор.
— Подбросишь до вокзала?
— Вызовем такси, ты же знаешь, я без машины…
— Да, как раз хотела попросить тебя… Может, отвезешь меня на моей тачке, а потом оставишь ее себе, а то у меня абонемент на парковку кончился?
Шарль снова поднял глаза к небу. Ненавидел возиться с паркоматами на парижских стоянках. Ладно… Перегонит машину к родителям… Он их сто лет не видел…
— ОК.
— Адрес записал?
— Да.
— Ты в порядке? Что-то мне твой голос не нравится… Матильда вернулась?
Yes, she is,[300] но он ее еще не видел. Ее встретила Лоранс, и они сразу уехали в Биарриц.
Шарлю то ли случая удобного не представилось, то ли смелости не хватало, но своими семейными передрягами делится с сестрой он не стал.
— Я прощаюсь, у меня встреча, — ответил он.
* * *
Как точно она его описала: неуклюжий, поэтичный и расхлябанный, как месье Юло, но вместе с тем утонченный и с цветком в петлице, как HRH Edwarde.[301]
С распростертыми объятиями принял их в своем крохотном бистро, словно на крыльце Saint James's Palace, витиеватым комплиментом отметил новое платье Клер и, слегка заикаясь, пригласил их сесть за столик у окна.
— Что ты разглядываешь? — спросила она.
— Рисунки…
Клер опустила меню и проследила за его взглядом.
— Как ты думаешь, это мужчина или женщина?
— Ты о чем? Об этой спине?
— Нет. О руке, державшей сангвину…
— Не знаю. Спросим у него.
Тати Виндзорский безапелляционно налил им по бокалу красного и начал было комментировать «блюда дня», как вдруг из корридора донеслось сердитое:
— К телефону!
Извинился, отошел и взял протянутый ему мобильный.
Шарль с Клер увидели, как он покраснел, побледнел «и в смятенье тягостном затрепетал его дух»,[302] поднес руку ко лбу, выронил телефон, наклонился, уронил очки, кое-как нацепил их на нoc, бросился к выходу, сорвал с вешалки пиджак и хлопнул дверью, обрушив на пол эту самую вешалку вместе со скатертью, бутылкой, двумя приборами, стулом и подставкой для зонтов.
Тишина в зале. Все переглядываются в изумлении.
Град ругательств донесся из кухни. Появился повар, молодой парень, мрачный как туча, вытер руки о фартук и поднял с пола телефон.
Продолжая бурчать себе в бороду, положил трубку на барную стойку, наклонился, достал магнум шампанского[303] и принялся его неспешно откупоривать.
Пока мрак на его лице не озарило подобие улыбки…
— Ну что ж… — обратился он сразу ко всем, — похоже, мой партнер только что подарил миру наследника короны…
Пробка вылетела:
— Угощение от дядюшки… — добавил он.
Протянул бутылку Шарлю и попросил его налить остальным. Он сам очень занят.
Ушел с бокалом в руке, покачивая головой, словно все еще не мог прийти в себя — так разволновался…
Обернулся. Кивнул на блокнот, лежащий оставленный на стойке:
— Буду благодарен, если сами запишите свои заказы, оторвете листочек и передадите мне, — буркнул он. — Один экземпляр оставьте себе. Счет я тоже оставляю на вас…
Дверь затворилась, и из-за нее послышалось:
— И пишите большими буквами! Я неграмотный!
Раздался гогот.
Гомерический. Гастрономический.
— Черт возьми, Филу… Ну ты даешь!
Шарль повернулся к сестре:
— Ты права, местечко на редкость колоритное… Наполнил их бокалы и передал шампанское на соседний стол.
— Поверить не могу, — прошептала она, — я-то считала, что этот парень вообще бесполый…
— Вот! Все вы такие… Как только молодой человек мил, так сразу значит: кастрат.
— Ничего подобного, — присвистнула она.
Глотнула шампанского и добавила:
— Вот смотри. Ты… Милей тебя я никого и не встречала, и…
— И что?
— И ничего… Живешь с такой… роскошной женщиной…
— …
— Прости, — спохватилась она.
— Я случайно. Это все чепуха.
— Я ушел, Клер…
— Куда ушел?
— Из дома.
— Да нуууу??? — развеселилась она.
— Агааааа… — помрачнел он.
— Шампанского! Он не реагировал.
— Ты страдаешь?
— Пока нет.
— А Матильда?
— Не знаю… Говорит, хочет жить со мной…
— И где ты теперь живешь?
— Рядом с улицей Кармелитов…
— Ничего удивительного…
— Что я ушел?
— Да, нет. Что Матильда хочет жить с тобой…
— Почему?
— Потому что подростки любят великодушных людей. Это потом они черствеют, а в этом возрасте им все еще нужно участие… Ну и ну, а как же твоя работа?
— Не знаю… Наверное, придется что-то менять…
— Жизнь тебе придется менять, вот что…
— Тем лучше. Я так от нее, прежней, устал… Думал, это из-за разницы во времени, но оказалось, нет, дело не в том, просто… да ты сама только что сказала… не хватает участия…
— Я в шоке… И как давно?
— С месяц.
— То есть после встречи с Алексисом? Шарль улыбнулся. Ее не проведешь…
— Ну да…
Клер дождалась, когда Шарль отгородиться от нее винной картой, и тихонько высказалась:
— Спасибо Анук!
Он не ответил. По—прежнему улыбался.
— Э, приятель… — продолжала она, глядя на него исподлобья, — да ты кого-то встретил…
— Нет…
— Врешь. Весь вон порозовел.
— Это из-за шампанского…
— А, вот оно что! Шампанское… светлое, так она блондинка?
— Янтарного цвета…
— Так, ладно… Погоди… Давай сделаем заказ, пока этот неандерталец на нас не накинулся, ну и… — она посмотрела на часы, — у меня в запасе три часа, чтобы тебя расколоть… Ты что будешь? Фирменное блюдо — «телячьи нежности»? Или «сердце в пикантном соусе»? Шарль искал очки.
— Где ты это нашла?
— Да вот, напротив сидит, — забавлялась она.
— Клер?
— Ммм?
— Как они себя ведут, те, что противостоят тебе в суде?
— Хнычат… Ладно, я выбрала. Так кто она?
— Не знаю.
— Вот черт! Не мучай меня…
— Слушай, все я тебе сейчас расскажу, а уж ты, раз такая умная, мне и объяснишь, что к чему…
— Она что, мутантка?
Он отрицательно покачал головой.
— Ну и что в ней такого особенного?
— Лама.
— ?!?
— Лама, три тысячи квадратных метров крытых помещений, река, пятеро детей, десять кошек, шесть собак, три лошади, осел, куры, утки, коза, тучи ласточек, шрамы, перстень, хлысты, мобильное кладбище, четыре печки, бензопила, конусная дробилка, конюшня XVIII века, сложена так, что закачаешься, говорит на двух языках, сотни розовых кустов и потрясающий пейзаж.
— И что все это значит? — она вытаращила глаза.
— Хм! Я смотрю, от тебя толку, как от козла молока…
— Как ее зовут?
— Кейт.
Шарль отнес заказ, положив его перед пещерой неандеральца.
— А она… красивая?
— Я же тебе сказал…
***
И Шарль выложил все.
Могила с видом на помойку, граффити на надгробии, Сильви, жгут, голубь, несчастный случай на бульваре Пор-Рояль, опустошенный взгляд Алексиса, его жалкое существование без музыки и вдохновенья в качестве замещающей терапии, тени у костра, наследие Анук, «Бей, не жалей», цвет неба, голос капитана полиции, зимы в Ле Веспери, затылок Кейт, ее лицо, руки, смех, обветренные губы, которые она постоянно покусывала, их тени, Нью-Йорк, последняя фраза короткого романа Томаса Гарди, его матрас на полу, сплошные занозы и печенья, которые он пересчитывает каждый вечер.
Клер не притронулась к своей тарелке.
— У тебя все остынет, — предупредил он.
— Угу. Если ты и дальше будешь, как дурак, пересчитывать свои печенья, все точно остынет…
— И что же мне, по-твоему, делать?
— Ты же прораб.
— Да, но ты не видела эту стройку…
Она осушила бокал, напомнила, что это она его пригласила, посмотрела написанные мелом на доске цены «блюд дня» и оставила деньги на столе:
— Нам пора…
— Уже?
— Мне еще надо купить билет…
— Почему ты выбрала такую дорогу? — спросил он.
— Везу тебя к тебе домой.
— А как же машина?
—Я неуспокоюсь, пока ты не кинешь на заднее сиденье дорожную сумку и свои блокноты…
— То есть?
— Ты стареешь, Шарль. Действовать надо, действовать. Ты не можешь вести себя с ней как с Анук… Годы, понимаешь, уже не те…