Я знаю, что Корнея Ивановича Вы гораздо меньше знали и любили, чем С. Я., и меньше от него получили — однако Вы все-таки любили его, значит, и в изображении слабостей не можете его (меня) оскорбить. Кроме того, ведь «заказываю» не я, а редакторы-составители; так что аналогия с Фисом или Ек. Ив. не параллельна.
Кроме того, скажу Вам так: если художнически и человечески Вас не тянет писать о К. И. — самому нет охоты — то я беру назад свою просьбу. Мне — и нам всем — было бы радостно получить воспоминания Пантелеева. Но Пантелеев свободен.
Что касается истории с Вашими воспоминаниями об С. Я., то я наблюдала вблизи, как бешено против напечатания их в сборнике «Советского Писателя» боролся Фис. Всеми средствами; я вразумляла его по телефону — тщетно; наконец в своей рецензии на представленный сборник Вера Васильевна решительно написала, что без Ваших воспоминаний сборник немыслим, что они — лучшие.
Роль Паперного в этом деле мне неведома. Я ведь его знаю весьма поверхностно; не знаю, хорош ли он — но очарователен (чем-то похож на Шварца, на Ираклия). Когда за столом в разговоре о сборнике воспоминаний, посвященных К. И., было названо Ваше имя — он встретил его с оптимизмом. Вероятно, против Фиса он не мог — хватка не та. Он мягок.
315. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву
16/VI 70, Пиво-Воды.
Дорогой Алексей Иванович.
Мои внучатые племянники очень милы. Старшая — Маринка — отчаянная хитрюга (4 года), младший — Митяй (1 ½) — простодушен и светел. Ко всем идет, всему радуется. Но я как-то больше привязана к девочке: и потому, что она девочка (!) и потому, что она помнит «п’адеда»: и где он сидел за столом и во что с ней играл у себя наверху и что ей рисовал. Наверное, потом забудет, но пока помнит.
28-го тут должен состояться Костер «Здравствуй, лето!» — К. И. просил устраивать такие праздники для детей и без него. Председатель Кассиль, а настоящий устроитель пресвятой Вл.[457] Должна быть Рина Зеленая, фокусник, жонглер; а из литераторов — Берестов, Паперный, Мошковская, Заходер.
Очень боюсь, как бы Лев Абрамович[458] не притащил своих Поляновских и Яковлевых.
Вообще этого дня боюсь.
Обыкновенно я на этих Кострах не бывала, но на этот раз решила непременно явиться и сесть в первый ряд… Разумеется, если буду чувствовать себя здоровой.
Много забот доставляет библиотека. Там работают равнодушные, вялые люди. Библиотеку К. И. подарил государству, но фактически на ¾ содержал сам; сейчас она государственная и мы никаких прав вмешиваться не имеем — мы имеем право только дарить. Вот и дарим: то ковер, то проигрыватель, то игрушки, то книги, но для служащих это всего лишь морока. Больно видеть, что не посажены цветы, ковры пылятся, книги в беспорядке.
Вы, между прочим, не забывайте библиотеку своими книгами. Шлите мне, я передам. Если бы Вы знали, с какой радостью и благодарностью, даже умилением, пишет К. И. о том ящике игрушек, который Вы прислали когда-то.
316. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву
11/VII 70, Пиво-Воды.
Дорогой Алексей Иванович.
Вы спрашиваете, кому писал К. И. с благодарностью и умилением о присланных Вами игрушках?
Самому себе…
Процитировать точно я сейчас не имею возможности, но приблизительно текст такой:
Дата:
«На днях был у меня Пантелеев. Я водил его в свою детскую библиотеку. Он ходил со мною мрачный, хмурый, и я чувствовал себя как оплеванный. И вдруг получаю 2 ящика чудесных игрушек. Какой прекрасный, благородный человек».
За слова не ручаюсь, но эмоциональный накал — таков. И все интонации такие.
Вы спрашиваете также, что именно случилось в 46 году. Полной библиографии плевков у меня еще нету, но пока могу сообщить следующее:
1) П. Юдин. «Пошлая и вредная стряпня К. Чуковского» — 1 марта 44 г., «Правда». (О сказке «Одолеем Бармалея».)
2) Е. Ватова. «Пошлятина под флагом детской литературы» — «Культура и жизнь», 10 декабря 46 г. (О «Собачьем царстве».)
3) Э. Яновская. «О некоторых сказках Корнея Чуковского» — «Советская Педагогика», 1947, № 5[459].
Про нашу квартиру на Кирочной.
Официальный адрес: Кирочная 7, кв. 6. Дом выходит на Кирочную и в два переулка: Церковный и Манежный. Ворота во двор, куда Вы, вероятно, и входили, — в Церковном. Парадное (почти всегда закрытое) — в Манежном.
Церковный пер. одно время был переименован в ул. Радищева — теперь не знаю как. (К. И. острил, что когда-нибудь этот переулок будет именоваться Пятичуковским…[460]). Балкон висит на углу Церковного и Манежного — в метрах 10 от дивной ограды дивного собора, построенного Стасовым.
В квартире родителей я жила вместе с ними все время; и когда вышла замуж, и когда родила Люшу. У нас с Цезарем было сначала 3 комнаты, потом 2, совершенно отдельные. В марте или апреле 35 г. я взяла Люшу и ушла от Цезаря — «в никуда»; сначала жила у Александры Иосифовны — мы втроем в ее комнате; потом, по совершенно особому случаю, в 35 г. обрела отдельную двухкомнатную квартиру на Литейном, против Фурштадтской, где и жила с Люшей и няней Идой. Оттуда — этак месяцев через 8? — не помню! переехала к Пяти Углам, обменяв свою двухкомнатную квартиру с прибавкой дивной Митиной комнаты (он жил на ул. Скороходова, рядом с Вами) на отдельную трехкомнатную. (Цезарю же К. И. выхлопотал постепенно комнату на Бассейной).
_____________________
Смерть Кассиля… Он умер мгновенно, от разрыва аорты, как мой брат. Года два назад у него был легкий парез, от которого он вполне оправился. Люшенька была у него по делам К. И. почти накануне — он был деятелен, бодр, расположен. (Теперь все дела остановились: камень для памятника, издания к 90-летию, мемуарные доски, хлопоты о музее и пр. и т. п., и т. д.)
Я знала Льва Абрамовича довольно хорошо — мы года 3 вместе работали в Бюро Секции. Кроме того, он наш сосед — рядом Катаев, следующая дача Кассиль. Он бывал у К. И. и очень его любил. К. И. дружил с его детьми, с его женой, дочкой Собинова, которую знал трехлетней и хорошо относился к Л. А. — тот ему помогал на Костре и пр.
Я его представляю себе ясно, хотя последние 10 лет почти не общалась с ним. От природы он человек добрый, даже деятельно-добрый и талантливый — главным образом талантом журналиста. При этом трусоват и не высокого вкуса. Однажды в Союзе Игн. Игн.[461] делал доклад о повестях и сильно обругал «Васька Трубачева»[462]. Я — в прениях — тоже. Кое-кто защищал. Лев Абрамович был председателем и поддерживал Игн. Игн. и меня. Потом взяла слово m-me Дубровина и объявила точку зрения Игн. Игн. и мою — вылазкой, идеологической диверсией и пр., а «Трубачка» — золотым фондом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});