_____________________
Получили ли Вы пакет с фотографиями — К. И. и Ваня, я и Ваня и т. д. — и образчики заборной литературы? Неправда ли, К. И. и Ваня удивительно живые?
Я бываю в Переделкине почти постоянно 2 раза в неделю. Это необходимо — и мучительно — и в то же время физически лечебно. Я научилась там довольно далеко ходить (если по ровному месту). Зима нынче удивительная — снегу! снегу! и деревья и даже заборы — прекрасны.
Надгробье для К. И. и М. Б. в макете уже готово; очень удачное. Сейчас надо приступать к архитектурному осуществлению, чтобы весною привести могилу в порядок. Пока там снег и крест, заметенный снегом холм.
Первое заседание Комиссии — председатель Лев Кассиль — состоится 3 марта. Вопросов множество: ходатайство о музее, увековечении памяти, издания и пр. Меня не включили. Скажу Вам правду: эта линия Союза, очень отчетливая, подчеркивать, что я не имею к К. И. никакого отношения, доставляет мне живую боль; и еще сильнейшую — то, что даже ближайшие друзья к этой демонстрации остались вполне равнодушны. «Меня не включили в Комиссию», — говорю я. «А-а-а! Но ведь от семьи кто-нибудь есть? Люша? Чудесно!»
— Да, чудесно.
Люшу К. И. очень любил, Люша сейчас совершает для него трудовые подвиги; но, тем не менее, это предстоящее объявление в газете списка имен, среди которых не будет моего — я воспринимаю как пощечину. (И Вашего, и Володиного не будет…) Я все время со стороны Союза ожидала всяких местей и была к ним готова, но месть на могиле — к этому я оказалась не готова совсем. И даже от Кассиля я не ожидала, что он согласится на это.
Герцен называл их: «люди-слизняки», «люди-трава»… Вряд ли Лев Абрамович рисковал бы чем-нибудь, если бы не согласился на подобную мерзость.
_____________________
У меня к Вам просьба. Я собираю письма К. И. Не пожелаете ли Вы подарить мне копии писем? Если согласитесь, то подумаем практически, как это сделать. Можно по-всякому.
1) Вы сами даете их машинистке и посылаете мне машинопись. (Сверив.)
2) Вы посылаете мне оригиналы, с тем, что я, сфотографировав их, возвращаю Вам.
Подумайте!
Приобрели ли Вы нового Лорку, составленного Гелескулом — это чудо, что такое[441].
Читали ли статью Лакшина в № 12 «Нового Мира»?[442]
Что и как в «Новом Мире» — ни в сказке сказать, ни уж, во всяком случае, пером описать[443].
А статья Грибачева?[444] Она очень насмешила и порадовала меня: ведь в самом деле А. И. и жив, и здоров, и даже квартиры не лишен. Мне кажется, это в своем роде расписка, что и дальше так будет. Ну и слава Богу. А что исключили его пять + 27 (или 30! [человек]) и закрывали «Новый Мир» пятеро (даже Суркова и Симонова на это заседание не пустили!) — это уж сущие пустяки. И только подтверждает демократизм. К чему тут 800 человек, как было, когда исключали Б. Л.[445] Ведь время-то другое — не столь молчаливое. Больше одного не собирайся. И демократично и тихо.
Будьте здоровы.
310. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву
2/II [III] 70.[446]
Дорогой Алексей Иванович.
Посылочкой я называла те фотографии Корнея Ивановича, которые должны были быть переданы Вам. Они переданы, и предыдущие получены — значит, все хорошо.
Мне особенно дорога фотография К. И. и Вани — там К. И. совершенно живой.
Что Вы здороваетесь с Кр.[447] — в этом, мне кажется, беды нет. Он причинил в свое время больше зла, гораздо, чем наш почтенный лингвист[448], но он и перенес очень много и он просил прощения у всех нас (через Александру Иосифовну, у которой был). Человек он, вероятно, ничтожный, но он все-таки что-то понял, о чем-то горячо пожалел. Кроме того, ведь он малоинтеллигентен — с него и спросу меньше. Он верил в свою ложь, когда писал ее, а почтенный лингвист отлично знал, что лжет, и понимал, в какой момент и для чего лжет. При этом он образован и далеко не глуп. При этом вот что меня поражает: ему, как Вию, XX Съезд поднял веки и все объяснил печатными буквами — он и после этого не счел нужным признать свою «ошибку», найти слово для С. Я. или Т. Г. или кого-либо из нас.
Когда Тусенька снова должна была прийти работать в издательство, я ей рассказала про всех и про все и спросила: как же она будет общаться, здороваться со всей швалью. Она ответила, что со всеми будет (у них были необходимости, они не смели поступить иначе), а с одним только лингвистом не будет (я ей показала статейку), потому что он — очень далекий от «Костра» и пр. человек — вовсе не был вынужден так поступить, а прибежал петушком, добровольно.
И, в самом деле, публично, при большом стечении народа, не подала ему руки. Спрятала свою за спину и громко сказала:
— Не могу!
Он потом объяснял моей племяннице (мой брат[449] дружил с ним на фронте), что все «маршакиды на него дуются, потому что когда их выгнали из „Костра“ — он пришел на их место».
Пошлый лгун.
311. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской
Комарово. 5.3.70.
Дорогая Лидочка! Получил Ваше письмо от 21.2.70. Я возмущен, огорчен, очень хорошо понимаю нелепость, оскорбительность, противоестественность того, что случилось[450]. И все-таки прошу Вас помнить, КТО это сделал, КТО не включил Вас, КТО Вас пытался оскорбить.
И еще одно нельзя забывать, что созданная комиссия — это все-таки орган правления Союза Писателей. Оное правление создает этот орган по образу и подобию своему, иначе не может. По традиции, нарушить которую даже они не решились, включен один «от семьи». Станьте на их место. Кого выбрать? Был бы жив Николай Корнеевич — выбрали бы, конечно, его, а не Люшу…
О письмах К. И. — позже.
Впрочем, коротко скажу сейчас. Я не дал письма Самуила Яковлевича Элику для собрания сочинений Маршака. Объясняли это, я знаю, моим недостаточно хорошим отношением к Элику. Нет, Элик и мое отношение к нему тут ни при чем. Просто я вижу в этом — в обнародовании ВСЕХ писем при жизни одного из корреспондентов — какое-то, что ли, оголение, обнажение… Уже одно то, что Элик сидит и читает МОИ письма к С. Я., мне неприятно.
Надеюсь, мне не нужно говорить, что ВЫ для меня — не Элик. И все-таки…
Хочу думать, что мои невнятные объяснения не обидят Вас.
312. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву
23/IV 70.
Дорогой Алексей Иванович.
Теперь, милый друг, у меня к Вам просьба.
З. Паперный, Люша и Клара — составители сборника воспоминаний о К. И. для «Сов. Писателя». От имени этих составителей я почтительно прошу Вас написать воспоминания о К. И. Срок сдачи — конец 70 года. (Потому что гоним к 90-летию, к 1972 г.) Размер — не более 1 листа; но для Вас, разумеется, сколько Вам будет угодно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});