За ремонт рессор в автобате взяли «по божески» – две бутылки местной водки «Архи».
Были у меня и еще аналогичные по результатам попытки «укротить железного коня», после которых я согласился с классиком советской литературы: «Рожденный ползать летает плохо» и навсегда оставил намерение сидеть в автомобиле за баранкой.
А вот Сережа был истинным шофером «от Бога». Он и по призванию, и по образованию был автомобилистом. И даже когда после нескольких часов пути я, борясь с желанием «отключиться» и поддерживая его бодрствование пустой болтовней, задавал какой-нибудь дикий вопрос типа: «А как работает иммобилайзер?» (это слово я услышал из разговора Сережи с каким-то водителем на автозаправке), он внятно и монотонно отвечал: «Поступление топлива блокируется с помощью кодированного стартового устройства и клапана топливного насоса. Стартер также блокируется. А что?».
После этого мне ничего не оставалось делать, как протянуть «с пониманием»: «Ах, вот оно в чем дело!.. Да ничего, просто я запамятовал код…» и задать следующий вопрос уже из какой-то иной области, не связанной с автомобилизмом: «Сережа, а вы картошку с грибами любите?».
Проблема питания в эту неделю доставила нам некоторые хлопоты. Закусочных «Фаст фуд» попадалось совсем немного (а за пределами областных центров их не было вовсе), а ассортимент всех этих грязных, как правило, еще с «совковых времен» придорожных «кафе», включавший в большинстве своем самопальные котлеты и костлявую жареную рыбу, ни энтузиазма, ни аппетита не вызывал.
Как и положено в таких ситуациях, мы, ностальгически скуля о недоступных сосисочных лернейских гидрах буфетчицы Эммочки, обходились в основном копчеными «ножками Буша» и баночными паштетами с хлебом, сдабривая все это свежими помидорами и огурцами и запивая «Кока-колой». Но и, разумеется, устраивали себе «праздники чревоугодия» в изредка попадавшихся действительно новых частных ресторанчиках, которые демонстрировали зарождение «среднего класса» и в руссийской глубинке.
Ночевки бывали разные – от вполне комфортабельной в Рязани, до «чисто походных» – в салоне нашей шведки. Запомнилась ночевка в Царицыне.
Прежде всего, царицынские степи оказались действительно унылыми и серыми, украшенными только красивыми издалека волнами колышимого ветром ковыля, напоминающими настоящее море, да прежде невиданные мною ветряки. То, что это действительно может быть подспорьем в энергетике, я узнал от академика Алфинзбурга.
Он как-то на одном из своих семинаров, на которые я ходил ещё до начала работы у Ефима Семеновича, рассказывал о своей поездке в Голландию, где уже тогда ветряки серьезно работали на экономику страны. Помнится, что на том самом семинаре Алфинзбург прошёлся и по поводу знаменитого в те времена письма Нины Андреевой («Собака лает – караван идет…») и, пойманный мною в перерыве буквально за пуговицу, признался: «Не верю я в теорию Эверетта!».
В сам Царицын мы приехали поздно вечером и в гостиницах мест не было. Удивительно, но Царицын как-то ухитрился переместиться из «социализма» в «капитализм», сохранив этот типично советский дефицит гостиничных мест. В шикарном «Интуристите» швейцар – в ливрее и с галунами – сжалился над нами и «шепнул верный адресок» – гостиница «Цирк».
К «Цирку» мы подъехали где-то в начале второго душной южной ночи. Стояла гостиница среди темноты то ли «частного сектора», столь многочисленного в Царицыне, то ли в районе глухого сквера. Сережа остался в машине, а я отправился «брать места».
В полутемном холле за столом дежурной сидела миловидная девушка и читала книжку. Когда я открыл стеклянную дверь, заскрипевшую своими металлическими штырями крепления, она подняла на меня удивленный взгляд, и спросила:
– Вам чего?
Вопрос ее свидетельствовал о том, что сюда, вероятно, заходили по разным надобностям. Иначе было непонятно, зачем дежурная администратор гостиницы интересовалась моими потребностями? То, что среди ночи я хотел спать и для этого готов заплатить за номер, было очевидно. Я, однако, удовлетворил ее любопытство, ответив:
– В гости к вам приехал! С хорошим приятелем. Нам бы номер на двоих…
Судя по первому впечатлению, я был готов ко всему – даже к варианту, когда нам предложили бы одноместный номер с односпальной кроватью. Имел я опыт подобного рода, когда однажды мы с Александром Еремеевичем отдыхали таким образом где-то под Великими Луками…
Тогда, кроме «сиротской кровати» в номере был только грубый, но прочный табурет ручной работы, «пионерский» письменный столик с пластмассовой коробкой радиотранслятора и старый гардероб с отчаянно скрипучими дверцами.
Общение с такими гардеробами требует известного навыка, о котором я как раз недавно прочел у О’Ванкоба: «В первый раз их открываешь с особенной осмотрительностью, очень медленно, в пустой надежде приглушить раздирающий скрежет, нарастающий стон, который их дверцы испускают на середине пути. Вскоре, впрочем, понимаешь, что если открывать или закрывать дверцу проворно, одним решительным рывком, беря проклятые петли врасплох, то наградой тебе служит победная тишина». Именно так я и делал.
Но зато какой роскошный вид открывался из окна – раскидистый дуб над живописной рекой! И со спальными местами нашли выход – притащили из холла диванчик…
Но здесь, кажется, и такого комфорта ожидать не приходилось. Дежурная оценивающе посмотрела на меня и спросила:
– А удостоверение члена творческого союза и командировочное удостоверение к нам у вас есть?
Я много езжу по командировкам, но, «покатавшись» по Руссии уже стал забывать об этих приметах «позднего социализма». Улыбнувшись, я сказал:
– Нет, таких бумаг у меня нет, а есть шоколадка лично для вас и деньги на оплату номера за сутки. Может быть, этого хватит для того, чтобы переночевать остаток ночи, ведь утром мы уедем?
Оказалось, что «не достаточно», и милая девушка двинулась на меня, явно вытесняя из холла к выходной двери. Когда я оказался на улице, она проволокой стала скручивать внутренние ручки, чтобы я не смог вернуться, и говорила мне при этом осуждающим тоном:
– И зачем вы сюда приехали ночью?.. Вас же здесь ограбят обязательно!
После этих слов она закрутила остатки медной проволоки в белой полиэтиленовой изоляции и отправилась дочитывать свою книжку.
Ночевали мы в машине…
Но, конечно, особенно запомнилась ночевка под Воронежем на обратном пути. Думаю, что если бы не мое эвереттическое понимание вечности, можно было бы сказать, что обстоятельства этой ночевки запомнились «на всю оставшуюся жизнь».
Случилось это в тот момент, когда я, борясь с приступом дремоты, придумывал какой-нибудь новый вопрос для Сережи, а он, несмотря на свою молодость и преданность автоспорту, все-таки «вырубился» на шестом часу непрерывной езды по уже темной ночной трассе. И спасло нас только то, что шоссе было абсолютно пустым, а стожок на противоположной стороне трассы – большим, но мягким. «Стог принимает на закате» нашу шведку в свои объятия жёстко, по-мужски, оставляя на капоте следы короткой борьбы, но и нежно – обошлось без «членовредительства»…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});