Он все крутил кольца, рассказывая о своей жизни. О том, чтó его так… переломало. Не меньше, чем меня.
— Мы с Беном изготовили фальшивую печать, дефект которой мог заметить только настоящий Скотт. И я отдал ее в обмен на жизнь отца. Но когда я хотел выстрелить в того единственного человека, которого желал видеть мертвым, отец помешал мне, — скривившись, признался Эшер.
Он встал, подошел к журнальному столику, взял стакан и налил себе виски. Затем с пустым взглядом повернулся ко мне:
— Он отпустил отца. Тот кинулся ко мне… Я до сих пор помню этот грохот и его тело, рухнувшее ко мне на руки. Его кровь на моей рубашке, на моих руках. Он подло выстрелил в отца, хотя и получил то, что хотел.
Я ахнула. Он с гримасой допил виски.
— Изобел совершила такое, что отпечаталось у всех в памяти и что сеть никогда не забудет: убийство главы, Роберта Скотта. Моего отца.
Я была в шоке. Я знала, что она дрянь, и подозревала, что она сделала что-то ужасное, но не настолько же.
Она тоже виновна в убийстве отца Эшера.
— Вот, теперь ты все знаешь. Можешь задавать вопросы.
— А как повела себя твоя мать?
Не ответив, он отошел к окну.
— Я задала вопрос.
— Я сказал, что ты можешь задавать вопросы, но не обещал, что на них отвечу.
Я разочарованно вздохнула. Он выдал победную улыбку и вышел из комнаты, ничего не добавив.
Оставшись одна, я мысленно перебрала всю эту историю. Его историю.
И поняла, почему он нарастил панцирь. Это был его способ не привязываться. Выстроить барьер. Его настороженное отношение к невольницам, ко мне — все теперь стало понятным.
После нескольких месяцев, проведенных рядом, он наконец-то открылся мне. И только что помог собрать головоломку своей личности. Эшер Скотт не злой человек, Киара сказала правду, он не всегда был таким.
Но он позволил перемолоть себя событиям, оставившим на нем неизгладимые отметины, и эти события превратили его в бесчувственного, жестокого типа, который не доверяет никому, кроме членов своей группы. И то…
Он озлобился, стал холодным, а главное — бесчувственным. Хотела бы я встретиться с прежним Эшером Скоттом. С тем, у которого был отец; с тем, кого впереди ждала полная успехов жизнь внутри сети, чей статус был незыблем во всех уголках страны. Но сумела бы я найти общий язык с тогдашним Эшером, как нашла с теперешним? Не знаю.
Однако я была счастлива наконец-то открыть для себя настоящего Эшера. Под ледяной неуязвимой маской скрывался сломленный человек. Наши души были так схожи, наши осколки человечности дополняли друг друга, и я теперь понимала его так же, как понимала себя.
И иногда у меня возникало ощущение, что он питал те же чувства ко мне.
Я ошибалась на его счет: Эшер Скотт не был плохим, просто его разбили вдребезги.
— Как выясняется, наш психопат не настоящий, — обратилась я к псу, который спокойно спал рядом, уложив голову мне на бедро. — Хотя это именование подходит ему как нельзя лучше.
Дверь снова отворилась, впуская предмет нашей беседы с зубной щеткой во рту. Он подошел к прикроватному столику, где лежал его телефон, что-то набрал на экране, блокировал, бросил на кровать и снова вышел, не сказав ни слова.
Я услышала смех за стеной. На миг показалось, что этот театр одного актера смотрят призраки. Но это всего лишь Эбби с Райаном пересмеивались в моей комнате.
— Ты взяла телефон? — спросил мой хозяин, вернувшись.
Я кивнула и тоже пошла чистить зубы. Дверь в мою спальню была широко распахнута. В зеркале ванной комнаты я увидела отражение целующейся парочки. Они выглядели такими влюбленными, такими счастливыми. Чувство, которого я никогда не знала. Оно казалось прекрасным.
Но благодаря Скоттам я поняла, что любовь может быть столь же прекрасной, сколь и разрушительной. Этого не показывают в фильмах, где все хорошо, что хорошо кончается. Для кого-то любовь — заряженный пистолет, который доверчиво вручают любимому в надежде, что в тебя он стрелять не будет. Для других это бесценное сокровище, которое делает их живыми и человечными.
В Эшера пистолет выстрелил, а Эбби досталась любовь в чистом и незапятнанном виде.
Вернувшись в комнату психопата, я увидела его в постели — он, как обычно, что-то набирал в телефоне. Я обошла матрас, чтобы улечься со своей стороны. Кровать была огромной, в ней и четверо поместились бы без проблем.
— Почему ты не вылезаешь из телефона? — спросила я.
— Надо распределить задания, все распланировать, ответить на дурацкие сообщения Бена.
Я улыбнулась. Интересно было бы узнать, что посылает ему Бен.
— Посмотри, вот пример дурацкого послания от Бена, — сказал он, словно прочтя мои мысли.
Я расхохоталась, когда увидела «Тук-тук!» и ответ Эшера: «Нет».
Он ткнул пальцем в окошко сообщения Бена, где уже значился следующий текст:
> ТУК-ТУК! Ну пжл. Мне скучно.
Я снова рассмеялась. Бесспорно, Бен — самый забавный в группе. Психопат снова встал с кровати, быстро снял майку и бросил ее в дальний угол.
Когда он взялся за штаны, я взвыла:
— Нет!
— Что? — спросил он, бросив на меня непонимающий взгляд.
— Ты… ты мог бы спать и в штанах!
— Если тебе что-то не нравится, ты знаешь, где выход, — усталым тоном бросил он, стягивая свои треники и оставшись в одних черных спортивных трусах.
Я повернулась спиной, чтобы не смотреть на его весьма скудно прикрытое, зато очень мускулистое тело.
— Ты смеешь отворачиваться от тела мечты? — воскликнул он наигранно оскорбленным тоном и залез в постель.
— Ты слишком высокого о себе мнения!
— Имею право! Да ты посмотри на меня, — заявил он, тыча пальцем в свое лицо, а потом в свой скульптурный торс.
Я закатила глаза: передо мной был самый тщеславный человек на свете.
— Не завидуй, — засмеялся он. — В каждой паре, даже фиктивной, необходимо соблюдать равновесие.
Что? Он что, намекает на…
— И с тобой я это равновесие соблюдаю, учитывая, что… ты не так красива, как я, — заключил он театральным тоном.
Я шлепнула его по руке и нахмурилась, но хитрая улыбка и огонек в глазах дали мне понять, что на этом он останавливаться не собирается.
Что ж, поиграем.
— Зато мое имя переводится как «богиня».
— Да неужели. Ты, конечно, ангел, но до богини тебе далеко.
Я возмущенно раскрыла рот, он посмотрел на мои губы, облизываясь, и я автоматически прикрыла их рукой.
— Знаешь, — начал он, закидывая руки за голову, — ты первая женщина, которую я привожу в