расстраивать.
Он поворачивается ко мне, его тусклые глаза горят раздражением.
— Действительно? Или ты просто говоришь это, чтобы я тебя отпустил?
Я, ссутулившись, отвечаю:
— Мне жаль. Думаю, это из-за хлороформа. В моей голове была неразбериха, я не понимала, что происходит.
Он ворчит, поворачиваясь обратно к плите.
Я облизываю губы.
— Я была… дезориентирована. Но я действительно помню тебя.
Он фыркает.
— Да ну? Где мы встретились?
— Я не помню место. Помню только… — я борюсь с сильным рвотным позывом, — э-э, красивого мужчину с добрыми глазами, поднимающего мою сумочку.
Он ничего не говорит, вонзая разделочную вилку в курицу.
Я пробую зайти с другой стороны.
— Когда я проснулась здесь в первый раз, я подумала, что ты хочешь причинить мне боль. Я привыкла, что мужчины пытаются воспользоваться мной.
Он с интересом дергается, но не поднимает глаз, отделяя мясо от кости.
— Но… — Я с трудом сглатываю. — Но теперь я вижу, что ты не такой, как другие парни. Ты хочешь заботиться обо мне.
— А что насчет того мужчины? — спрашивает он, накладывая на тарелку курицу. — Телохранителя?
— Какого?
— Я видел, как ты целовалась с ним. Это было во всех журналах. Я хотел оправдать тебя. Я подумал, может быть, он работает под прикрытием в качестве твоего спутника. Может быть, студия заставила тебя попозировать для фото. Знаю, что такое происходит в индустрии постоянно. Но теперь… — Его губы сжимаются. — Я не знаю, верю ли в это теперь.
Он, должно быть, говорит о Мэтте. Я сглатываю, мой мозг работает так быстро, что я едва могу собраться с мыслями. Что этот мужчина хочет услышать?
— Он заставил меня, — шепчу я срывающимся голосом. — Он… намного больше меня.
То что нужно. Его плечи расслабляются. Он со звоном бросает нож в раковину и бросается ко мне, опускаясь на колени рядом со мной.
— Я так и знал. Ох, милая, — напевает он. Я закрываю глаза, позволяя настоящим слезам скатиться по щекам, и он издает тихий звук. — Ох, всё в порядке, дорогуша. Теперь ты в безопасности. Он больше не сможет к тебе прикоснуться. Я обещаю, что буду беречь тебя. — Он вытирает слезы с моей кожи. — Ты идеальная, идеальная девушка. Конечно, он заставил тебя. Мне так жаль, что я осмелился подумать иначе. Боже, я такой идиот, — хлопает он себя по лбу.
— Спасибо, — шепчу я. — За то, что поверил мне.
Он делает глубокий вдох.
— Я убью его.
Я качаю головой.
— Нет. Не причиняй ему вред. Н-не мог бы ты позвонить в полицию? Я была слишком напугана, чтобы сделать это самой. Я хочу заявить на него.
Он обхватывает мою щеку, его горячее, кисловатое дыхание обдает мое лицо.
— Мне жаль, но я не могу, ангел. Тогда полиция попросит приехать сюда и поговорить с тобой лично. А я пока недостаточно доверяю тебе для этого. — Он постукивает пальцем по кончику моего носа, как будто я маленькая девочка. У меня сводит живот. — Вероятно, они в любом случае будут меня искать. Из-за бомб. Мне нужно на некоторое время залечь на дно. — Он улыбается. — Мы сможем провести некоторое время вместе, только я и ты. Это то, чего ты хочешь, так ведь?
Я не могу говорить, поэтому просто киваю. Он сияет.
— Ну же, ангел. — Он встает и обнимает меня за талию, помогая подняться. Я стараюсь не дрожать под его руками, пока он ведет меня к маленькому обеденному столу. Он отодвигает мне стул, и я медленно сажусь, оглядывая стол. Я будто очутилась в дурацком любовном романе: клетчатая скатерть, салфетки в виде лебедей, одинокая роза в вазе. Столовые приборы отражают свет чайной свечи[70] на батарейках.
X подходит к стойке, а затем возвращается с двумя дымящимися тарелками. Он ставит один передо мной.
— Вот, ангел. Ешь.
Я смотрю на тарелку. Он приготовил полноценный ужин: курица, картофель, брюссельская капуста и морковь, политые соусом. Может быть, это из-за освещения или хлороформа, оставшегося в моем организме, но еда выглядит ненастоящей, пластиковой, словно несъедобная бутафорская еда, которую мы иногда используем на съемочной площадке.
— Я не ем мясо.
Он вздыхает.
— Я так и знал, что ты пожалуешься на это. Я не хочу, чтобы ты сидела на одной из этих модных диет, они вредны для здоровья и глупы. Человеческие существа были созданы для того, чтобы есть мясо. Это биология. — Он гладит мою руку. Я закрываю глаза, заставляя себя оставаться неподвижной. — Думаю, образ жизни знаменитостей ударил тебе в голову, дорогуша.
Я облизываю губы.
— Я не так уж голодна.
— Тебе нужно поесть.
— Меня всё ещё тошнит. От наркотиков.
— Я сожалею об этом, — говорит он, и его лицо снова смягчается. — Я действительно сожалею об этом. Но, боюсь, тебе придется съесть ужин. Это часть плана.
— Какого плана?
— Так учила меня моя мать, — с гордостью говорит он. — Сначала ты должен пригласить девушку на ужин.
— Сначала? — По моей спине бегут мурашки. — А что дальше?
Его глаза сужаются.
— Не дразни меня. Ты знаешь, что будет дальше. Вот. — Он придвигает свой стул поближе к моему. — Я всегда представлял, как мы вот так едим. — Он отрезает несколько кусочков, накалывает их на вилку и подносит к моим губам. — Открывай! — жизнерадостно говорит он. Требуется вся моя выдержка, чтобы не плюнуть ему в лицо. Я медленно открываю рот, позволяя ему засунуть вилку внутрь. Я жую, жую, и жую, остро ощущая его лицо всего в миллиметрах от моего. В конце концов мне удается проглотить.
— Очень вкусно, — хриплю я, и его лицо озаряется улыбкой.
— Так и знал, что тебе понравится. Моя мать научила меня готовить, когда я был маленьким. Я не хотел учиться, думал, что это не мужское занятие. — Он наливает немного вина в наши бокалы. — Но она настаивала на том, что хороший мужчина должен уметь накормить свою женщину. И что-то мне подсказывает, что она была права, ха?
Я киваю, глядя в тарелку.
— Можно мне прилечь? У меня болит голова.
Он качает головой.
— Нет, пока ты всё не съешь. Там ещё пудинг. Я сделаю всё правильно.
— Правильно.
X протягивает руку и сжимает мою.
— Я так счастлив, что ты здесь, — тихо говорит он. — Я люблю тебя, Брайар. Знаю, ты, возможно, ещё не веришь в это. Но дай мне шанс доказать тебе мою любовь.
Я заставляю себя улыбнуться, возвращаясь к своей тарелке с мясом.
И я ем его. Я съедаю всё до последнего кусочка. Когда я откладываю столовые приборы, в животе у меня всё переворачивается.
— Время пудинга! — радостно