Читать интересную книгу Тисса горит - Бела Иллеш

— Этому помочь легко, — возразил Секереш. — Надо создать чехо-словацкую коммунистическую партию, и тогда…

— О, до этого еще очень далеко, — махнул толстяк пухлой рукой. — Мы не намерены прошибать стену лбом, как делали это венгерские товарищи. Нет, нет…

Товарищ из Рейхенберга[24] прибывший в Прагу для встречи с делегатами от Прикарпатской Руси, повел вечером Секереша на митинг.

Зал средней величины. Собралось человек четыреста-пятьсот. Заводские рабочие, работницы. К немалому удивлению Секереша, все сидят за маленькими накрытыми столиками. На пестрых скатертях тарелки, блюда, бутылки. Пиво, вино, запах кушаний и табачный дым. По стенам портреты Маркса, Энгельса, Лассаля и Массарика. На убранной красными флагами эстраде длинный стол. За столом сидят пять рабочих. Один из них кратким вступительным словом открывает собрание. Он говорит под стук ножей, вилок, стаканов.

Но сразу настает тишина, когда на сцену выходит толстяк-вождь. Он пользуется огромным авторитетом.

Он первоклассный оратор. Умен, интересен. С тонкой иронией критикует правительственную политику. Если порой у него и срывается более крепкое выражение, то он спешит загладить эту обмолвку, тотчас же вслед за тем величая председателя совета министров социал-демократа Туссара товарищем.

Докладчик говорит долго. Интерес слушателей заметно падает. Опять застучали вилки и ножи. Правда, оратора слушают, но в то же время едят и пьют, не проявляя ни одобрения, ни протестов. Главное — поесть и выпить, доклад — дело второстепенное.

— В Венгрии что-нибудь подобное было бы немыслимо, — говорит Секереш рейхенбергскому товарищу.

Когда слов докладчика почти уже не слышно за стуком ножей и вилок, толстяк, слегка возвысив голос, упоминает, как бы мимоходом, о советской России. Стук вилок и ножей мгновенно стихает, руки застывают в неподвижности, все взгляды устремлены на сцену. Напряженное ожидание. Докладчик как ни в чем не бывало продолжает критиковать правительство. В зале гул. Кто-то пьет, громко причмокивая. Оратор цитирует Ленина.

В задних рядах вскакивают с мест, затем поднимаются в середине, и — вот уже весь зал на ногах. Горят лица, блестят глаза. Зал сотрясается от приветственных криков и рукоплесканий.

И тут впервые Секереш начинает чувствовать себя в «Золотой Праге», как дома.

После собрания он пешком направляется домой.

На горе за Моравой в электрическом свете блестит старый Храджин[25]. Берега Моравы соединены мостом. По ту сторону — Старый город, по эту — Новый.

«Удивительно, — думает Секереш. — Совсем как в Будапеште!»

Будапешт… Красный Будапешт!..

Давно это было, почти год…

У Секереша вырывается тяжелый вздох.

На второй день по возвращении в Ужгород Секереш выехал в Свальяву. Петр, оказалось, был в Волоце, и Секереш отправился на телеге вслед за ним.

— Пойдем в лес, — предложил Петр. — Там сможем спокойно поговорить.

— Телега надежнее, — возразил Секереш. — В ней нас наверно никто не подслушает.

Когда телега, вздымая тучи пыли, выехала из деревни, Секереш принялся подробно рассказывать о своих пражских впечатлениях. Говорил он образно, красочно, умно — Петр ясно видел перед собой «Золотую Прагу», слышал тщательно взвешенные слова толстяка-вождя, гулял рука об руку с бойким, товарищем из Рейхенберга, сидел среди столиков, покрытых красными скатертями, и, сделав большой крюк, шел на вокзал, где…

— Встреча была устроена изумительно ловко. Я прихватил с собой подарок: двести штук папирос. Половину, думается мне, прикарманил краснокрестный чиновник, но зато я добрых десять минут мог беспрепятственно беседовать с Куном. И разве это не блестящая идея: Кун, едущий в Россию в качестве возвращающегося на родину русского военнопленного!

Петр даже рот разинул от удивления.

— Дальше, дальше, — торопил он Секереша, который не спеша закуривал папиросу. — Говори скорей, как ты это устроил.

— Подробности тут не имеют значения, — сухо ответил Секереш. — Будем придерживаться существа дела.

Нет, в этом удовольствии он не мог себе отказать. Он всегда так поступал, по крайней мере старался поступать: сначала возбуждал интерес слушателя увлекательным рассказом, удачной характеристикой людей или описанием событий, а затем, когда слушатель загорался нетерпением узнать продолжение, Секереш начинал «придерживаться существа дела».

— Ты прав, — к немалому удивлению Секереша ответил Петр. — Будем придерживаться существа дела. Итак?..

— Существо дела сводится к тому, что исход польско-русской войны решится там, в Галиции. Если нам удастся поднять восстание в тылу у поляков — победа за нами. А поэтому…

Пока доехали до Верецке, успели договориться по всем вопросам. Организацию нелегальной красной армии берут на себя Петр, одноглазый Юрко и бывший чешский легионер Ничай, из Селлеша. Военный специалист прибудет из Вены.

Когда они въезжали в Верецке, навстречу им промчался автомобиль. В автомобиле между двумя французскими офицерами сидел доктор Бекеш.

Возвратившись в Ужгород, Секереш не застал там Ивана Рожоша.

— Он еще утром выехал в Пемете. Там какая-то пражская комиссия — не то от профсоюзов, не то от социал-демократов, наверно не знаю. Иван знакомит ее с окрестностями, — сообщила ему Мария.

— А фамилий делегатов не знаете?

— Нет. Если бы я спросила, Иван наверняка напустил бы на себя таинственность и промолчал бы. Как он и вам уже неоднократно говорил, меня он считает тайной большевичкой.

— И по праву, товарищ Мария? — спросил Секереш.

— Доживете — увидите.

Секереш уселся в кафе, потребовал чернил и бумаги и без малого час писал сообщения для «Ужгородской газеты». Сообщения эти были довольно оригинального свойства.

Вот несколько примеров:

ЛЛОЙД-ДЖОРДЖ О ПОЛЬСКО-РУССКОЙ ВОЙНЕ

По сообщению нашего лондонского корреспондента, английский премьер в своем отчетном докладе перед шотландскими избирателями высказал опасения, что польская армия не в состоянии будет долго противиться наступлению красных. Польские рабочие и крестьяне начали понимать, что Красная армия борется за всех трудящихся мира, и поэтому огромное большинство солдат польской армии сочувствует противнику. Существует опасность, что большевики скоро дойдут до границ Прикарпатской Руси, и тогда дальнейшая судьба войны будет зависеть от поведения русинского населения.

Описывая далее положение в Прикарпатской Руси, Ллойд-Джордж с большим восхищением отозвался о генерале Пари и о прекрасных организационных талантах берегсасского жупана.

АМЕРИКАНСКИЕ РАБОЧИЕ ПРОТИВ ПОЛЯКОВ

(От нашего нью-йоркского корреспондента)

По распоряжению вашингтонского правительства арестованы две тысячи портовых рабочих за отказ грузить пароходы, перевозящие оружие и снаряды для польской армии. В некоторых городах, как, например, в Сан-Франциско, войска отказались выступить против рабочих и распространяли среди них листовки. Текст этих листовок состоит из единственной фразы: «Не перевозите оружие для врагов советской России».

Большинство американцев, особенно же люди состоятельные, осуждает поведение рабочих и требует введения военного положения для борьбы с большевистскими агитаторами.

Секереш отнес эти сообщения в редакцию. Он даже сам собирался зайти в типографию — последить, как бы кто не испортил его работу, но пойти туда ему не удалось: ему позвонили с виллы Рожош, чтобы он немедленно явился туда.

— Я напал на след чудовищных злоупотреблений. Кто-то гнусно злоупотребляет именем социал-демократической партии. Вы должны были об этом знать. И вы об этом знали! Я этому просто слов не нахожу! — встретил его Рожош.

— О чем вы говорите? — с невинным видом спросил Секереш, глядя мимо Рожоша на трех незнакомцев, стоявших позади.

Эти трое господ — двое высоких, тучных, и один худой, среднего роста, блондин — стояли там с таким достоинством и важностью, словно явились на похороны.

— О чем вы говорите, товарищ Рожош?

— О чем? «Не доставляйте оружия…» Эта и подобные мерзости распространяются моей партией, функционерами моей партии!

— Невероятно! Возмутительно! — воскликнул Секереш.

— И вы об этом не знали? Секретарь партии не знает, что делается в партии? Как это может быть?

— А как может быть, что сами вы, председатель партии, до сегодняшнего дня об этом не знали? Или вы, быть может, знали, но только молчали об этом? — в свою очередь перешел Секереш в наступление.

Лицо Рожоша налилось кровью.

— Прекрасно, — оказал он после минутной паузы. — Прекрасно. Не знали, значит? Верю, верю. О бесчинствах венгерских коммунистов ничего не знали? О том, что венгерские большевики послали сюда, в Русинско, добрую полсотню людей? Не знали о том, что эта полсотня большевиков с вашей помощью пробралась в социал-демократическую партию?!