Читать интересную книгу Тисса горит - Бела Иллеш

Лицо возчика кажется Варге знакомым.

«Где я его, чорт побери, встречал? — спрашивает себя Варга. — Все эти русинские мужики схожи между собой, как яйца. Никто из них никогда не моется, и каждый собирается всех убить».

Он не произнес этих слов вслух, но даже от одной мысли его охватывает раскаяние. Он краснеет от стыда за себя.

«Ну, и подлец же ты! — начинает он корить себя. — Простите меня, милые, дорогие товарищи… Ей-ей, я это не всерьез подумал…»

— Здорово! — обращается он к возчику.

Лошади идут шагом. Варга идет рядом с первой телегой. Несколько слов о погоде, а затем он сразу же приступает к делу.

— Ну, земляк, а как у вас получилось с раздачей земли?

Возчик во все глаза глядит на него.

— С раздачей земли?.. Чехи земли не раздают.

— А почему же нет? — спрашивает Варга.

— Гм…

Возчик на несколько минут задумывается, а затем говорит:

— Как видно на примере русских, даже и эту задачу буржуазно-демократической революции в состоянии осуществить только пролетарская революция.

Варга от неожиданности даже подпрыгнул. За волосы он уже не хватается — и без того уже ясно, что он спятил с ума.

— С чего это вы вдруг запрыгали, товарищ Варга? — спрашивает возчик.

— Что-о?.. Что вы сказали?

Варге не хватает воздуха.

— Я сказал, что это с вами приключилось, товарищ Варга, что вы вдруг запрыгали на шоссе?

— Да откуда же вы меня знаете, земляк?

— А как мне, чорт побери, вас не знать? Неужто вы меня не узнали? Я же — Лаката. В Полене виделись, у Гонды.

— Ну конечно, конечно… — облегченно вздыхает Варга.

«Не сошел с ума», добавляет он про себя.

— Подсаживайтесь, товарищ Варга. Только не на брезент, а сюда, на козлы, рядом со мной.

— А как это вы превратились в мужика, товарищ Лаката?

— Какой же я мужик? Я на партийной работе. Служу кучером в охотничьем замке у господ Анталфи и Гартмана.

— Это вы называете партийной работой? Ничего не понимаю…

Лаката вместо ответа приподнимает брезент. Под брезентом — сено. А в сене — ручные гранаты.

Господин Гартман нервно ходит взад и вперед по огромному валу. Чучело медведя у входа в изумлении глядит на его кричащий фиолетовый галстук. По стенам оленьи рога. В углу чучело кабанихи, кормящей поросят. От медведя до кабаньей группы тридцать семь шагов. Гартман раз двадцать уже отмерил это расстояние и не меньше ста раз ударял себя по лбу.

— Чорт бы побрал этого идиота Вейса!

Раскрывается тяжелая дубовая дверь и входит Анталфи. На нем зеленый охотничий костюм в обтяжку, за плечом двухстволка.

— Семьдесят второй транспорт прибыл благополучно, — докладывает он.

— Рано или поздно мы влипнем, — вздыхает Гартман. — В первый и последний раз делаю дело с оружием…

— Это вы в первый раз делаете дело с оружием? — удивленно вскидывает брови Анталфи.

— Да, так — впервые. До сих пор я торговал только накладными и квитанциями. То было чистое дело, а это… Тут я словно сплю на пулеметах и причесываюсь ручными гранатами. Вейсу легко распоряжаться из Вены! Сам посидел бы здесь…

— Ну, не даром же вы получаете две тысячи процентов прибыли!.. Впрочем, скажу вам то же, что и всегда: нет ни малейших оснований для беспокойства. Вы прекрасно знаете, что здесь всякий мало-мальски влиятельный человек заинтересован в этом деле — либо как участник, либо как перевозчик, либо как покупатель, либо… словом, все заинтересованы. А что касается пулеметов, то вам хорошо известно, что из этих пулеметов не так-то легко выстрелить. И при этом, не забывайте: две тысячи процентов!

Гартман молчит. Его губы расплываются в довольной улыбке.

— Мои дела идут блестяще, — продолжает Анталфи. — Сегодня я еду с генералом на охоту. Вам нужно будет последить за упаковкой — сегодня опять отправляем пять ящиков украинцам. В нижнем ряду — венские винтовки, сверху — французские. Два ящика идут галицийским большевикам — туда мы кладем исключительно настоящие. Польская жандармерия получит двенадцать венских пулеметов.

— Ну, знаете, Анталфи, это несправедливо, — качает головой Гартман. — Солидный деловой человек обязан быть одинаково честен со всеми покупателями. Все заказчики платят нам хорошие деньги и все они вправе требовать… Я продолжаю настаивать на том, чтобы распределять и хорошее и негодное оружие равномерно между всеми покупателями.

— Это уже политика, Гартман, а политикой у вас ведаю я. Можете не беспокоиться, — у меня на первом месте заботы о деле и об интересах нашей фирмы. Пока мы доставляем большевикам доброкачественный товар, до тех пор мы можем спать спокойно. Но только до тех пор… Политика — это, Гартман, моя стихия. Вы в этом ничего не смыслите, а я… Да вот, возьмите хотя бы сегодня: еду охотиться с генералом!

Экстренные выпуски ужгородских и мункачских газет извещали читателей, что в ночь со вторника на среду железнодорожный виадук между Волоцем и Верецке взорван неизвестными злоумышленниками.

Человеческих жертв не было.

Железнодорожное движение на линии Мункач — Львов было приостановлено.

За две недели до того, как взлетел на воздух виадук между Волоцем и Верецке, Секереш провел несколько дней в Праге. Поехал он туда по поручению Рожоша, чтобы ознакомиться с общей политической обстановкой и, кстати, пользуясь своими связями с журналистами, тиснуть в тамошних газетах две-три статейки. Две-три статейки о работе в Русинско[22] социал-демократии и об ее вожде. У Секереша среди журналистов не было ни души знакомой. Зато он вез с собой деньги и с их помощью без труда добился того, что одна чешская газета назвала Рожоша «русинским Дантоном», а другая — «русинским Вашингтоном».

Секереш имел еще одно поручение, о котором Рожош не знал. Это поручение он тоже выполнил. В одной газете берегсасский жупан был назван «русинским Кромвелем» и «бесстрашным, преданным сыном республики», а другая не постеснялась назвать его «русинским Наполеоном». В одном иллюстрированном еженедельнике был помещен портрет русинского Наполеона в сопровождения коротенькой заметки, заканчивавшейся словами: «Этот человек стоит на страже наших восточных границ. Судьба республики — в надежных руках!»

Было у Секереша еще и третье задание, о котором не подозревали ни Рожош, ни берегсасский жупан: он должен был вести переговоры с руководителями «марксистской левой» [23]. На следующий день после своего приезда в Прагу он встретился с их вождем. Это был умный, хладнокровный, уравновешенный человек, обстоятельно взвешивающий каждое свое слово. Движения у него были тоже спокойные, медлительные, равномерные. Его внешность нельзя было назвать привлекательной: такие чрезмерно полные люди мало годятся в трибуны.

С большим вниманием выслушал он доклад Секереша о положении в Прикарпатской Руси. Время от времени он бурчал себе что-то под нос и кивал головой, но все это с таким видом, что нельзя было понять, одобряет он это или нет. Сам он не обмолвился ни единым словом.

Он попросил Секереша назавтра снова притти к нему. На этот раз он задал ему ряд вопросов и, выслушав ответы Секереша, под конец сам разговорился.

— Трудно высказывать мнение о вещах, которых человек не видел собственными глазами, — сказал он. — Выносишь скорее впечатление о личности докладчика, чем о самом предмете доклада. Вы, товарищ, хороший докладчик. А что касается положения в Русинско… гм… гм… Сдается мне, дорогой товарищ, что вы совсем позабыли о том, что жандармерия и полиция — не пустые детские выдумки, а грозная, весьма грозная реальность. Вы забыли о государственной власти. Вы, дорогие товарищи, вечно одной ногой в тюрьме… Я не говорю, что надо труса праздновать, но осторожность никогда не мешает. Мы — марксистская левая — сделаем для вас все возможное, но только в том случае, если с вами что-нибудь стрясется. При этом вы должны знать, что это «все» — к сожалению, очень-очень немногое. Мы тоже еще слабы, тоже переживаем еще самое начало начал. Наша организация — левое крыло — всего только маленькая частица огромной социал-демократической партии. Чешский народ долгие века томился под гнетом, и чешский рабочий вместе с чешской буржуазией радуется теперь тому, что пала монархия Габсбургов, и на радостях почти забывает о собственных делах.

— Надо ему об этом напомнить, — сказал Секереш.

Толстяк с таким удивлением поглядел на Секереша, словно тот высказал небывалую по оригинальности мысль.

— Гм… Ну, посмотрим, — мягко улыбнулся он. — И вот на что хочу я еще обратить ваше внимание, дорогой товарищ: не забывайте, что столица нашей республики не Вена, а Прага. Вы же, если не ошибаюсь, получаете свои инструкции из Вены…

— Этому помочь легко, — возразил Секереш. — Надо создать чехо-словацкую коммунистическую партию, и тогда…