рубахи нет. Носки подолгу валялись нестираные и нечиненые. Падая с ног от усталости, Алиса заботилась о нем куда усерднее матери.
Но не выгода заставляла думать об Алисе. Петерис все больше чувствовал, что ему не с кем поговорить. Правда, теперь, когда Алиса жила в имении, у них разговоры не шибко ладились, но возвратись она в «Апситес», все вернулось бы в прежнее русло. Мать перечила Петерису, оставалась непреклонной, Алиса обычно уступала. Стоит не то слово сказать, мать ложилась в постель и по три дня не разговаривала. Алиса, наоборот, норовила угодить ему, только бы не сердился. Петерису от этого становилось легче на душе, хотелось быть добрым.
Была еще одна причина. Дронис затевал летом большие строительные работы и настаивал, чтоб кто-то стряпал на ремесленников. С этим ни Лизета, ни батрачка так, как Алиса, не управляется.
Петерису понадобился целый месяц, чтобы побороть неприязнь к теще и снова поехать в имение. Велев Лизете отрезать кусок мяса, Петерис запряг лошадь.
— Чего так мало отрезала? — упрекнул он мать.
— Весь свет не накормишь.
— Так ведь я не чужим везу!
— Этой Курситихе мне и ломтя жаль.
— Разве я ей везу?
— Она что, жрать не будет? Смотреть только?
— Можно было побольше.
— Господам много не надо.
Петерис угрюмо велел завернуть мясо и пошел к повозке.
Алиса встретила его взволнованная.
— Так долго не ехал, видно, рассердился?
Петерис был доволен, что Алиса испугана, чувствует себя виноватой, у него даже на душе полегчало. Но для виду презрительно махнул рукой и, как обычно, бросил:
— Чего уж там!
Затем он заговорил о планах Дрониса, о том, что Женя собирается уходить, что на рынок ездить дело бабье и что мать не умеет как следует взбивать масло.
— Хочешь, чтоб я вернулась?
— Сколько же можно без дома? Тебе, как раньше, работать не придется! Ты ведь меры не знала. Потому так вышло. Ничего через силу не делай! Увидела, что притомилась, ляг в постель и отдохни!
Петерис желал Алисе добра, он искренне считал, что Алиса сама виновата в своей болезни.
Но относительно возвращения Алисы так ни до чего и не договорились. Уезжая, Петерис пошел проститься с тещей.
— Ну, так до свидания.
— До свидания.
Это были единственные слова, которыми они обменялись в этот его приезд.
— А Ильмар где?
— Наверно, у Артура.
— Что ему нужно от чужого ребенка?
Алиса пошла за Ильмаром. Петерис на прощание протянул Ильмару руку:
— Ну, будь здоров!
— Скажи «до свидания»!
— До свидания, — послушно пробормотал мальчик, наклонив голову набок.
Петерис, довольный, уехал.
Алиса поделилась с матерью всем, что говорил Петерис.
— Ты в самом деле хочешь обратно?
— Я должна.
— Не надо! Детка, послушай меня!
— А на что мне жить?
— Купим в городе домик. Найдешь себе легкую работу. Как-нибудь проживем.
Алиса молчала.
Симсон распродается с торгов!
Новость эта не столько взволновала, сколько развеселила обитателей Осоковой низины, в назначенное время в «Прериях» собралось человек тридцать.
Незадолго до общего кризиса Симсон претворил в жизнь свою большую мечту: перезаложив хозяйство, взял в банке деньги и построил птицеферму на тысячу кур. Перед легкой деревянной постройкой, напоминавшей не то теплицу, не то дровяной сарай, Симсон поставил обтянутую проволочной сеткой ограду, а сверху накрыл для верности старыми рыбацкими сетями, чтобы уберечь птицу от ястребов. Еще он обзавелся рессорной двуколкой на мягких шинах — доставлять яйца в город и на станцию. Маленькая, тощая лошаденка не вязалась с шикарной коляской, стоило Симсону появиться в ней на дороге, как соседи посмеивались, а мальчишки свистели и даже швыряли из-за сарая камнями, норовя угодить по тонким спицам.
Хотя Симсону удавалось собирать лишь половину предполагавшегося количества яиц, сбывать их, не прибегая к помощи спекулянтов, было трудно, а те нагло грабили его. Уделяя все внимание курам и яйцам, Симсон запустил поля, птицам не хватало корма, они начали болеть. Зачахла и скотина. Хорошо задуманное начинание проваливалось. Чтобы как-то поддержать хиреющее хозяйство, Симсон пытался разводить цикорий, лечебные растения, пускал дачников, зимой давал приют лесорубам. С одним из них спуталась и ушла жена Симсона. Это был последний удар по начиненному идеями новатору. Симсон решил сдать землю в аренду, а себе подыскать другое занятие.
Скотину Симсон еще раньше продал на рынке, и, в сущности, то, что он затеял теперь, было не аукционом, а распродажей ненужных вещей. Аукционистом Симсон пригласил Вилиса Вартиня. В «Прериях» не оказалось ни одной целой бочки, по которой можно было бы стучать молотком, и Вилис повесил на гвоздь бельевой котел, выломал в заборе кол, и шуму было не меньше, а даже больше, чем от молотка.
— Свекловичная сеялка!
— Кому она нужна! — удивилась какая-то женщина.
— Одно колесо, две ручки, — продолжал Вилис, — сам толкаешь, сам и подгоняешь. Совсем как новенькая. Сколько для начала?
Вилис так хватил колом по котлу, что тот сорвался с гвоздя.
— Три лата, — бросил Бруверис.
Вилис свистнул.
— Ты, сосед, брось дурака валять! Эта машина самое малое раз в пять дороже.
— Пять! — крикнул кто-то.
Новохозяева Осоковой низины такую технику ценить не умели, и сеялка за девять латов досталась Бруверису. Тем же путем Симсон избавился от телеги, саней, упряжи, плуга, бороны, жениной кровати и других вещей. Осталась роскошная двуколка для яиц, за которую Симсон просил хотя бы сотню.
— Рессорная коляска на резиновом ходу! — кричал Вилис. — По мостовой как по одеялу катится!
Желающих не было.
— За семьдесят пять кто-нибудь