Читать интересную книгу Повесть о потерянном времени - Дмитрий Ненадович

По всей видимости, это был некий условный жест, после которого вокруг «п»-образного стола засуетилось множество официантов. В мгновение ока на столе появилась разнообразная еда и запотевшие графины с водкой. Других напитков почему-то в этот раз не предлагалось, да и еда несколько проигрывала в разнообразии столику, накрытому для генерала в самолёте, хотя и обрадовала проголодавшегося капитана своим количеством. Как из рога изобилия посыпались тосты, содержащие в самом начале банкета довольно сдержанный оптимизм. По мере продвижения этого весёлого мероприятия возрастал и излучаемый тостами оптимизм. Вскоре он превысил все допустимые границы, потерял под собой реальную почву и превратился в самый что ни на есть махровый волюнтаризм, который впоследствии посеял среди многих присутствующих шапкозакидательские настроения: «На фуй нам торчать тут целых две недели? Да мы счас за два дня…».

В разгар банкета слегка подвыпивший капитан всё же рискнул обратиться к изрядно «взявшему на грудь» генералу:

— Не подскаиите, таищ генерал, что за хрень стоит у меня в ванной: что-то такое белое и длинное. Длиннее, чем обычный толчок, и с кранами, и-и— ик, уместо кнопки?

— Так ить это бидэ называется, капитан.

— Чего-чего? Какая ещё беда? И кто же это так назвал этот особый унитаз? Значит с кем-то на нём беда случилась? А на фига он тогда мне? Да ещё с таким названием… Это же как в том мультфильме: как назовёшь посудину, так она и поплывёт… Или же что она там делает?

— Да не беда, капитан, а бидэ. Это, наверное, что-то по хранцузски… Ты что, совсем дикий, капитан? Такие вещи пора бы уже и знать.

— Откуда мне это знать? Мы, чай, не дворянского сословию… Так для чего всё же это бидэ предназначено?

— Это для того, капитан, чтобы жопу геморройную можно было подмыть после сранья, понял теперь?

— Во как? Зачем мыть-то? А бумага для чего?

— Бу-ма-га? Ты ещё может нам газетой попку вытирать предложишь? К тому же ты хоть знаешь, что такое геморрой?

— В общих чертах…

— Нет, не дорос ты ещё для этого, капитан. Вот когда познакомишься с ним поближе, тогда и поймёшь…

— Боже упаси…

— А куда ты денешься? Хочешь большим начальником стать и с «геммором» близко не познакомиться? Недаром ведь бидэ в номере полагается только нам, генералам и секретарям обкомов. Так что расти над собой, капитан. До бидэ дослуживайся.

— Нет, не хочу начальником…

— Ну, тогда живи здоровым капитаном. Правда у старых капитанов часто другое профессиональное заболевание наблюдается.

— Интересно, какое же?

— Окостенение головного мозга.

— Это шутка?

— Не шутка, а научно установленный факт. Вот как, например, дятел умирает в конце-концов от сотрясения мозга, так и капитаны мрут после выхода на пенсию от полного окостенения головного мозга.

Банкет закончился буднично. Главных конструкторов и прочих быстро спившихся гражданских лиц предупредительно разнесли по номерам привычные к такой ответственной работе гостиничные служащие. Военные разошлись без посторонней помощи, сохраняя при этом довольно твёрдую походку. Утром к условленному сроку слабо рефлексирующие тела главных конструкторов и прочих посиневших гражданских лиц были буднично-аккуратно доставлены тем же трудолюбивым гостиничным персоналом на специальных тележках прямо к вертолётной площадке. Привезённые тела утомлённых недавним перелётом граждан вскоре были с аккуратной брезгливостью перегружены в чрево рвущегося в небо вертолёта Ми-8. Военные пришли к месту сбора как всегда сами и, тактично обдавая друг друга весёлым утренним перегаром застарелых в своем маразме шуток, без суеты расселись по дюралевым скамейкам ещё одной винтокрылой машины. Через сорок минут лёта авторитетная комиссия приступила к своей продуктивной работе. В ходе этой работы Сергей почти две недели провёл в подземелье, непрерывно перемещаясь между девятым и десятым отсеками заглубленного КП и вылавливая «блох» по распечаткам самописцев вместе с разработчиками капризной аппаратуры. Спали любители этих мерзких насекомых строго по очереди в двухместном одиннадцатом отсеке. При этом главные «конструктора» (именно так их всегда называл улетевший в Москву Рязанских) уныло сиживали в расположенном на земной поверхности сооружении, предназначенном для отдыха дежурных смен. Сооружение было огорожено от манящего соблазнами внешнего мира тремя рядами колючей проволоки. Колючая проволока весело потрескивала от щекотавших её электронов, гонимых по кругу высоким напряжением электрической сети. Изнывающие от скуки «конструктора» изредка позванивали в подземную глубь шахты с одним и тем же настораживающим своей тупостью, вопросом: «Ну, как там у вас дела?» Кроме своего откровенного лоботрясничества, по мере своих хилых сил и не восстановленного до конца после дальних перелётов, здоровья, «конструктора» иногда в охотку пытались заниматься привычным им бумаготворчеством. Они с удовлетворением ставили крестики напротив выполненных пунктов обширной программы «блошиных» поисков и с явной неохотой, превозмогая обуявшую их в неволе лень, писали краткие протоколы проведения проверок. Бывало и такое, что главные даже отваживались на некие советы. Эти советы носили, разумеется, довольно общий характер и абсолютно не относились к делу, но всёж-таки иногда помогали поисковикам-исследователям. Получив иной раз какой-нибудь конструкторский совет, поисковики впадали в ступор и не знали к чему бы отнести его содержимое, и поэтому начинали домысливать за советчика («А может, всё же, Пал Палыч хотел сказать вот об этом? Может он, всё-таки, вот что имел в виду, на самом-то деле? Ну надо было так и сказать! А то всё издалека, да вокруг и около»). И иногда эти отнюдь не досужие домыслы приводили к нужному результату. В этом случае «любители ботаники» шумно вслух благодарили ничего не подозревающего о своей гениальности и только поэтому, изнывающего от безделья под ласковым украинским солнышком Пал Палыча. После завершения короткого ритуала ликования «дети подземелья» с нетерпением обреченных вновь ныряли в работу.

Наконец, к исходу второй недели общими усилиями временного коллектива причины всех нештатных ситуаций были выявлены и устранены, о чём свидетельствовал толстенный гроссбух протоколов и актов, тут же отправленный Рязанскому в Москву. Дожидаясь реакции генерал-полковника комиссия ещё два дня прожила в обкомовской гостинице, наслаждаясь преимуществами коммунистического строя и претворяя в жизнь его основной лозунг: каждый — по способностям, каждому — по потребностям. Можно только представить себе, как провели эти два дня члены авторитетнейшей в благодатных краях николаевщины комиссии, у которых за две недели трудов праведных были начисто атрофированы способности на фоне гипертрофированного роста их многочисленных потребностей. Наконец высочайшее «добро» было получено, и потребительский беспредел бесчинствующей комиссии был резко остановлен. Все её авторитетные члены были вежливо спроважены в родные пенаты для внесения соответствующих изменений в свою ущербную конструкторскую документацию.

Отправился в обратный путь и Сергей. На этот раз в связи с обычной летней «напряжёнкой» с билетами он был отправлен в Питер на поезде с пересадкой в славном городе Одесса. И произошёл с ним в конце этого пути случай, чуть было опять не приведший к ухудшению отношений с полковником Плёнкиным. Отношения капитана с полковником в последнее время сложились таким образом, что их даже можно было назвать доверительными. И вот из-за какого-то досадного недоразумения отношения чуть было опять не переросли во враждебные. Как же могла возникнуть между ними эта угроза недоразумения, в тот момент когда измученный капитан только-только подъезжал к Одессе, а полковник тем временем спокойно сиживал в своём кабинете в г. Санкт-Петербурге?

Всё вышло как-то само собой. Но чуть позже. Угроза начала реализовываться с того момента, когда Сергей запрыгнул в одесский поезд уходящий в сторону Питера, а пока капитан только подъезжал к Одессе. В Одессе проживал друг детства Сергея и звали его Шуриком. В его паспорте было написано о том, что он Славик, но все звали его Шуриком из-за сходства с персонажем известных кинокомедий режиссера Гайдая. Друг Шурик-Славик встретил Сергея ранним утром на одесском вокзале и устроил ему довольно содержательную экскурсию по городу. Во время этой экскурсии друзья побывали на знаменитых Привозе и Дерибасовской, полюбовались на здание гастролирующего где-то в Узбекистане оперного театра. Искупались в не по-летнему холодном море. Вернее купался только Сергей: как же, был летом у моря и не искупался? Шурик-Славик с цинизмом аборигена тамошних мест от купания отказался, ссылаясь на подошедшее к одесским берегам невесть откуда холодное течение и застарелый ларингит. Постояли друзья и на знаменитом люке у памятника Дюку. Памятник так неудачно держал в своих каменных руках какой-то свиток, что остроумные одесситы тут же его осмеяли в стихах: «Если станешь ты у люка, то увидишь х. й у Дюка». А закончилось всё отстойным одесским кабаком «Гамбринус». Воспетый Куприным, он будоражил сознание капитана в течение всей экскурсии, но то, что Сергей увидел, отстояв на вход большую очередь, глубоко его разочаровало. «Да у нас в Питере в такой вот «Гамбринус» не отважится зайти даже самая последняя пьянь! — в сердцах бросил Сергей другу, но деваться им уже было некуда, да и до поезда оставалось чуть больше чем пара часов. Друзья как следует отметили встречу («Когда ещё доведется?») и отправились на вокзал. Времени до поезда было в обрез и успеть на него представлялось возможным только на такси. Но, как назло, возле слегка потерявших координацию друзей детства никто не желал останавливаться. И когда ситуация уже начала зашкаливать и подползать к отметке «Критическая», неожиданно заскрипел тормозами самый большой и комфортабельный советский автобус «Икарус», на бортах которого красовались престижные надписи «Интурист». Водитель «Икаруса», типичный одессит («Та-а-а, я вас умоляю, як же ж так можно…»), торговался недолго, и вскоре «интуристы» семенили по платформе, попеременно выхватывая друг у друга набитый военной формой «секретный» чемодан капитана, в поисках дополнительного вагона следующего в Питер поезда. Наконец искомый вагон за номером 26 был найден сразу же за локомотивом перед вагоном № 1. И не успели друзья слегка отдышаться и сказать друг другу необходимый перечень прощальных слов, как поезд плавно сорвался с места и покатил в далекие северные широты. Запрыгнувший в вагон на ходу капитан быстро нашел полагающееся ему место и, чувствуя наваливающуюся на него смертельную усталость, попытался как можно быстрее на нём разместиться. Это оказалось непросто: проводница была одна на два вагона и за получением постельного белья уже стояла огромная очередь. Прошествовав вдоль очереди с видом человека, спешившего по каким-то своим делам, Сергей заприметил интеллигентного вида девушку, стоявшую в очереди в непосредственной близости от купе проводников.