Читать интересную книгу Повесть о потерянном времени - Дмитрий Ненадович

— Что Вы, мама, не спите в такую рань? — вливая в голос как можно больше бодрости спросил Сергей, постепенно вновь проваливаясь во вчерашний образ партийного аппаратчика.

— Сергей Борисович, я осмелилась Вас побеспокоить только по той причине, что мы уже подъезжаем, а Вы ещё не одеты, — полным елея голосом выдохнула ставшая вдруг какой-то не по годам жеманной «мама».

— Ого, это же я почти сутки проспал… Извините, тяжёлая была конференция…, яйцеводство там, коневодство всякое, ну и прочая хрень. А нервишки-то уже ни к чёрту.

— Что Вы, что Вы… Мы ведь всё понимаем. А Вы уж меня, пожалуйста, простите за вчерашнее… Как-то неудобно всё получилось… Ночью соседи поспать не дали, всё самогон хлестали. Я была вся на нервах. А как только самогонщики ушли, тут Вы появились… И мне показалось, что Вы к дочери приставать начали… Извините… Я ведь не знала, что у Вас с ней всё так серьёзно.

— Ладно-ладно, полноте. Извинения принимаются. Я же знаю, как это могло смотреться со стороны. Какая картина предстала непосвященному, так сказать, взгляду. И взыграло сердце матери… Как я Вас понимаю… А где мой друг Надюха? Где скрывается эта проказница? Почему не идёт будить своего котика? — хрестоматийным тоном проснувшегося барина закончил свою прощающую речь капитан и, спрыгнув с полки, точно попал ногами в стоящие на полу кроссовки.

«Друг-проказница» незамедлила появиться. Оценив «тарзанов» прыжок капитана она непроизвольно вспыхнула. «Бонжур, мадмуазель!» — начал было фарисействовать Сергей, но, внимательно посмотрев в глаза девицы, тихо ужаснулся и подумал про себя: да-а, дело принимает довольно скверный оборот, видимо, «мама» на обработку юных мозгов времени не пожалела. Ох уж эти корыстолюбцы! Ладно, заигрались. Пора соскакивать». Обменявшись с рдеющим созданием парой ничего не значащих фраз, Сергей извинился и попросил разрешения удалиться, дабы «принять ванную и выпить чашечку кофе». Разрешение было получено, и капитан тут же проследовал в конец вагона. Слегка поплескавшись над основательно загаженной к концу пути металлической раковиной и тщательно пригладив ежик волос, Сергей свернул свой плоский матрац и присел на трансформированную под стол с сидением нижнюю полку. Напротив него восседал довольно-таки молодой бородач и с нескрываемой ностальгией в глазах смотрел на пролетающие мимо питерские предместья. Через некоторое время бородач не выдержал одиночества созерцания и с тоской в голосе проговорил куда-то в окно, но при этом явно обращаясь к Сергею:

— Представляете, больше года дома не был.

— Я-то, как раз, очень даже хорошо представляю. А где Вас, извините, так долго носило? На военного вы не похожи, да и на «зэка» тоже…

— Я геолог и этим должно быть всё сказано.

— Понятно. Ну что же, за романтику надо платить.

— Да-да, платить, — глаза геолога снова покрылись пеленой грусти, но тут же вспыхнули. Он вздрогнул и даже схватил Сергея за рукав, — позвольте, а Вы где живёте?

— На Карла Маркса, — немного оторопев, ответил капитан, — а что?

— Да ничего, — опять упавшим голосом проговорил геолог и, с каким-то огорчением продолжил, — а я вот на 9-ой Советской.

— Повезло. В двух шагах от вокзала.

— Да-да. Далеко идти не надо. А не будет ли у Вас двух копеек? Надо бы домой позвонить.

— Нет, двух нет, возьмите десять, их, помоему, эти алчные телефонные аппараты всегда с большим удовольствием глотают, — Сергей протянул ностальгирующему бородачу десятикопеечную монету, — извините, а чего бестолку звонить-то? Вы же через пять минут после приезда уже дома будете…

— А Вы что, не знаете, что порядочный муж, так долго отсутствовавший дома, должен обязательно позвонить жене перед своим приходом?

— Ха-ха-ха. Нет. Не знаю. Как-то у нас таких традиций никогда не было.

— Не будьте таким самонадеянным. Возьмите за правило, — ещё грустнее оычного проговорил геолог.

— Спасибо. Но это проблемы типичного питерского интеллигента. Я к этой касте, к сожалению, не отношусь. У нас всё гораздо проще, как говорят в военно-морском флоте: попалась — сразу же за одно место и за борт.

— Ну-у, это грубо… С женщинами так нельзя.

— Как знаете…

Тем временем поезд уже вползал на перрон. В проеме купе появилась «мама» и с умилительной улыбочкой протянула Сергею листок писчей бумаги:

— Сергей Борисович, это наши координаты. Всегда рады видеть Вас. Звоните и заходите в гости.

— Покорно благодарю. К сожалению, не могу сделать встречного шага: вся канцелярия в чемодане, а он, видите, как распух от протоколов заседаний, боюсь если его сейчас открыть, то потом закрыть его не удастся, — как можно убедительней соврал капитан и, не глядя засунул листок в карман куртки.

— Не извольте беспокоиться. Сначала ждём известий от Вас.

— Готов помочь с доставкой ручной клади в пределах перрона. Дальше-то Вы, наверное, на такси?

— Что Вы, что Вы… Прошу Вас, не трудитесь, нас встречают. Будем премного Вам благодарны, если поможете нам вынести вещи из вагона.

— Легко.

Поезд уже практически остановился, когда капитан заметил в окне стоящего с цветами на перроне полковника Плёнкина. Полковник пристально вглядывался в медленно проплывающие мимо него окна. Рядом с ним находился его личный водитель и тоже вглядывался в окна. Сергей инстинктивно отпрянул от стекла. Охватившее капитана при виде встречающего его начальника глубокое изумление («Это что, такая у нас новая традиция встречать с цветами подчиненных после успешного выполнения боевых задач в длительной командировке?») тут же сменилось чувством глубокой благодарности («Как это трогает, когда вся страна, пусть и не в полном составе, пусть только в лице твоего начальника, но так высоко отмечает твои заслуги!») Расчувствовавшийся капитан, схватив чемодан и изрядно потрёпанную сумку «мамы», тут же поспешил вслед за ней на выход. Каково же было его удивление, когда он увидел полковника и девушку Надю, обнимающихся и целующихся на перроне! Разочарованный капитан сразу же всё понял и, оставив сумку «мамы» сразу же за дверьми тамбура, тут же ретировался обратно в вагон. Пройдя в соседний вагон, Сергей, не обращая внимания на протесты проводницы, тут же организовал пост наблюдения. С поста капитану было хорошо видно, как заметалась по перрону «мама», обнаружив вместо «инструктора обкома партии Гидаспова-младшего» только свою обшарпанную сумку с торчащими из неё ветками какого-то одесского растения. Было ему хорошо видно и то, как искательно заскользили по лицам пассажиров и встречающих их граждан полные печали глаза несостоявшейся невесты ответработника. В этих глазах было всё: свадьба в Зимнем дворце, просторная обкомовская дача, заграничные поездки и, как говорится, т. п., и, как потом подтверждается, т. д. Сквозь приоткрытое окно до Сергея доносились обрывки фраз и слов перебивающих друг друга мамы и дочки: «Очень милый… Гидаспов… Конференция… Яйцеводство…». Ну и прочая хрень, абсолютно лишённая всякого смысла. Плёнкин ещё некоторое время растерянно постоял на перроне, попеременно поворачивая голову то в сторону одной, то в сторону другой восторженной рассказчицы и, махнув рукой, направился к выходу из вокзала, предварительно подхватив что-то из багажа. За ним трусцой посеменил увешанный чемоданами водитель. Никак не могущие обрести успокоения дамы вскоре двинулись за ними следом. Продвигаясь к выходу, они то и дело оглядывались, видимо, всё ещё надеясь на чудесное возращение «инструктора». Сергей презрительно усмехнулся им вслед и, выйдя из готового в любую минуту отправится на отдых в депо поезда, устало побрел в сторону метро. В вагоне метро он вспомнил о подаренной ему «визитной карточке», тут же достал и развернул её. Карточка гласила: «Плёнкина Изабелла Изольдовна (мама Нади). Проспект Луначарского, д.38, кв.36. т. 513 61 54». «Во как! Бедную Надю в наказание за что-то даже в скобки поставили. Или же, походя так пометили, как бесплатное приложение к Изабелле Изольдовне? Кто же из них больше желает замуж выйти? Может Плёнкин от них обеих хочет поскорее избавиться? И не просто так избавиться, а обязательно с какой-нибудь выгодой для себя. Знать, силён он интригами своими! Недаром он единственный полковник на братском кладбище майоров. Наверняка скоро выдаст замуж и жену, и дочку свою на том, кто нужен ему, чтобы стать ещё и генералом. Станет генералом и женится на молодой. И двух зайцев сразу… Ну и флаг ему в руки. Мне-то что? Мне этого никогда не понять. Таким ведь надо родиться. Стоп. Кому это надо таким родится. Кому угодно, только не мне» — быстро остановил свои морально-философские рассуждения Сергей и с видимым удовольствием разорвал «визитку». Вскоре он уже вползал, едва передвигая ноги в подъезд своего дома. Командировка была успешно завершена.

После этой командировки Сергей исколесил почти всю страну, часто вспоминая тот славный уголок коммунистического рая. И воспоминания эти имели различную степень остроты, зависящей от географического местонахождения той местности, где образы прошлого настигали капитаново сознание, а так же зависели они ещё и от степени мерзости бытовых условий в этой нескончаемой череде безмерно длинных командировок. Иногда бытовые условия капитана состояли из полки обычного железнодорожного плацкартного вагона, стоящего в кишащей комарами и мошкой архангелогородской тайге северного полигона. А иногда капитанов быт протекал в не оборудованном кондиционером безводном домике, стоящем среди знойной казахской пустыни на какой-нибудь площадке полигона, на этот раз южного. Но, всё же, большей частью, командировочный быт капитана протекал в классических советских гостиницах малых городков. В этих уютных отелях с жирнющими в спесивости своей тараканами, деловито разгуливающими по вонючим санузлам общего пользования, оборудованных всегда ржавыми, вечно текущими и неправильно обозначенными цветом кранами. В этих приветливых, дающих кров усталым путникам сооружениях, комнаты которых с пугающим постоянством монтировались заведомо неисправные включатели электрического света, находящиеся, как правило, за шкафами и, в обязательном порядке, в противоположных от входных дверей углах. Кроме того, все эти заведения высокой культуры обслуживания часто объединяло троящееся изображение на экранах слегка хрипловатых чёрно-белых телевизоров и непременно обшарпанная, словно выдержавшая добрый десяток переездов через всю страну мебель, дико скрипящая покосившимися дверцами, едва висящими на никогда ничем не мазанных петлях. В общем, было о чём вспомнить капитану в уютненьком городке Безнадежнинске, посиживая по завершению трудов праведных в какой-нибудь пристанционной столовой в окружении волнообразных, усеянных следами мушиных посиделок стен и желтого от взмывающего ввысь никотина безнадёжно кривого потолка. Вспоминать, поглядывая сквозь мутное закопчённое комбижиром окошко на протекающий неподалёку грязный ручеёк с гордым названием «р. Мочегонка» на синей, федерального значения табличке. А во время воспоминаний можно было с аппетитом жевать стопроцентно хлебные, не прожаренные как следует на кипящем неподалёку маргарине, зеленоватого цвета котлеты. При этом бывало и так, что особенную остроту капитановым воспоминаниям придавали прилипающие к столу края рукавов и расставленные кругом таблички с надписями, призывающими граждан существенно повысить культуру своего поведения, например: «Уважаемые безнадёжнинцы и гости нашего города! Просьба яйцами в солонки не лазать». Как правило, горожане и редкие гости этого гостеприимного города внимали просьбам администрации. По крайней мере, Сергей ни разу не видел ни одного гражданина, а тем более гражданки пытающихся поучаствовать в этом захватывающем эксперименте.