class="p1">Ростов-на-Дону заслуживает особого внимания, поскольку убийцы входили в него дважды. Дважды красные оставляли город, и дважды этот отход сопровождался предательством.
Первый раз это произошло 21 ноября 1941 года.
Но еще до этой трагической даты в Ростове была проведена эвакуация.
В первую очередь вывезли знаменитый ростовский «Ростсельмаш». Более трех с половиной тысяч железнодорожных вагонов понадобилось для эвакуации этого завода в Ташкент. Туда же, в Ташкент, были направлены рабочие и инженеры во главе с директором, товарищем Титаренко.
Всего же организованно по эваколистам – так называли здесь эвакоталоны – было вывезено около 150 тысяч человек, да еще около 50 тысяч бежали самостоятельно.
Так что Ростов в эти дни покинуло 200 тысяч человек, и среди них порядка 15 тысяч евреев. Это было, конечно, непростительно мало, так как число евреев здесь за последнее время почти удвоилось: к 27 тысячам жителей Ростова добавилось еще, как минимум, 30 тысяч эвакуированных.
К счастью, на этот раз немецкая армия не смогла закрепиться, и оккупация продолжалась всего восемь дней.
Этого времени было недостаточно для применения методики товарища Эйхмана. Тем более, что Зондеркоммандо «SK-10а», которая должна была действовать по этой методике, задержалась в Мариуполе.
Убийством евреев пришлось заниматься эсэсовцам лейбштандарта «Адольф Гитлер». Но эти эсэсовцы не были специалистами в «еврейском вопросе» – они сумели убить всего каких-то 400 человек. Из них, 43, стоявших в очереди за хлебом, 90 жителей дома № 2 по Советской улице, 60 случайных прохожих и еще 200 тоже фактически случайных, согнанных на Армянское кладбище.
И все…
Потому что 29 ноября 1941-го бойцы Южного фронта выбили их из Ростова.
Но не надо забывать: шел 1941-й год – гитлеровцы рвались на Кавказ, и Ростов стоял у них на пути.
Восемь месяцев под Ростовом шли жестокие бои.
И все это время шла эвакуация. Вывозили все, что не успели вывезти в прошлый раз: заводы, фабрики, сырье, население.
Казалось, что на этот раз следовало бы вывезти и евреев.
Но этого не произошло.
Говорят, что никакой «разнарядки на эвакуацию евреев» Ростов не получил.
Правда, около 7—10 тысяч «нужных» евреев оказались в составе тех 100 тысяч, которые были эвакуированы. Примерно столько же бежало самостоятельно.
А 13 февраля 1942 года, за пять месяцев до вторичной оккупации Ростова, комендант ростовского гарнизона майор Борщ отдал приказ, запрещающий выезд из города без его личного разрешения.
Ну, вот вам – опять «Мышеловка»!
И почти аналогичная той, нашей, одесской.
И результат будет тот же.
24 июля 1942 года гитлеровцы захватили Ростов вторично.
На этот раз спешить было некуда и все можно было выполнить в соответствии с методикой.
На этот раз за дело взялись профессионалы – Зондеркоммандо «SK-10а», под командованием оберштурмбаннфюрера, доктора Курта Кристмана.
Прибыв из Мариуполя в Ростов, «SK-10а» расположилась в помещении милиции, на Красноармейской, 154, и приступила к организации акции.
Ответственным за ее проведение был назначен, по личной его просьбе, военный врач, унтерштурмфюрер Герман Герц.
В полном соответствии с методикой был организован юденрат во главе с известным в городе доктором Лурье, и уже 4 августа 1942-го он выпустил «воззвание», обязывающее всех евреев, местных и эвакуированных, явиться на регистрацию.
Когда регистрация была завершена, в газете «Голос Ростова» появилось следующее «воззвание» – всем зарегистрированным евреям предписывалось явиться на сборные пункты для «переселения». Необходимость этого «переселения» объяснялась желанием властей защитить евреев от «нападений антисемитов».
С раннего утра 11 августа евреи Ростова потянулись на сборные пункты.
Но ведь все это уже было!
Уже шли евреи Киева к Бабьему Яру, евреи Одессы на Дальник, евреи Харькова к Дробицкому Яру, а евреи Мариуполя к агробазе им. товарища Петровского. Уже строчил пулемет, рыдали матери, и какая-то, наверно, сошедшая с ума добрая еврейская бабушка напевала над разверстой могилой: «Лайтенахт! Лайтенахт!».
Все это уже было, уже повторялось не раз и не два – в сентябре-октябре-ноябре 1941-го, а теперь, почти через год, в августе 1942-го, повторяется снова.
Евреи снова, как будто намеренно, оставлены на верную смерть.
Намеренно? Неужели действительно намеренно?
Пришедших на сборные пункты перевезли в Змиевскую Балку. Именно это проклятое место, на правом берегу реки Темерник, за зоопарком и Ботаническим садом, выбрал доктор Герц для проведения акции.
За двое суток в Змиевской Балке было уничтожено более 27 тысяч.
Вместе со всеми евреями погибли и члены юденрата во главе с доктором Лурье. Вместе со всеми евреями погибла и эвакуированная из Одессы 30-летняя Розочка Адамович[68].
Ну вот, теперь вы и сами видите, что «не успевших» и даже «успевших» эвакуироваться евреев убивали не только в 1941-м, но и в августе 1942-го и будут еще продолжать убивать…
Открытка с того света
Эту историю несколько лет назад рассказал нам Леня Сокол.
Все началось с почтовой открытки.
Старой, выцветшей, исписанной вдоль и поперек почтовой открытки, полученной доктором Эсфирью Пугач 13 июня 1943 года.
Обнаружилась эта открытка, как это часто бывает, случайно: несколько лет назад Леня нашел ее в связке писем, оставшихся после смерти матери[69].
Странно и страшно было читать эти корявые строчки.
Речь шла о группе сотрудников одесского Санитарно-бактериологического института. Все они, 62 человека, эвакуировалась из Одессы в глубокий и безопасный тыл. А потом в этом «глубоком и безопасном» попали в руки убийц и… исчезли.
Нигде, никогда, ни в архивах, ни в исторической литературе, ни в мемуарах мы не встречали о них упоминания.
Но давайте уж все по порядку.
Доктор Эсфирь Пугач перед войной занимала престижный пост заведующего Пастеровской лабораторией Бакинститута.
Одесса по праву считалась колыбелью российской бактериологии. Здесь в 1886 году была создана первая в России бактериологическая станция, которая постепенно превратилась в Бакинститут.
В июле 1941-го институт готовили к эвакуации. Но дело подвигалось медленно: много времени уходило на демонтаж лабораторного оборудования, на отбор документации и составление списка эвакуируемых.
Эсфирь и ее семья тоже, естественно, попадали в этот список и должны были со дня на день уехать.
Но обстоятельства сложились так, что они покинули Одессу другим путем – 21 июля 1941-го, за день до той, первой, бомбежки города.
Дело было в том, что муж Эсфири, Володя Сокол, отвечал за формирование санитарных поездов, вывозивших из Одессы раненых.
Приказ о формировании таких поездов был получен Одесским Военным округом на третий день войны, 24 июня 1941-го, от Лазаря Кагановича. В дальнейшем этот приказ был оформлен как постановление ГКО № 466/сс, от 12.08.41, и подписан Сталиным. [РГАСПИ, ф 644, оп. 1, д. 5, л.