— Твоему господину от Роберта Кейтсби. Это вопрос жизни и смерти, который касается тебя, твоего хозяина и ваших единоверцев. Господин должен прочесть письмо немедленно, в противном случае на ваших руках окажется больше крови, чем у Понтия Пилата!
Мужчина в плаще повернулся и исчез в темноте, оставив ошеломленного Уорда стоять посреди улицы с письмом в руках.
После минутного размышления Уорд вернулся в дом. Он знал, что хозяин боготворит Кейтсби, и решил, что если письмо и в самом деле от него, то нет никаких причин скрывать его от Монтигла или задумываться о его подозрительном происхождении. Как и все слуги в католических домах, Том понял из разговоров, что затевается какое-то важное дело, и это являлось еще одним основанием, чтобы вручить письмо немедленно.
Монтигл пребывал в превосходном расположении духа. Его стол ломился от изысканных яств и вин, вокруг сидели друзья, и не было причин беспокоиться о будущем. Да и кто бы на его месте не радовался? Ведь всего несколько лет назад его выслали из Лондона, а теперь он заседает в парламенте и пользуется благосклонностью короля. Колесо фортуны повернулось в нужную сторону и вознесло Монтигла на заоблачную высоту.
В этот момент подошел Том Уорд и что-то зашептал на ухо хозяину.
— Что там? — раздраженно спросил Монтигл. Уорд старался говорить тихо, но хозяин перешел на крик: — Письмо? Какое еще письмо?! Ладно, давай его сюда и убирайся!
Монтигл взял письмо и, даже не взглянув на печать, открыл его и улыбнулся гостям с видом человека, которому назойливые просители не дают покоя даже дома, в час, когда все приличные люди отдыхают. Его глаза застилал дым, который проникал из камина в комнату, и он с трудом прочел первые слова, написанные крупным, почти детским почерком: «Милорд, любовь, которую я питаю к Вам и некоторым из Ваших друзей…» Монтигл с раздражением подумал, что это очередная просьба о деньгах или продвижении по службе. Вот что значит пользоваться влиянием при дворе! Руки милорда были испачканы пищей, да и в любом случае неприлично читать письмо, находясь в компании гостей, собравшихся за дружеским столом.
— Эй, Том, будь добр, прочти письмо вслух. У меня глаза слезятся от проклятого дыма. Тот, кто чистил трубу, заслуживает хорошей порки, а не звонкой монеты, которую он получил! — Монтигл решил, что членам семьи и друзьям будет интересно послушать, какого рода письма получает такой известный человек.
Уорд подошел и, взяв письмо, зажмурил глаза, чтобы сосредоточиться. Читал он плохо и справедливо полагал, что не следует его выставлять перед публикой, словно актера в театре, и заставлять читать вслух. Том старался понять незнакомый почерк и спотыкался на каждом слове.
— Хватит, хватит! — смеясь, воскликнул Монтигл после первого же предложения. — Мы не можем слушать тебя весь вечер, Том. Вот ты, подойди сюда. Ты умеешь читать и сейчас просветишь нас, — обратился он к одному из лакеев под дружный смех гостей.
Том Уорд подумал, что неприятно быть выставленным на посмешище перед людьми, но еще хуже, когда тебя унижают, предлагая выполнить порученное дело другому. Но он ничего не сказал и только скрипнул зубами, а лакей, наделенный незаурядными способностями к чтению, взял письмо и, немного нервничая, стал зачитывать его вслух:
Милорд, любовь, которую я питаю к Вам и некоторым из Ваших друзей, заставляет меня заботиться о Вашей безопасности. Вот почему, если Вам дорога жизнь, я советую подумать о предлоге, чтобы не присутствовать на ближайшем заседании парламента.
Разговоры и смех за столом стихли, и наступила напряженная тишина. Немного помедлив, лакей продолжил чтение:
Господь и человек объединились, чтобы покарать пороки нашего времени. Не пренебрегайте этим посланием, а поезжайте в деревню, где Вы в полной безопасности сможете переждать грядущие события. Несмотря на кажущееся отсутствие какой-либо угрозы, я заявляю Вам, что по нынешнему парламенту будет нанесен страшный удар, и при этом его члены не увидят, кто их губит.
Зловещую тишину нарушал только звон посуды, доносившийся из кухни. Зажженные свечи освещали напряженные, лоснящиеся от пота лица гостей и родственников Монтигла. Взоры присутствующих были устремлены на лакея, который вдруг замолчал и вопросительно посмотрел на хозяина, ожидая дальнейших распоряжений. От волнения у бедняги пересохло в горле, а удары готового выпрыгнуть из груди сердца отдавались гулким стуком в висках. Монтигл сидел, словно каменное изваяние, устремив неподвижный взгляд на стену. Наконец лакей все-таки решился дочитать письмо:
Не отбрасывайте в сторону это предостережение, оно не причинит Вам вреда, а принести пользу может. Опасность минует, как только Вы сожжете письмо, и я надеюсь, что Господь дарует Вам милость и вразумит сделать надлежащие выводы из этого послания. Храни Вас Господь.
Долгое время никто не осмеливался нарушить молчание.
— Это что, шутка? — наконец не выдержал хозяин дома. — Дурацкий пасквиль, чтобы помешать мне исполнить свой долг?
Желающих ответить не нашлось, и молчание явно затягивалось.
— Седлайте лошадь, — тихим голосом распорядился Монтигл. — Я немедленно еду в Уайтхолл.
Не тратя лишних слов, он быстро вышел из комнаты, предоставляя ошеломленным гостям самим решить, кому заговорить первым. Однако долгое время никто не рискнул воспользоваться этой возможностью.
Грэшем наблюдал за домом Монтигла из соседнего переулка и сразу же услышал шум и крики на конюшне, скрежет отодвигаемых засовов и увидел огни зажженных факелов во дворе. А через некоторое время лорд Монтигл в сопровождении двух всадников выехал со двора и помчался во весь опор по направлению к Уайтхоллу. Из-под копыт лошадей во все стороны разлетались комья грязи.
Грэшем совсем закоченел и от холода не чувствовал ни рук, ни ног. Будь жив старый сержант, обучавший Генри воинскому искусству в Нидерландах, он непременно отругал бы подопечного. «Не студи ноги и руки. Если хочешь жить, кровь должна бежать по жилам очень быстро. Не щади никого, кто захочет ее из тебя выпустить», — любил говаривать старик.
Итак, делу дан ход, и теперь все пойдет своим чередом. Грэшем смотрел на историю, как на полноводную реку с устьем, состоящим из многочисленных протоков, которые образуют причудливый рисунок и после бесконечных блужданий снова сливаются вместе. В отличие от большинства людей Грэшем не отличался самоуверенностью и не считал, что может сделать запруду на реке истории и повлиять на ее ход. Иногда ему доводилось строить дамбы на протоках, изменяя их течение, и они подчинялись его воле. И все же реки живут своим умом, и никому не под силу предугадать судьбу. Но попытаться можно.