В туннеле мужчины работали обнаженными, но некоторые соорудили мешочки из грубой ткани, чтобы защитить гениталии, и повязали головы косынками. По меркам горняков, работа не была трудной, главную выработку уже сделали, но открывшийся под землей вид напоминал картину преисподней. Тусклые отблески желтого света падали на потные обнаженные тела с темными пятнами въевшейся грязи, а затхлый воздух пропитался запахами пота, мочи и разложения. На шероховатых стенах туннеля тени землекопов, врубающихся в каменную породу, выплясывали причудливый танец сказочных чудовищ, которые обрушивают неравномерные удары на землю, стремясь наказать ее за непокорность. Скоро работа будет закончена, и разбогатевшие, но не набравшиеся мудрости горняки разъедутся по домам.
А наверху жизнь Лондона шла своим чередом. Банкиры и ростовщики, низко кланяясь, радушно распахивали двери своих богатых домов на Голдсмитс-роу, а всего в нескольких ярдах от них ютились позабытые Богом и людьми лачуги, кишащие крысами, где в каждой комнатушке влачили жалкое существование по восемь или десять человек. Богатые владельцы магазинов вели разодетых жен к скамьям у собора Святого Павла, чтобы послушать проповедь и посмотреть на членов Тайного совета и жен знаменитых пэров, которые займут почетные места в северной галерее собора. А в это время люди с голодными глазами поджидали зазевавшихся матросов или деревенских жителей, пришедших полюбоваться великолепным собором. Они знали, что одного неловкого движения при попытке украсть кошелек вполне достаточно, чтобы оказаться на виселице, которая находилась рядом с храмом Божьим. В этом величайшем городе мира Господь хозяйничал весьма своеобразно. Какого-нибудь несчастного могли выпороть и, привязав к телеге, проволочить по улицам зато, что он отрицает Бога, тогда как толпы ростовщиков, безбожно наживающихся на людском горе, заполняли все проходы в самом большом лондонском соборе. Ярко раскрашенные двух- и четырехвесельные лодки стояли у берега, где шла оживленная торговля, а когда в театрах приближался час дневных представлений, устремлялись по реке в Саутуорк.
В одной из таких лодок на плюшевой подушке сидела юная девушка в придворном платье и, опустив руку в воду, перебирала ее пальцами. Неподалеку плавали лебеди. Девушку предупреждали, что этого делать нельзя, но вода манила прохладой, и она поддалась соблазну. Потом, наблюдая за приближающейся пристанью и изумленно разглядывая роскошные суда, она машинально облизала руку и через семь дней умерла от холеры, измученная бесконечными кровопусканиями, которым ее подвергли врачи, еще больше истощая худенькое полудетское тело. Что ж, таков Лондон. А в это время Гарри Хотспер[6] провозглашает со сцены:
Друзья мои, короток жизни срок!На если б жизнь на стрелке часовойВерхом скакала и через час кончалась,И то сочли б мы эту краткость долгой.
По окончании спектакля многие зрители, наслаждавшиеся поэзией Шекспира, оставались, чтобы посмотреть, как одичавшие собаки разрывают на куски привязанного к столбу медведя, и не жалели денег на это зрелище.
— Больше всех меня беспокоит Монтигл, — заявил Грэшем.
— Почему именно он? — поинтересовалась Джейн. Они исписали множество страниц, собирая сведения о пэрах-католиках.
— Думаю, он готов служить и нашим, и вашим, — ответил Генри. — Из всех, кого мы знаем, именно он скорее всего примет участие в таком грязном деле. Все члены его семьи ревностные католики, а Говарды и Стэнли являются его родней по материнской линии. Монтигл сражался на стороне Эссекса в Ирландии и даже организовал безумную авантюру по его спасению и оказался среди осажденных бунтовщиков в доме Эссекса. Но ему каким-то образом удалось получить прощение. Том Уинтер служит у Монтигла секретарем, а сам он женат на сестре Трэшема Элизабет. За прошедший год он наверняка успел встретиться со всеми, кто сочувствует католикам. — Грэшем стал перебирать листки, где записывались сведения, принесенные шпионами и осведомителями. — Кроме того, они с Кейтсби закадычные друзья, и Монтигл во всеуслышание заявляет, что с уходом Кейтсби его жизнь погружается во мрак. О Господи! Услышь я подобные слова в свой адрес, меня бы вырвало от отвращения.
— Сэр Генри, — обратилась к нему Джейн, взмахнув длинными ресницами, — когда вы меня покидаете, солнце уходит с небосклона средь бела дня, и луна не освещает сумрак ночи, и жидкость, наполняющая мое тело, тоже рвется наружу из моего…
— Замолчи, бесстыдница! — шутливо прикрикнул Генри. — Ты позоришь весь женский род.
— Так, значит, Монтигл тоже в числе заговорщиков? — ничуть не смутившись, спросила Джейн. — Не он ли тот самый представитель голубой крови, который предпочитает не выходить на сцену и дергает за веревочки марионеток? Возможно, у Кейтсби имеются серьезные причины не говорить Трэшему о роли Монтигла в заговоре. Если хочешь знать мое мнение, то Кейтсби прежде всего интересуют деньги Трэшема, а не он сам, иначе Робин завербовал бы его гораздо раньше. Он относится к Трэшему с подозрением и скрывает участие Монтигла.
— Возможно и так, но только отчасти. Зачем делать тайну из участия Монтигла в заговоре, если он рассказал Трэшему, что граф Нортумберленд тоже связан с заговорщиками через Томаса Перси? Ведь Нортумберленд гораздо более крупная рыба, чем Монтигл. Но если посмотреть с другой стороны, то после истории с Эссексом Монтигл должен был заплатить огромный штраф, чего и не подумал сделать. Теперь посмотрим, что происходит дальше. Не успел он выйти из тюрьмы, а новый король водрузиться на трон, как ему возвращают владение в графстве Эссекс, а сам Монтигл получает право заседать в палате лордов. Всем вдруг хочется познакомиться с лордом Монтиглом. Яков обращается с просьбой к французскому королю освободить его брата из тюрьмы, а самого Монтигла делают лордом-уполномоченным, который назначает перерыв в работе парламента, Монтигл получает прекрасное место при дворе королевы Анны, и его имя появляется в указе, когда принц Генрих становится герцогом Йоркским. Боже мой! Тебе не кажется, что наш лорд Монтигл стал вдруг очень популярным?
— Всем известно, что Яков благосклонен к участникам восстания Эссекса, а не к таким, как ты, — заметила Джейн.
— Я принадлежу к немногим, кому известно о роли Якова в организации мятежа, — ответил Генри. — Однако о нем подозревают и другие. Но дело не только в этом. Судьба просто осыпает Монтигла подарками.
— Он хороший шпион, — вмешался в разговор Манион, который, сидя на табурете, внимательно разглядывал через окно грязную узенькую улочку.