…но в мю-пространстве, в его безграничной рефлексивности все может быть доказано…
Кристалл передавал стандартные стробоскопические коды, сосредоточиваясь на хроно-имплантанте Оракула, чтобы взять его под контроль.
…и все можно смоделировать…
Отпустив руку матери, д’Оврезон шагнул назад, его широкие могучие плечи поникли в неопределенности.
– Не… понимаю.
…даже жизнь Оракула.
Началось разрушение собственных фемтоцитов Оракула.
– С этого момента все в тебе является лишь моделью, имитацией. Это моя вселенная, Оракул. Все твои будущие воспоминания состоят из образов, ощущений, которые смоделировал я.
Кристалл передавал новый код: шла переписка молекулярной конфигурации, усиление воспоминаний о будущих событиях, которые никогда не произойдут.
– Невероятно, – сказал Том. И добавил мысленно, глядя на крутящего головой Оракула: «Я переписываю заново все содержимое твоего мозга, и ты знаешь это».
Мать снова ложилась в саркофаг.
– Это уже произошло, – громко сказал Том.
– Нет… – пробормотал Оракул. Но он был не прав.
Голограммы изменились в последний раз – память вернула Оракула в дни юности, – и все погасло.
Создать пограничное состояние.
Это был термин, обозначающий последний всплеск сознания перед тем, как старый человек умирает.
За очень короткий период времени новая память д’Оврезона о будущем, начиная с этого момента, была записана в его мозгу. Все его будущие ощущения были результатом мультифрактальной моделирующий имитации.
Даже воспоминание о его отдаленной, будущей смерти – вследствие глубокой старости, кстати, – пришло к нему теперь из воображения Тома.
– Массивное тело Оракула затряслось крупной дрожью – все новые и новые воспоминания всплывали в его мозгу.
– Все твои предсказания и все твое будущее, – сказал Том, – всего лишь придуманный мною мираж.
Эта фантазия включала в себя несуществующие процессы: в реальном пространстве имитировать их было невозможно. Но Том освободился от ограничений реального, проникнув в логику безграничного мю-пространства.
Оракул оказался в новом будущем, в том, которого никогда не было.
И там никогда не было схватки с лордом Коркориганом…
Том сжал в одной руке и кристалл, и меч.
– А теперь я изменю твою Судьбу, Оракул.
Голубое пламя вспыхнуло вокруг, когда он шагнул вперед.
Тому пришлось остановиться.
Казалось, воздух сопротивляется ему. Казалось, само реальное пространство сопротивлялось изменениям…
Напрягая все силы, Том сделал один шаг вперед. Затем другой.
«Что происходит? – спросил он себя. – Я не понимаю».
И вдруг сообразил.
Как мог Оракул не помнить будущее изменение собственного мозга?
– Это же парадокс. Он не мог не знать, что я с ним сделаю!
Однако было ясно, что Оракул не знал.
Значит, было что-то еще. Что-то, позволившее существовать столь серьезному парадоксу.
И тут Тома вновь осенило.
Оракул не помнил об изменениях, потому что в той реальности, в которой он жил, их попросту не было. И получается, что Том изменил не просто память д’Оврезона. Это была не просто имитация. Изменилась – пусть и в малых масштабах – сама реальность. И существование новой реальности в окружении старой тоже было парадоксом.
Вокруг летали голубые искры огня.
Том упорно преодолевал барьер между реальностями.
«Бедный Оракул, – думал он. – Твоя память впервые обманула тебя».
И сказал вслух:
– Это мой подарок тебе, Оракул.
Глаза д’Оврезона были широко распахнуты и неподвижны.
– Для тебя это будет первая в жизни неожиданность! Первая и последняя…
Глаза д’Оврезона были глазами жертвы, застывшей перед коброй…
Последний барьер голубого пламени и летящих искр расступился перед Томом, и он бросился вперед. Его несуществующая левая рука просто раскалилась добела от ненависти, но действовать пришлось правой, существующей. И он вонзил меч в тело Оракула по самую рукоятку.
– Получилось!!!
Оракул упал.
Том смотрел, как он дергается от боли: д’Оврезон был похож на выброшенную на берег рыбу, раскрывающую рот, чтобы глотнуть воздуха. Алая кровь растекалась по бело-голубому полу, а он все пытался дотянуться до оружия, и его глаза, налитые кровью, выпучились от напряжения. Потом он закричал, как ребенок, и это был сверхъестественный, жуткий крик.
– Я отомстил, – сказал Том. – Кулак и жеребенок, я отомстил. Ты мертв, ублюдок!
Но Оракул Жерар д’Оврезон был крупным мужчиной, сильным и могучим, и чтобы умереть, ему понадобилось много времени.
* * *
Кристалл выглядел оплавленным и безжизненным, но Том все равно убрал его назад и повесил талисман на шею. Затем он вытащил меч из тела Оракула. Раздался влажный чавкающий звук.
Том вложил меч в ножны, сделал движение рукой, и рядом с ним замерцал небольшой дисплей. Несколько манипуляций, и в помещение влетел рой микродронов.
Быстро жестикулируя, Том заставил их взяться за дело. Он был очень осторожен, и лишь несколько дронов занялись телом д’Оврезона, соблюдая меры безопасности, обязательные для медиков. Прочие озаботились уборкой зала.
Они уничтожат все вещественные улики. И после этого больше ничто не станет препятствием на пути к тому, что он так долго откладывал.
«Мама, – подумал он. – Неужели я убил и тебя тоже?»
Он наклонился над нею, и безжизненное тело матери вдруг издало вздох. Вокруг замерцали голограммы. Голова ее повернулась, едва ли не со скрипом. Веки наполовину поднялись, но видны были только белки глаз.
– Ты… думаешь…
Скрежет.
– Не… знала…
Едва ли это был человеческий голос.
– Кордувен… убьет… Я тебя люблю… Том…
– Мама! – крикнул Том. Ответом ему было молчание.
А на дисплее потянулась ровная линия. Агония.
С кем он разговаривал – с матерью или с Оракулом? Или и с нею, и с ним одновременно? Пациент умер.
– Нет! – закричал Том. Ответом ему было молчание.
– Только не это, – прошептал он. – Только не новая смерть.
Вокруг разлилось голубое сияние.
Ухватившись за край саркофага, он смотрел, как лазурная жидкость медленно вытекает из рта и ушей матери.
«Я уже видел это однажды», – подумал он.
Сияние постепенно тускнело, а затем и вовсе исчезло. Жидкость теперь была матовой и безжизненной.
«Пора уходить», – подумал Том. И повернулся спиной к мертвому телу матери.
Глава 47
Нулапейрон, 3414 год н.э.
– Милорд!
Том слышал, но это не имело никакого значения.
– Чем я могу вам помочь?
Он сидел, скрючившись в кресле за стеклянным столом, погруженный в грустные размышления, окруженный рядами кристаллов, вобравших в себя столько мудрости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});