Хелисента, надвинув капюшон, опустилась на колени, а Глориан прокралась к дверям святилища.
Тайную комнату Хелисента открыла в пятнадцать лет. Отец, зная, что у нее острый глаз, попросил дочь разыскать несколько свитков с деловыми записями в архивах замка. Перебирая свитки, она наткнулась на старый план Дротвика и заметила на нем два окна, которых снаружи не видела, – вплотную к комнате, где теперь располагалась королевская опочивальня. Прочесав замок, девочка нашла пыльный закоулок, заложенный с одной стороны кирпичами.
Должно быть, каменщики поленились заложить его целиком. Убедившись, что за королевой Сабран никто отсюда не подглядывает – там не было ни следа, только мышиный помет, – Хелисента сожгла план и рассказала о нем Глориан. Теперь это место принадлежало только им.
Входить надо было через щель за ржавой железной решеткой. Встав на колени, Глориан клещами вытянула гвозди, открыла проход и скользнула в него.
В темноте она достала из мешочка кремень и огниво. Уже при свете свечи поставила решетку на место. В ней ниточкой натянулось боязливое волнение. Впервые за шестнадцать лет она сбежала от своих телохранителей.
Лесенка была узкая. Хелисента подозревала, что королева-кошка могла проводить по ней своих любовников, хотя самовластная властительница скорее кичилась прелюбодеяниями. Вернее того, комнатушка просто оказалась ненужной, и ее замуровали, чтобы укрепить стены замка. Глориан прежде не решалась здесь побывать.
Ее мягкие туфли ступали почти беззвучно. Она прикрывала свечу ладонью, тень ее колебалась на стене. Заслышав голоса, она задула огонек и продвигалась вперед, пока не увидела слабый свет.
Щель в стене открывалась прямо в Большую палату. Мать сидела на кровати в свободной сорочке цвета старой кости.
– …Никогда не осмеливались восстать против Ваттена. У них молоко вместо крови и животы подбиты пухом.
– Герион теперь безопасен, согласна, – отвечала мать, глядя на расхаживающего по комнате супруга, – но нам не только его приходится опасаться. Ты сказал, болезнь пришла из Офандаута.
– Мои дружинники нашли селение почти опустевшим, – угрюмо ответил король Бардольт. – Иссин подхватила заразу, Сабран. Она умерла.
– Святой! На ней держался мирный порядок. Кому об этом известно?
– Только тем, кто плыл с нами в Элдинг.
– Какие ты принял меры, чтобы слухи не пошли дальше? – Королева встала. – Бардольт, мы уже ступили на зыбучий песок. Сперва обнаглевшая республика, потом гора Ужаса…
– Там все закончилось. Зараженное селение сгорело дотла вместе с трупами. Я оставил конных гонцов, чтобы оповестили, если болезнь снова поднимет голову. – Он ухватился за полочку над камином. – Один из моих дружинников выжил. Пусть Фортхард его осмотрит.
– Ты привез его сюда?
– Он не заражен.
– Малейшие признаки болезни в Инисе будут подпитывать слухи об извержении горы Ужаса. Глориан уже взяли на прицел.
– Да, я с ней говорил. – Бардольт вздохнул. – Ран, будь с ней поласковей. Ты – ее мать, она лепит себя по тебе. А ей трудно догадаться о твоей любви.
Королева Сабран вздернула подбородок:
– Говоришь, я слишком жесткая? А я скажу, что наша дочь слишком мягкая. – (Глориан съежилась.) – Без огня и молота меча не выкуешь. И ты, и я росли в кузнице, Бардольт. А что знает Глориан о настоящих трудностях?
– Так это мы должны стать для нее кузней? – В голосе Бардольта звенел гнев. – Мы, ее родители?
– Молотом приходится быть мне, потому что ты, как ни странно, отказываешься. Ей шестнадцать, а она боится выйти из замка. Она не исполняет главный наш долг. Так же поступила бы королева-кошка, если бы не боялась, что это покончит с ее властью.
– Не сравнивай нашу дочь с этой…
– Приходится, потому что их всегда будет сравнивать Инис. – Сабран подошла к мужу, встала рядом. – В глазах закона Глориан позволительно рожать с семнадцати лет. Еще год, и она сможет править королевством без регента. Если ее сейчас, прямо сегодня, призовут к исполнению долга, уверен ли ты, что у нее хватит сил?
– Ран, тебе еще нет и пятидесяти. Ради любви Святого, пусть у нее будет детство, которого не выпало ни тебе, ни мне.
– Тебе легко говорить. Ты при желании можешь наплодить сколько угодно бастардов. – Королева накрыла ладонью живот. – Для меня Глориан – одна-единственная преемница. Она должна быть сильной… должна быть безупречной – потому что других детей у меня не будет. Видит Святой, я старалась.
Глориан заморгала, словно хотела отогнать дурной сон. Так же онемела она после падения, когда сломала руку, только боли в этот раз не было.
– Сабран, – тихо сказал король Бардольт, – я никогда… Ты – корень моего сердца.
Королева Сабран протяжно выдохнула.
– Знаю. Прости меня, Бард. – Она снова опустилась на постель. – Я не могу сюсюкать с Глориан, баловать ее. Она и так уже слишком похожа на мою мать. Я все эти годы не подпускала к ней Мариан, но в Глориан течет и ее кровь.
Мариан Малая, слабейшая из инисских королев… Глориан захотелось стать крошечной, совсем пропасть.
Ни одна королева рода Беретнет не зачинала более одного ребенка, а ее родители все эти годы пытались. Одной ее им было мало.
– Перестань. – Отец сел рядом с матерью. – Глориан не Мариан. Быть такого не может, ведь она – это мы.
Он ладонью коснулся ее колена:
– Милая, что за тень тобой овладела?
– Зря ты это, Бардольт. Мои заботы не из головы, – очень тихо сказала Сабран. – Они из прошлого.
– Провались это прошлое, – тихо выбранился он. – Мы с тобой – будущее, мы с тобой вместе меняем мир. Все в наших силах, за что ни возьмемся.
Королева Сабран переплела его пальцы своими, заглянула ему в глаза.
– В эту ночь, – сказала она, – я прошу тебя взять то, что тебе уже принадлежит, и отдать мне мое.
Она поднесла его ладонь к губам. Король Бардольт дал ей погладить костяшки пальцев, а потом наклонился и поцеловал ее.
Глориан понимала, что должна уйти. Это только для них двоих. Надо возвращаться к Хелисенте, пока не спохватилась охрана.
Но что-то удержало ее на месте. Может быть, любопытство – захотелось посмотреть, что такое супружество.
«Поймешь после венчания, – отвечала Флорелл на все ее вопросы. – А пока незачем, милочка».
Почему бы не узнать заранее?
Как ей иначе себя готовить?
И она смотрела, как раздеваются родители – не деликатно, а так, будто заспались на солнцепеке и торопились остыть. «Уходи», – подгонял ее внутренний голос, но Глориан приросла к месту. Лицо у нее горело. Она видела только обнаженные тела, рассыпавшиеся по коже волосы обнимающихся родителей. Ни вежливости, ни умеренности. Ими владело что-то иное.
Когда оба часто задышали, Глориан опомнилась. Она сбежала по ступеням, выбралась в щель, задвинула на место решетку и неуклюже из-за вспотевших ладоней вставила гвозди. В отчаянной она спешке собрала инструменты и побежала по коридорам, мечтая выскрести увиденное из памяти.
– Кто идет?
Она, не успев задуматься, развернулась к шагнувшему со двора дружиннику с факелом.
– Глориан? – Вулф, наморщив лоб, заглянул ей под капюшон. –