Шереметев. Знобит – с непривычки. Петр Алексеевич тоже спервоначалу-то – стоит, бывало, под ядрами весь белый, губы закусит до крови. Потом привык.
Алексей. Никогда я не привыкну… Напрасно меня из Москвы привезли… Нарочно меня – мучить привезли… Проклятые, проклятые…
Входит Меншиков, разгоряченный, в руке окровавленная шпага.
Меншиков. Видел… Изрубили к черту весь отряд. Сорок два шведа… Троих сам с седла снял. (Вытирает шпагу о полу кафтана, бросает в ножны.)
Шереметев. Ну, что ж, славно потешился, Александр Данилович. Ратная потеха – мужам утеха.
Меншиков. Жалко, царевича с нами не было, повеселился бы на коне с вострой сабелькой.
Алексей. Ну тебя к черту, дурак ты, Меншиков.
Меншиков (хохочет). Привыкать надо к таким делам. А ну, как Петр Алексеевич спросит, не пужался ли ты шведов, ядрам не кланялся ли? Что ему ответить?
Алексей (с ненавистью). Время будет – об этих словах пожалеешь, Меншиков.
Меншиков. Ну? Неужто?
Шереметев. Не цепляйся ты к нему, Александр Данилович. Царевич молод, от дворцовой неги взят в поход, а ты, гляди, какой боров.
Алексей. Я пойду лучше. (Идет к двери.)
Шереметев. Проводи его, возьми фонарь в сенях.
Меншиков. Надоел он мне хуже горькой редьки.
Меншиков и Алексей уходят.
Фон Липпе. Господин фельдмаршал задал весьма серьезный вопрос… Что нам делать?.. Гм… Сразу я не могу ответить. Я должен хорошо подумать ка сытый желудок.
За печкой вздохнули, Шереметев обернулся, кашлянул.
Шереметев. Что ж… Поди, поди, генерал, подкрепись, потолкуем после ужина.
Фон Липпе. Военная наука говорит: никогда не решай поспешно. Торопливость и голодный желудок – худший враг человеку. (Уходит.)
Шереметев. Навязали нам, прости господи, немца, слушать его, – до сих пор бы под Новгородом стояли, все думали…
За печкой опять вздохнули.
(Забеспокоился, взял со стола письмо, опять покосился на печку.) Ты вот что, Ягужинский, возьми-ка письмо, перебели, нынче же государю послать… Поди, поди к себе…
Ягужинский. Разреши, господин фельдмаршал, – не человек ли за печкой?
Шереметев. Кошка, кошка за печью. Поди, поди… (Дает ему шляпу, толкает к двери.)
Ягужинский уходит. Шереметев идет к печке. Из-за нее выходит Екатерина.
Здравствуй.
Екатерина (делает книксен). Гутен таг…[71]
Шереметев. Зовут как?
Екатерина. Элене – Катерина…
Шереметев. Хорошо зовут… Ну, Катерина, садись, не бойся, не обижу.
Екатерина. Спасибо.
Шереметев. В плен тебя взяли? Ай-ай… Бывает, бывает. Роду какого – боярышня?
Екатерина. Нет, служанка… В услужении была у пастора Эрнеста Глюка.
Шереметев. Служанка? Очень хорошо. Стирать умеешь?
Екатерина. Стирать умею. Наваристые щи умею варить.
Шереметев. Весьма хорошо. А мне, видишь ты, в походе без женщины трудновато, и холодно, и голодно, нет тебе рубашки постирать… Да то, да се… Ну, что же ты – девица?
Екатерина (заплакала). Нет уже.
Шереметев. Очень хорошо… Значит, замужем?
Екатерина. За королевский кирасир[72] Иоганн Раббе.
Шереметев. Убит, чай?
Екатерина. Не знаю. Как вашим войскам ворваться в Мариенбург, – Иоганн бросился в озеро и поплыл.
Шереметев. Утонул… Плакать, Екатерина, не надо… Ты молодая, красивая… Погоди немного, по первопутку пошлю солдата в Новгород, привезут тебе платье шелковое, пестрое, шубенку лисью… Есть хочешь?
Екатерина. Очень.
Шереметев (хлопотливо сдергивает полотенце с того, что стоит на столе). Ах, батюшки, а есть-то и нечего… Тебе бы, чай, пряничков медовых хотелось?.. Вот мясо да хлеб черствый… Вино пьешь?
Екатерина. Не знаю. (Быстро ест.)
Шереметев. Значит, пьешь.
Екатерина. Значит, пьешь.
Шереметев. Ишь ты, какая голодная… Покушай, выпей, обойдись… Мы хорошо заживем… Я ведь еще ничего себе?
Екатерина. Ничего себе…
Шереметев. Меня бабенки любят… Бранить или побить – я это никогда… Само собой, и ты со мной поласковей…
Екатерина. Как вас величать?
Шереметев. Борис Петрович.
Екатерина. Выпейте со мной, Борис Петрович.
Шереметев (наливает). Здравствуй, Катерина.
Екатерина. Здравствуйте, Борис Петрович… Садитесь поближе уж.
Шереметев. Ишь ты какая, черноглазая…
Входит М е н ш и к о в.
Меншиков. Отвел… На печку уложил… Чистый волчонок…
Шереметев. Да господь с тобой, Александр Данилович, ты бы пошел к себе, поужинал, опосля потолкуем.
Меншиков. Так, так, так… Это кто же у тебя такая?
Шереметев. Да так, девка одна пленная, белье стирает. Ужина-то у меня и не собирали, и горячего нет, ты поди к себе, поди.
Меншиков (глядит на Екатерину: внезапно – горячо). Фельдмаршал, уступи девку!
Шереметев. Да господь с тобой, Александр Данилович… Она мне самому нужна…
Меншиков. Продай… Ей-ей, продай… Не пожалею, торговаться не стану…
Шереметев. Да что ты, не надо мне твоих денег.
Меншиков. Кобылу отдам караковую!.. Бери чепрак и седло!
Шереметев. Да не хочу я твоей кобылы!
Меншиков. Ох, не ссорься со мной, фельдмаршал…
Шереметев. Да на что тебе эта девка далась, Александр Данилович! Да и девка-то худая… Все у тебя есть: молодой, взысканный… Чего ты у старика последнее отнимаешь.
Входит Поспелов.
Поспелов. Александр Данилович, царевич тебя зовет, вина требует, сердится.
Меншиков. Ладно… Фельдмаршал, подумай хорошенько… Мне ведь что загорится – через огонь полезу. (Подходит к Екатерине.) Ну, где тебе с такой, старому, справиться!.. Верно я говорю?
Екатерина. Где тебе с такой справиться!
Меншиков (целует ее). Сахарная! (Идет к двери.) На другом отыграешься, фельдмаршал. (Уходит.)
Шереметев. Бесстыдница… Ах ты бесстыдница!
Картина третья
Деревянные палаты Меншикова в Петербурге. Меншиков входит, сбрасывает шляпу, плащ.
Меншиков. Катерина, Катерина!
Екатерина (появляется в боковой двери). Здесь я, Александр Данилович, свет ясный…
Меншиков. Сейчас гости будут.
Екатерина. Гости.
Меншиков. Готовь скорее, что есть дома… Дай-ка новый парик да кафтан побогаче.
Екатерина кидается к сундуку, достает.
Царь вдруг приказал – чтоб была ассамблея.
Екатерина. Александр Данилович, у нас – только холодное, горячего ничего нет.
Меншиков (одеваясь). Ставь что есть… Да на разные столы насыпь табаку кучками, да трубки, свечи, шахматы не забудь. Водки покрепче, перцовой, – иностранцы будут.
Екатерина. По какому случаю ассамблея?
Меншиков. Дура! Погляди. (Показывает на груди портрет Петра.) Походил я в царских денщиках, довольно. Сегодня пожалован губернатором Питербурха.
Екатерина. В сем случае позвольте поцеловать вас в сахарные уста.
Меншиков (у зеркала, надевая парик). Оставь, не мешай… Я муж государственный, – целуй руку.
Екатерина. Александр Данилович, но ведь и города такого еще нет, одни болота да черные хижины.
Меншиков. Построим… А что, плохи мои палаты?.. (Указывая в окно.) Неву отвоевали у шведа – наша. Балтийское море – наше… Гляди: это тебе не город… К осени закончим крепость, – швед зубы сломает… Адмиралтейство – не хуже, чем в Амстердаме… По берегам дворцы будем строить… Ну, ступай, ступай, никак уж идут…
Екатерина. А мне где прикажешь быть, на кухне?
Меншиков. Побудь где-нибудь… Начнем танцевать – приоденься, отчего же, попляши… Только не суйся ты на глаза Петру Алексеевичу.
Екатерина. Отчего не соваться на глаза Петру Алексеевичу?
Меншиков. Отчего, отчего… Была у него девка Анна Монсова, он про нее узнал нехорошее и ее – долой. Вот уж около года ходит один, как голубь… Смотри, Катерина…
Екатерина. Смотрю, Александр Данилович. (Уходит.)
Меншиков (в окошко). Эй, Шафиров, здорово… Иностранцев веди с красного крыльца… Куда же ты в грязь лезешь, потонешь, левее бери, по доскам…