Чистая перемена.
Там же. Широкие двери в глубине раскрыты. Столы. Свечи. Гости сидят за столом, пьют, курят. За одним из столов – иностранцы: купец Блек, шкипер Зендеман. Шафиров и около М е н ш и к о в с кувшином. За другим столом – Петр играет в шашки с Ж е м о в ы м, около купец Свешников.
Меншиков (Шафирову). Почему англичанин не хочет пить, почему скучен?
Шафиров. Господин Блек обижается, что государь на него не глядит.
Меншиков. Больно уж твои иностранцы важны приехали.
Шафиров. Деньги у них большие, Александр Данилович.
Меншиков (купцу Блеку). Господин Блек, надо тринкен.
Блек (подняв палец, предостерегая). Но-но-но!
Шафиров. Да он говорит – для него чересчур крепко.
Меншиков. А нам в самый раз. Не хочет, не надо… Шкипер Зендеман, выпьем за первый голландский корабль, что ты не побоялся – приплыл к нам в Петербург…
Шафиров (переводит). Let's drink to the first Dutch ship in Petersburg, your health – you weren't afraid to come to us.[73]
Зендеман. Тринкен? Можно. (Пьет с Меншиковым.)
Меншиков. Ты правильный человек, морской человек.
Зендеман. Крепкий водка.
Меншиков. Нам таких людей побольше. Давай еще.
Петр (Жемову). Стоп! Плутуешь, брат.
Жемов. Правильно, Петр Алексеевич, отроду я не плутовал. Три пешки беру и тебя – в нужник.
Петр (раздумывая). Постой, постой…
Свешников (Жемову). А тебе бы, кузнец, поддаться надо.
Жемов. Зачем я ему поддамся? Мы в крепкие играем, не в поддавки.
Свешников. Все-таки.
Жемов. Это ты, купец, все-таки… А мы – не все-таки.
Петр. Ладно. Сдаюсь. (Меншикову.) Данилыч, я проиграл полтину, заплати ему.
Меншиков (подходя). Мин херц, Шафиров говорит – у англичанина Блека деньги большие. Только он хочет тяжелый договорчик, чтоб весь мачтовый и корабельный лес шел ему и никому больше… А уж надутый, мин херц, как пузырь, сидит. И дает дешево.
Петр встает, подходит к иностранцам. Они встают.
Петр. Выпить хочу за любезного брата моего аглицкого короля.
Шафиров (переводит). The tzar wishes to drink the health of his beloved brother, the king of England.
Петр. Данилыч, крепышу, самого жестокого.
Меншиков. Есть, мин херц, самого жестокого.
Блек. Every Englichman drinks the first glass to his king, the second to the invincible English navy and the third – to the welfare of English trade.
Шафиров (переводя). Он говорит, всякий англичанин первый-де стакан пьет за своего короля, второй-де за аглицкий непобедимый флот, третий – во здравие аглицкой торговли.
Петр. Так пусть англичанин все три стакана и выпьет во здравие. (Сам наливает, подает.) За короля!
Блек пьет.
За флот!.. Пей, пей, купец, сие крепко да здорово.
Блек пьет.
За барыши…
Блек. Будет… Невозможно…
Петр. То-то, с другого стакана по-русски заговорил… Пей…
Блек пьет.
Ну вот. Теперь поговорим о делах.
Зендеман (Меншикову). Царь Петр умный голова.
Меншиков. А ты что думал!
Петр, Блек, Шафиров и Меншиков отходят в глубину, разговаривая. Появляется Алексей. Озирается с зябкой улыбкой, кланяется в спину отцу. К Алексею подходят Шереметев и Буйносов.
Шереметев. Здравствуй, Алексей Петрович. Буйносов. Что опоздал, царевич, нездоров, что ли?
Шереметев. Ну, как тебе – против Москвы – на новом месте?
Алексей. Ничего… Хорошо у вас… Партикулярно…[74]
Буйносов. Сыровато маленько, город-то на болоте… Место зыбкое…
Алексей. Ничего, стерпится, слюбится… Господь терпеть приказал…
Шереметев. Наслышаны, наслышаны, радости ждем от тебя…
Алексей. Какой радости?..
Шереметев. Что женить тебя батюшка собрался на австрийской принцессе…
Алексей. Ничего не знаю, это дело батюшки… А я еще не разумен…
Шереметев. Породниться с австрийским императором – это большой политик, царевич.
Алексей. Ты к чему это клонишь? Все вы тут загадками разговариваете… Точно и не русские люди, ей-ей… (Отходит.)
Буйносов. От табаку у него головка кружится.
Шереметев. От табаку ли?
Буйносов. Ох, табак, табак! Какой его сатана выдумал? А вот у меня, скажем, две девки с цепей рвутся, а ведь женихов-то здесь в Питербурхе нет… Кои молоды – все за море посланы.
Шереметев. Женихов тебе весь Преображенский полк да весь Измайловский…
Буйносов. Род-то наш уж очень знатен. Ведь князья Буйносовы от Романа Буйноса-Овчины, что вышел в тринадцатом веке из цезарской земли с дружиною.
Шереметев. Так, так…
Буйносов. Три века в государевой думе сидим боярами и окольничими… Не хочется худородного-то в зятья брать, породу портить.
Шереметев. Так, так…
Буйносов. А ведь придется?
Шереметев. Ох, придется.
Буйносов. Сделай милость, фельдмаршал, уж шепни ты государю словечко: может, сам ко мне сватом приедет, все-таки честь была бы.
Шереметев. Само собой.
Проходят. Ягужинский проходит с двумя немками.
Первая немка. Мой дедушка был пивовар, и мой папаша был славный пивовар, и мой Иоганн пивовар.
Ягужинский (второй немке). Загадки умеете отгадывать?
Первая немка. Она еще боится. Она еще недавно из Москвы. Ее папаша преславный булочник в Немецкой слободе.
Ягужинский (второй немке). Отгадайте изящную загадку: что лучше – любить и потерять, или вянуть – не любить, зато не потерять?
Первая немка (хохочет). Она этого еще не понимает… Она очень стыдливая.
Ягужинский. Обтерпится… Мы люди веселые…
Они проходят
В дверях шум. На четвереньках вползает огромный человек, на нем поп Битка и князь-папа – Никита Зотов.
Битка. Обидели, обидели нас, не позвали…
Князь-папа. Пьем, пьем, пьем во имя всех пьяниц, во имя всех скляниц, во имя всех кабаков, во имя всех Табаков…
Битка. Аминь! Оскверняю дом сей и все пьяное собрание…
Буйносов. Тьфу! Поп, а безобразничает.
Битка. Мне царь безобразничать приказал… Мы с князем-папой с утра трудимся, бочонок водки вылакали за твою княжескую непомерность.
Подъезжают к столу, слезают с человека, берут кубки.
Князь-папа. Пьем, пьем, пьем во имя всех брюхатых, во имя всех толстозадых, во имя всех ленивых, во имя всех спесивых…
Битка. Во имя воров и казнокрадов. Аминь!
Меншиков. Будя вам орать, дьяволы!
Битка. Обидели духовное лицо! Степан, вези нас к бочке. (Опять садится на Степана, едет по комнате.)
Зендеман (хохочет). Поп верхом на человеке!
Битка (протягивает ему стакан). Трижды оскверняю питие… Пей, иностранный…
Зендеман. Русский любит шутить. Виват![75]
Князь-папа. Во имя всех ветров, во имя всех шкиперов…
Битка на Степане и князь-папа уезжают в глубину. Хохот гостей.
Оттуда на первый план выходит Алексей, лицо его искажено, глаза расширенные, побелевшие.
Алексей. Антихристы, антихристы…
Буйносов. От табаку это у тебя, от дыма табачного, царевич… Пойдем на крыльцо, подыши ветром, сокол ясный…
Они проходят. Появляются Петр и Шафиров.
Петр (Шафирову). Скажи этому пузырю: я сам повезу лес в Англию. Не продавать ему ничего… Свешников!
Свешников торопливо подходит.
Ставь водяное колесо на реке Ижоре, ставь лесопилку, пили доски, пили мачтовый лес… Воровать будешь?
Свешников. Господи, Петр Алексеевич, да для нас царская копейка дороже, кажется, своей жизни.
Петр. Помолчи… Дам тебе два барка трехмачтовых, – погрузишь лес и повезешь в Лондон.
Свешников. Петр Алексеевич, боязно, языкам мы не научены.
Петр. Учись… Приказываю. Даю год сроку… Ответишь…
Свешников. Горячий ты какой, Петр Алексеевич.
Петр. Я вас, бородачей толстопузых, знаю, – учены вы в московских рядах воровать, теперь поучитесь торговать.
Свешников. Господи, да когда же мы…
Петр. Данилыч, заготовь указ: первому негоцианту-навигатору – заграничный патент, чтоб пять лет с него не брать пошлин… Как тебя, Свешников, – Алексей… А по батюшке?