В любом случае, слишком поздно об этом говорить. Сегодня я уезжаю, чтобы никогда не вернуться. Этого, конечно, старый охотник за китами не знал.
– Хочу сказать последнюю вещь. Я сожалею, что вам пришлось сразиться с избранницами перед тем, как выйти замуж за моего приемного сына, и прошу не держать на него зла. Когда Фебюс узнал, что Людовик собирается его женить, то решил сам установить правила и условия. Игра могла показаться жестокой, согласен. Но эта игра – политическая. Посредством ее мой сын заявил всему миру: его рука не будет отдана первой встречной, за альянс с ним нужно побороться.
Лицо Гюннара омрачилось.
– На самом деле и вы, избранницы, не простые молоденькие девушки, брошенные в борьбу против воли. Вы представляли собой вооруженную власть тех сил, которые желали присвоить себе силу урагана. Вспомните: объяснив правила, я дал время до утра, чтобы желающие могли выйти из игры. Но все осознанно остались.
Оправдания Гюннара взволновали меня. Я чувствовала, что он не согласен с собственной попыткой логически обосновать безумие Бледного Фебюса. Преданный своему сыну, норвежец стал его верным исполнителем, а после – соучастником. Я догадывалась, что теперь великан сожалел об этом, но было слишком поздно: Гюннар связал свою судьбу с «Ураносом». Под внешним обликом уверенного в себе Геркулеса этот мужчина полон сомнений. Он грешен, как и мой наставник де Монфокон, как и я, как и все люди.
– Со своей стороны могу заявить, что политический результат меня мало волнует, – продолжил лейтенант. – Какая разница, будет ли это Франция, а не Швеция или Англия? Главное, надеюсь, данный союз принесет моему сыну эмоциональную устойчивость, в которой он так остро нуждается. Дату летнего солнцестояния, которую я выбрал для свадьбы, до прихода эры Тьмы в Норвегии широко отмечали как праздник Мидсоммар. Хочется верить, что этот день, когда солнце светит ярче всего, – самый благоприятный для уравновешивания мрачных, холодных настроений, посещающих Фебюса.
Великан тяжело вздохнул:
– Я не горжусь тем, что, используя маленького сына, провоцировал кораблекрушения. После я пытался контролировать подростка, надеясь, что музыка сотрет последствия. Теперь я старик, которого неотступно преследуют фантомы убитых китов. Мне на смену должен прийти другой, вернее другая. Ею будешь ты, Диана: «wyrd» так решил.
Последнее пророчество Гюннар произнес без эмоций, голосом уставшего мужчины, полностью смирившегося с судьбой. Затем, вновь надев маску непроницаемого цербера, он склонил лысую голову в легком поклоне и бесшумно вышел из моей спальни.
* * *
Как только стемнело, я отправилась в недра «Ураноса», к спальне, которую Стерлинг делил с леди Джуэл всего ночь назад, постучала три раза в дверь, крепко прижимая котомку к плечу. Она сразу же отворилась, будто лорд ждал меня. Он всегда был «жаворонком».
– Ты! – присвистнул вампир, выражая то ли удивление, то ли досаду.
В свете лампы черные глаза его метали гром и молнии, белая хлопковая майка с широким вырезом обнажала амбровую кожу. Чтобы никто нас не увидел, я втолкнула Рейндаста в каюту и закрыла за собой дверь. Мы оказались в полной темноте. Вампиры – ночные создания, и в логове юноши не было ни лампы, ни свечей.
– Какая муха тебя укусила? – прошептал Стерлинг совсем рядом.
– «Муха Бури»! Я решилась бежать с тобой на борту «Stormfly».
Я могла бы почувствовать теплоту его тела, если бы Рейндаст был смертным, но даже холод юноши воспламенял меня словно костер. Я положила одну руку на его грудные мышцы, гладкие, как мрамор, другой обвила шею, ероша бритый затылок, там, где начинался гребень. Под подушечками моих пальцев волосы казались нежным шелком.
– Не понимаю, почему ты изменила мнение. Вчера еще твердила, что твой единственный долг – служба Королю.
– «Женская любовь непостоянна»[155].
В тот самый момент, когда его полуобнаженный торс коснулся моего корсажа, а наши губы почти соприкоснулись, Стерлинг внезапно замер.
– Мой напор тебя охладил… больше, чем ты уже есть?
– Наоборот, маленькая нахалка, я в буквальном смысле слова сгораю от желания.
Я ощутила, как его руки обвили мою шею. Он вновь наклонился ко мне и, уже не останавливаясь, подтвердил свои слова поцелуем.
Резкий порыв ветра ударил меня по лицу, когда мы вышли на главную палубу. Резкие звуки орга́нов сыпались градом из донжона.
– Бледный Фебюс в ярости, – прошептал Стерлинг на ухо. – Посмотри на океан, как он разбушевался!
Мы ступили на вспомогательный трап выше ватерлинии флагманского судна. Узкий канатный мостик вел к другим корпусам «Ураноса» до периферии, где были пришвартованы корабли гостей. Но даже здесь, на низкой высоте, относительно защищенной от стихии, гулял ураганный ветер. Обычное спокойствие Глаза урагана сменилось мощными шквалами, подчеркнутыми зловещими вспышками молнии. Северный ветер срывал с ночных волн соленую абразивную пудру, разъедавшую губы и раздражавшую глаза. Однако на морском просторе жуткий спектакль завораживал: в свете луны, окруженной клубящимися облаками, стена Глаза никогда не казалась столь плотной.
Моя уверенность колебалась так же, как шаткий мостик под ногами.
– Вчера море было таким спокойным… – с сожалением и ужасом произнесла я.
– Прошлого уже не существует, Диана. Есть только настоящее. Возьми, накройся.
Стерлинг снял свой антрацитовый жюстокор и деликатно накинул его мне на плечи. Чтобы защитить от холода и чтобы скрыть слишком заметную в этот час белизну моего платья из тюля. Я сбросила туфли на высоком каблуке: долой дамские ухищрения, удобнее продвигаться босой.
Крепко прижимая котомку к сердцу, вслед за Стерлингом я устремилась к сети трапов, соединяющих различные сегменты плавучей цитадели. Ярость клокочущих волн стремилась их разорвать. Канаты под нашими ногами вибрировали, как сухожилия титана, растянутого на дыбе. Корпуса сталкивались и скрипели, как кости, раздробленные колесом палача. Гнев стихии может замедлить наш побег, но в то же время защитит его: большинство матросов заперлось внутри, а те несколько, что остались на верхней палубе, слишком заняты маневрами, чтобы наблюдать за происходящим под леерами. Члены моей команды совещались далеко отсюда, в кают-компании «Невесты в трауре», где их собрала Поппи. Я подумала о Прюданс, ждущей свое золото. Бретонскому поместью придется повременить, чтобы вернуть себе былой блеск! Да к черту этих Керадеков и Гастефришей!
Коренастый силуэт «Stormfly», наконец, проступил в темноте. Офицеры – вампиры, которых Стерлинг предупредил заранее, готовились к отплытию. Одетые в серое, едва различимые в темноте, эти существа привыкли двигаться среди теней, не привлекая внимания; они – шпионы, такие же, как и Стерлинг.
Паруса тоже серого цвета распустились в ночи. Я вздрогнула, ступив на палубу «Stormfly», – маленький кусочек Англии.
– Отдать швартовы! – приказал Стерлинг.
Взметнулись сабли, срубая последние канаты, удерживавшие