океана, столбом воды ворвавшимся в пробоину.
Пролом расширился…
…по стене поползли трещины…
…разрушив ее окончательно.
Огромная волна затопила темницу и проход, разбила фонари, смыла матросов и пленников. Тотальная темнота обрушилась на меня, как наковальня, а вместе с ней вся тяжесть Атлантики.
Океан подхватил меня.
Я барахталась в темных водах, но скованные руки мешали плыть. В туманном мозгу промелькнула мысль: каждый рывок сжигает новую порцию кислорода в легких. Вокруг меня сплошная Тьма, бесконечная, ледяная. Я открыла глаза, разъеденные морской солью, вглядываясь в пучину, – тщетно.
Внезапно кто-то схватил меня за запястье. Обезумев от страха, я беззвучно крикнула, выпустив драгоценный пузырек воздуха. Прорывающееся сквозь водную стихию завывание достигло моих ушей:
«Диааа-а-а-ана-а-а»!
Стерлинг или Франсуаза не могли держать меня: их руки были скованными, как и мои. Это был Зашари. Он тащил меня наверх. Я прекратила барахтаться, бросив последние силы на то, чтобы отталкиваться ногами в едином ритме с моим спасителем.
Скорее к поверхности!
Взлететь, как человеческие торпеды, к воздуху!
Дышать!
Когда над головой показался размытый диск луны, чьи-то железные тиски захлопнулись на моей щиколотке. Потом другие. И третьи. Руки, появившиеся из глубин океана, не имели человеческой теплоты Зашари. Холодные свинцовые объятия затягивали меня в черное небытие.
Луна уменьшалась, как угасающий язык пламени, лишенный кислорода.
Первым отключилось задыхающееся сознание.
Я смутно понимаю, что иду ко дну под тяжестью отвратительных существ, которые только что управляли тараном. Я… тону. Гигантская пропасть, черная, бездонная: так вот что такое смерть?
– Мама, папа, мне так жаль: моя служба на благо Народной Фронды провалилась. Раймон де Монфокон, простите меня: я не стала той, кто смог бы свергнуть Короля Тьмы! Наоко, Орфео, я обманула вас: мы никогда больше не увидимся!
Мои жалкие крики теряются в пустоте. Пропасть эхом кидает в меня два слова:
– Кто ты?
Опять этот назойливый вопрос. Его задавали упыри в глубинах земли, а после родители в кошмарных видениях.
– Кто ты?
Хочется заткнуть уши, чтобы больше его не слышать, но мои руки все еще скованы.
– Кто ты?
Светлое пятно мелькнуло в глубине. Мой отец, успокаивая умирающих, всегда обещал свет в конце туннеля их агонии. Теперь пришла моя очередь. Я иду ко дну, а свет неумолимо приближается.
Что-то похожее на мерцающий прямоугольник, на поверхность зеркала…
… зеркала в форме псише…
… псише, в которое я смотрелась вчера рядом с капитаном «Уранаса».
Но сейчас вижу только свое отражение. Я в платье из тюля, прозрачная ткань которого медленно колышется, как щупальца гигантской медузы. Мое лицо, руки и кисти тоже прозрачны: желатиновая кожа, студенистое тело. Или как отражение Бледного Фебюса. Рот, задающий мне один и тот же вопрос, не принадлежит ни упырю, ни маме. Мои собственные полупрозрачные губы повторяют загадочные два слова:
– Кто ты?
– Я – Жанна Фруаделак!
Выкрикнув свое имя, я вытолкнула остатки воздуха из легких, выплюнула соленую слизь, ожидая, что со следующим вздохом захлебнусь морской водой… но захлебнулась йодистым воздухом. Резкий приток кислорода, воспламенив бронхи, спровоцировал раздирающий кашель. На губах вспенилась слюна, из глаз потекли слезы. Я перевернулась, сдирая кожу со скованных цепью рук о шершавый камень. Задыхаясь, попыталась встать. Однако ничего, кроме мучительной рвоты, не вышло. Стоя на четвереньках, я исторгала длинные нити желчи и морской воды, намокшие волосы водорослями свисали с обеих сторон лица.
– Очаровательно! – раздался чей-то голос неподалеку.
Отдуваясь и задыхаясь, я вытерла губы о плечо и судорожно заморгала, чтобы смыть царапающую глаз песчинку. Перед глазами поплыли звездочки, слезы рассеивали их бледное сияние. Я находилась в широкой бухточке, окруженной высокими скалами. Было тепло и безветренно. Из гладкой водной поверхности торчали камни, как тот, на котором я очнулась. На островке в десяти метрах от меня высилась чья-то фигура.
– Зашари? – я снова закашляла. – Это ты?..
– Да. А ты, кто ты?
Навязчивый вопрос преследовал меня. Теперь устами Зашари. Несколькими секундами ранее я вроде бы произнесла свое настоящее имя или показалось? Оруженосец его услышал?
– Ты же прекрасно знаешь, кто я! – Мой голос звучал хрипло от раздирающей горло соли, дыхание не слушалось. – Диана де Гастефриш, оруженосец, с кем ты заключил договор на крови.
Значит, Прюданс все же успела поделиться правдой? Я сделала усилие, чтобы собраться с мыслями, воробьиными стаями разлетающимися в разные стороны. Но даже если бретонка поведала Зашари, что я – мистификатор, она не могла рассказать то, чего не знала, а именно, что я – фрондерка.
– Беспокоишься о том, что услышал минуту назад? Спешу успокоить: Жанна – мое второе имя, только и всего.
Мой нервный взгляд зацепился за тихую, как у озера, поверхность воды.
– Я крикнула, что было холодно в этом озере[159].
– Совсем не холодно, даже наоборот. Но ты произнесла: «Фруаделак» – родовое имя простолюдина. Что касается твоего якобы второго имени «Жанна», оно скорее похоже на вторую личность.
– Ты бредишь!
– Бредила ты, пока лежала без сознания на камне. «Мама, папа, мне так жаль, моя служба на благо Народной Фронды провалилась», – твои собственные слова.
Кровь застыла в моих жилах, конечности парализовало. Зубы, напротив, застучали мелкой дробью, не давая четко и уверенно произнести хоть что-нибудь толковое.
– Я… я…
– Ты еще упомянула Главного Конюшего, – продолжал разоблачать меня Зашари, возвышаясь на своем камне, словно прокурор на преторском[160] суде. – И японку Наоко Такагари, которая мистическим образом куда-то испарилась из Гранд Экюри в последний год учебы. И свержение Короля Тьмы.
Выйдя из столбняка, я одним прыжком вскочила на ноги, как черт на пружинках, что выпрыгивает из механического ящика. Бежать! – набатом трезвонил инстинкт. Но выхода не было: мой камень, где я могла сделать едва ли пять шагов, окружала черная вода. Пошатываясь, я приблизилась к краю, с мокрого платья на босые ноги стекала вода.
– На твоем месте я бы не нырял, – произнес голос за моей спиной с противоположной стороны от высокого мыса, на котором расположился Зашари.
Я растерянно развернулась, чтобы обнаружить третьего уцелевшего, спрятавшегося за далеким рифом в тени. Сердце мое подпрыгнуло от радости, узнав фигуру Стерлинга, и тут же застыло от страха: ведь он, возможно, все слышал.
– Совсем недавно в темнице ты говорила, что не та, за кого тебя принимают в Версале.
Нет необходимости повышать голос, чтобы быть услышанным: здешнюю тишину нарушал лишь тихий плеск воды. Несмотря на расстояние, разделявшее нас, я отчетливо различала каждое слово лорда, будто он их шептал мне на ухо.
– Я ожидал все, что угодно: думал, ты расскажешь о своих тайных амбициях. О