Вы удрали от меня, спрятались и ну выть да рычать, будто демоны или чудища…»
«Но ты знал ведь, что это мы?»
«Знать-то знал, но демоны этого места могли вселиться и в вас – вот чего я боялся. Оно и понятно в доме, где случилась такая смерть. Я хотел убежать, а солдат зацепил меня копьем сзади, я и упал».
«Арли… – Пожалуй, Тирек (если не я сам) чересчур жестоко подшучивал над калекой – но когда мы играли в пятнашки, даже и ночью, Арли почти не уступал нам в проворстве. – Арли, вряд ли мы…»
«А ты наскочил на меня, столкнул, и я покатился вниз, к самому краю крыши. Теперь уж я не сомневался, что меня преследуют демоны, и думал, что разобьюсь насмерть!»
Я глотнул рому. «Но мы ведь поймали тебя?»
«Как бы не так! – отрезал Арли. – Я просто не докатился до края. Ногу ты мне сильно ушиб. – Он потер икру, как будто она до сих пор болела. – А солдат смеялся над моей трусостью. Я боялся сказать, как мне больно, – боялся, что вы из-за этого оставите меня как раба в этом страшном замке».
«Но…» – В памяти возникла картина: Тирек при слабом – может, и лунном – свете стоит и хохочет над несчастным упавшим Арли. Не на крыше ли того замка? Неужели я и правда его толкнул? Больше я ничего не помнил и не мог подтвердить, что две эти картинки – женщина у ворот и падение Арли – относятся к утру и вечеру одного и того же дня.
«Хорошее было времечко, а? – улыбаясь до ушей, сказал Арли. – Где только не были, чего только не повидали».
«Да. – Неужто я в самом деле так мучил несчастного парня, а потом об этом забыл? Но жаркий день и ром мешали предаться раздумьям. – Скажи, не узнал ли ты после этого еще чего-нибудь про Белхэма или Венн? Я часто думал, как это на тебе отразилось».
«Это кто ж такие? – нахмурился Арли. – Крестьяне, которых мы как-то раз подвезли?»
«Да нет же. – Разбиравший меня смех пополам с удивлением отгоняли неудобные мысли. – Не помнишь разве?»
«Белхэм – имя варварское, – сказал Арли, подлив себе рому, – а другое нет. Венн, говоришь? Какое-то иноземное, с островов, что ли…»
Будто и не смотрел никогда в потолок той пещеры.
Мы еще долго с ним говорили – не могу сказать, что у нас не осталось вовсе никаких общих воспоминаний. Мы обсуждали Тирека с такой живостью, словно он только что ушел в лес и вот-вот вернется, а не пропадал больше десяти лет.
Думаю, это помогло Арли воскресить свое собственное чудовище.
Он после каждого глотка повторял, что нам славно тогда жилось, хотя помнились ему куда менее приятные вещи, чем мне. Но ведь и жизнь его не баловала ни до, ни после так, как меня. Позже я решил, что только таких воспоминаний и можно ждать от человека, совершившего всего одно путешествие за всю жизнь – от деревни, где он родился, до города, где, скорее всего, умрет. В тот день, однако, я ни разу не вспомнил – и не спросил Арли – про чудовище, напугавшее нас в ночь моего неудачного бегства. Как-то язык не повернулся снова заговорить о чудовищах.
Арли проводил меня немного и показал, как пройти к дому моего друга. Ром веселил нас, солнце светило, ни одно дуновение не шевелило молодую листву. Я шел, составляя в уме рассказ для моих хозяев, когда они встанут после дневного сна: «Ни за что не угадаете, кого я…» Нет, лучше так: «Я вышел погулять и нежданно-негаданно встретил…» Делая это, я заодно сам пытался осмыслить случившееся. И когда за садовой стеной показался двухэтажный дом с изразцами и терракотовыми карнизами, радостное чувство встречи так тесно переплелось с тревожными откровениями Арли, что я не стал ничего рассказывать и до сих пор твержу про себя историю нашей встречи: это самый свежий, но отнюдь не последний ее прогон.
С Тиреком я тоже увиделся, через год после Арли. Летом я пошел навестить другого моего друга, купца и путешественника – не к нему домой, а на один из караванных дворов вокруг Нового Рынка. Мой купец со дня на день ожидал прибытия каравана, пробывшего в пути семь месяцев.
Вереница телег и крытых повозок въехала, должно быть, во двор незадолго до моего прихода. Возницы и конюхи перекидывались шутками, грузчики, не получившие пока указаний, прохлаждались под стеной склада, стражники стояли, опершись на копья, или играли в кости.
Мне подумалось, что мой друг, наверно, теперь не сможет отобедать со мной, как было задумано. На дворе я его не видел и предполагал, что он беседует с досмотрщиками ее величества в лабазе. Я тоже собрался войти, но тут обратил внимание на одного из солдат.
Неужели…?
Да. Темнокожий, долговязый, со сломанным носом. Ногти обкусаны, на бедре пониже кожаной юбки заметен шрам.
«Тирек? – окликнул я. Он не отзывался. – Тирек! – Я встал перед ним. Он сморгнул, и я стал подозревать, что ошибся. – Так ведь тебя зовут?»
Он едва заметно кивнул, явно не узнавая меня.
«Не помнишь? Ты был стражником при моем караване – больше десяти лет назад!»
Он так и не узнал меня – намек на улыбку предназначался для незнакомца, спутавшего его с кем-то другим. Я, несмотря на все приметы, тоже засомневался и снова спросил: «Но твое имя – Тирек?»
«Ну да».
«Так вот, ты служил у меня стражником. Мы потеряли обе наши кареты и последние месяцы путешествовали втроем на одной телеге – ты, я и варвар по имени Арли, одно…»
«Это в Меньяте, что ли? Когда все припасы вышли и половина стражников взбунтовалась? Мне пришлось вспороть брюхо трем своим лучшим друзьям! Потом мы застряли в ущелье и четыре месяца питались одними ягодами да мякотью кактусов. – Слушая его, я окончательно убедился, что это мой Тирек. – А выйти боялись из-за разбойников…»
Может быть, я просто забыл то, о чем он рассказывал? Но нет – до Меньятского ущелья на дальнем западе мы так и не добрались.
Зато я хорошо помнил, как молодой солдат на лесной дороге прикончил вопящего разбойника.
«Только это было года четыре назад… может, пять лет. Я почти два года провел в той поездке».
«Нет. То, о чем я говорю, было больше десяти лет назад, и ничего такого с нами не приключилось».
«Больше десяти… – Он задумчиво потер себе шею. – Уж больно давно. А