Через десять лет почти все эти краны исчезнут. Доков не станет. Просуществовав девятнадцать веков — с того момента, как Авл Плавт первым заложил в этом месте порт, — этот порт больше не мог выдерживать конкуренции.
Прошли 1960-е и 1970-е, и стало ясно, что Лондон вступил в период стагнации, или упадка. Исчезали целые отрасли промышленности, уменьшалось население. Униженная Америкой в Суэце, отвергнутая де Голлем при попытке войти в Общий рынок, Британия вступала в полосу невезения.
Но Лондон еще мог дать миру многое. Когда я внимательно просматриваю те кадры, где люди наблюдают за похоронами Черчилля, я вижу, что в чем-то они кажутся людьми другой эпохи — не моей. Мужчины у собора Св. Павла стоят в цилиндрах. Люди приподнимают шляпы-котелки и стоически смотрят в камеру, стараясь не мигать.
Но, когда я изучаю женщин, я вижу по их одежде — ботам, пальто до колен, — что 1960-е в полном разгаре. Они выглядят так же, как моя мама на ранних фотографиях. К тому времени, когда умер Уинстон Черчилль, Beatles уже покорили Америку, а спустя четыре месяца после его похорон Rolling Stones выпустили песню, которая пришла в голову Киту Ричардсу посреди ночи и заняла первую строчку в мировых рейтингах. Она называлась «(I can’t get no) Satisfaction».
Для любого общества нет лучшей инвестиции, чем вкладывать молоко в младенцев.
Уинстон Черчилль. Из радиотрансляции 1943 года ДВУХЭТАЖНЫЙ АВТОБУС
Когда лондонский департамент транспорта в 2005 году объявил, что принято окончательное решение убрать с улиц двухэтажные автобусы — даблдекеры, над городом вознесся скорбный плач и стенания. Как будто из Тауэра убирали воронов. В защиту довольно древней уже машины писались петиции и ученые памфлеты.
Последний такой автобус сошел с конвейера завода в Чизике в 1968 году, а те, что еще оставались на улицах, раскачивались и натужно ревели в потоке автомобилей, как раненые боевые слоны. В них не было кондиционера, и Брюссель приговорил эти автобусы — они никак не отвечали современным требованиям по здоровью и безопасности.
Но их любили. Они не просто были символом Лондона XX века. Достаточно было такому автобусу мелькнуть в каком-нибудь фильме, и все понимали, какой это город. Это было единственное яркое пятно в сером послевоенном мире, и, такой нарядный, он продержался еще пятьдесят лет — по очень важной причине. Это был последний автобус на улицах Лондона, построенный лондонцами в Лондоне для лондонцев и с учетом специфических потребностей лондонских пассажиров.
История двухэтажного автобуса «рутмастер» началась в 1947 году, когда Британия замышляла целый ряд популярных проектов — например, создание государственной Национальной службы здравоохранения. В военное время производственные мощности завода в Чизике отдали под выпуск бомбардировщиков «Галифакс» фирмы Handley Page — и тут возникла идея извлечь какую-то пользу из этого опыта. Решили, что это возможно. Было решено, что департамент транспорта обобщит и использует весь свой многолетний опыт эксплуатации автобусов и изучения пассажирского спроса, чтобы создать суперавтобус, — редкая самоуверенность для послевоенного времени. На это ушли годы исследований, проектирования и планирования — честно говоря, русским потребовалось меньше времени, чтобы запустить в космос свой спутник, — но к 1956 году автобус был готов. За основу взяли клепаный алюминиевый фюзеляж военного самолета и создали автобус, который можно было собирать и разбирать, как конструктор «Лего».
Там была специальная новая будочка, где мог стоять кондуктор, чтобы не мешать пассажирам запрыгивать на открытую платформу и спрыгивать с нее. Имелась и система отопления — очень передовое решение для того времени, — и независимая подвеска каждого колеса, а для более плавного хода применили полностью автоматическую коробку передач. Но главное — он стал шедевром городского дизайна.
Легендарный директор лондонского департамента транспорта Фрэнк Пик умер в 1941 году, но перед смертью издал приказ, по которому автобусам полагалось выглядеть эстетично. Они должны стать «мебелью городских улиц», говорил он. Как шлемы полисменов или телефонные будки Джайлса Гилберта Скотта, они должны были притягивать взгляд. А Дуглас Скотт, который создал также котлы Potterton и радиоприемники Rediffusion, дал новому автобусу его покатую крышу и симпатичные скругленные окна. Он определил «темно-красные панели обивки, светло-зеленое обрамление окон, светло-желтые потолки» интерьера. Он создал рисунок ткани для сидений в красно-желтую клетку, а департамент транспорта потратил массу интеллектуальных сил и энергии на дизайн — потому что хотел привлечь побольше задниц на эти сиденья.
Автобусы сталкивались с усиливающейся конкуренцией со стороны личных авто, число которых в Лондоне увеличилось с 1945 по 1960 год в два раза. Чтобы дать место автомобилям, с улиц убрали (к сожалению) троллейбусы — экологически чистый и популярный вид транспорта, и «рутмастер» сочли заменой троллейбусам.
Он имел огромный успех. С 1954 по 1968 год выпустили 2875 этих автобусов, и возникла нехватка водителей и кондукторов. Лондонский департамент транспорта активно привлекал их с Барбадоса, Ямайки и Тринидада. Да, «рутмастер» сыграл свою роль в росте иммиграции из стран Карибского бассейна, которая изменила лицо Лондона и придала ему новые черты. Так они и пыхтели и в 1970-х, и в 1980-х, и даже в 1990-х, хотя их оставалось только 600, они все еще были достопримечательностью Лондона. И, как сказал Трэвис Элборо, каждый такой красный великан был словно громадный гвардеец-бифитер на дизельном ходу, который стал символом Лондона.
Что в конечном итоге обрекло их на погибель в 2005 году — это было роковое решение правительства еще в 1960-м о вливании денег в производство автобусов компанией British Leyland в надежде поддержать на плаву эту гиблую затею — вместо того чтобы инвестировать в развитие собственного лондонского автобуса.
В результате сегодня по нашим улицам ходят автобусы с двигателями и коробкой передач грузовиков — честно говоря, такие больше подходят для перевозки 32 тонн гравия, а не штатного количества пассажиров. Поэтому очень правильно, что новый автобус для Лондона спроектирован как автобус для городских улиц, с применением чистых, экологичных технологий, и что он воскрешает открытую платформу, на которую так приятно запрыгивать, за что все так и любили «рутмастер».
Кит Ричардс
Человек, который на пару с сэром Миком подарил миру рок
Древним было знакомо понятие вакханалии. Они знали, что случится, если соединить музыку и алкоголь. Еврипид описывает, как группа в общем благонравных женщин превращается в орду исступленных, сексуально озабоченных фанаток, которые поймали парня по имени Пенфей и просто порвали его на части.
Они распустили волосы, позабыли обо всем на свете, похерили правила приличия и скромность и стали вести себя очень, очень плохо — но я не поверю, что среди читателей есть хоть один, с которым этого никогда случалось.
Конечно, для этого надо выпить правильное количество алкоголя, чтобы сохранять какое-то примитивное чувство ритма. Еще нужна правильная музыка. Как-то юношей я пошел в гости в студенческую общагу (не стану называть это место — и сегодня боюсь расправы), и кто-то поставил запись с песней «Start Me Up» группы Rolling Stones.
Я уже слышу, как вы ржете.
Я отлично знаю, что интеллигентные люди думают о первых трех резких нестройных аккордах. Мой старый друг Джеймс Делингпоул однажды написал довольно по верхи остную статью о песне «Start Me Up» — о том, что она грубая и примитивная. Но я вам скажу, что звуки, которые рвались из раздолбанного кассетника, просто разорвали мне грудь. Что-то щелкнуло у меня где-то в эндокринной системе — эндокринная железа, гипофиз, гипоталамус, не знаю что, и — бум! я почувствовал, как я преображаюсь, и я уже не застенчивый прыщавый ботаник, который целых полчаса безуспешно пытается поддержать разговор с несчастной девушкой, сидящей рядом…
А потом меня накрыл второй аккорд, такой же ударный электрический токсин из трех нот — и в ту же секунду я был просто Джекил и Хайд. Супермен в телефонной будке. Что я сделал — вскочил на ноги и бил себя в грудь, взял девушку за руку, — не знаю. Этого нельзя исключать — честно говоря, я не помню подробностей, помню только, что все мы танцевали на каких-то комодах и ломали стулья. Помню только это чувство — психический шок от музыки.
Даже сегодня, стоит мне услышать этот начальный пассаж Кита Ричардса, это чувство возвращается вновь. То же самое чувствуют миллиарды человеческих существ. Сотни обрывков мелодий рок/поп-музыки хранятся в айподах наших голов, обогащая наше восприятие и становясь звуковым сопровождением нашей жизни.