Читать интересную книгу Квинканкс. Том 1 - Чарльз Паллисер

Мистер Силверлайт молчал, но его высокое чело сияло нам из полутьмы; он улыбался, словно призывая нас в свидетели глупости его друга, а мистер Пентекост принялся рассуждать о том, как все люди охотятся друг на друга или, в лучшем случае, паразитируют друг на друге, как блохи на собаке. Именно это, настаивал он, мы и зовем обществом.

Матушка закрыла руками лицо, но он, не замечая этого, продолжал:

— И такое положение вещей правильно, или, по крайней мере, желательно, поскольку эта система паразитирования и утилизации отходов работает по принципу саморегулирования. Ничто не пропадает зря, и общество извлекает максимум полезного из вещей и людей.

Мисс Квиллиам настаивала на том, что общество представляет собой не паразитическую, а органическую систему. Индивидуумы и классы не воюют друг с другом, а зависят Друг от друга. Конечная цель общества — удовлетворенность каждого своим местом в жизни; так было в счастливом прошлом Англии, к тому же мы придем и в будущем.

Мистер Пентекост с этим не согласился, утверждая, что страдания большинства необходимы, поскольку в основе общества лежит принцип соревнования, а он предполагает победителей и побежденных. По этой причине все, чего можно достигнуть, это счастье как можно большего количества народа, известна и формула, по которой можно сделать соответствующий расчет. Чтобы добиться, согласно этой системе, наилучшего результата, общество должно, о чем бы ни шла речь, всегда задавать вопрос, какая от этого польза, а самый лучший — а вернее, единственный — способ оценки чего бы то ни было предлагает свободный рынок. Необходимо соревнование, все и вся должно покупаться и продаваться по его истинной цене, а это всегда самая низшая цена, при которой существование и производство этого продукта еще оправдано. Причина нынешних несчастий Англии состоит в том, что этому тонкому механизму не дают функционировать без помех.

В продолжение вечера два джентльмена совершенно противоположным образом откликались на гостеприимный прием: мистер Пентекост от избытка чувств всплескивал руками, напоминая утку, которая пытается взлететь, и все время осыпал себя табаком; мистер Силверлайт взирал меланхолически на дам и печально улыбался в ответ на страстное красноречие своего друга. Когда мистера Пентекоста что-то забавляло (а это могли быть самые неожиданные вещи), он откидывал голову назад и издавал короткие, похожие на лай смешки, которые стихали так же внезапно, как начинались.

Я не мог улыбаться, и моя матушка тоже — я видел, что слова мистера Пентекоста глубоко ее угнетают. Мысли, которые он высказывал, казались мне настолько гадкими, что они никак не сообразовывались с его добросердечным поведением. Как мог он верить в такие ужасные идеи, как мог их высказывать? Неужели он и сам поступает так аморально? И все же то, что он говорил, нельзя было просто так отбросить: ведь это объясняло поведение Биссетт, а также людей, подобных миссис Марраблес и Избистерам.

— Неужели все-все должно продаваться и покупаться? — спросил я его, следуя собственным раздумьям. — Разве нет ничего священного?

— Ничего, — ответил он. Словно бы прочитав мои мысли, он продолжал: — Даже наши законы против каннибализма — не более чем продукт суеверий; в обстоятельствах, когда от нарушения этих законов зависит человеческая жизнь, ими неизбежно пренебрегают — а вернее, ими следует пренебречь.

— О нет! — Матушка зажала себе уши. — Не могу больше это слушать!

Мистер Пентекост взглянул на нее с тревогой, но его приятель поднялся на ноги и твердо сказал:

— Пойдем, Пентекост. Уже поздно. А кроме того, дружище, ты немного забылся. — Он обернулся к матушке: — Простите нас. Нам нечасто в последнее время случалось бывать в приличном обществе.

Он поклонился и почти насильно вывел своего друга из комнаты.

Когда за ними закрылась дверь, матушка вздохнула:

— Слава небесам, он ушел! Не хочу, чтобы он больше приходил, Джонни.

— О котором из джентльменов ты говоришь? — спросила мисс Квиллиам.

— Об этом ужасном мистере Пентекосте, конечно. — Матушка содрогнулась.

— Ну-ну, — возразила мисс Квиллиам, — думаю, внутри он лучше, чем снаружи.

— Уж очень снаружи нехорош. — На этом тема была исчерпана.

Меня тоже расстроило представление мистера Пентекоста об обществе как сборище хищников, каннибалов, бездумно преследующих свои эгоистические интересы. Не хотелось верить, что он прав. С другой стороны, слова мисс Квиллиам меня вдохновляли. Как замечательно: быть лендлордом и великодушно заботиться о тех, кто от тебя зависит!

Мисс Квиллиам взяла зеленую бутылочку, которую я часто видел у нее в руках, и потрясла. С обескураженным видом потрясла снова. Потом встала:

— Мне нужно ненадолго выйти.

— Уже очень поздно! — запротестовал я.

Она ушла, а я, заинтересовавшись, стал рассматривать бутылочку и обнаружил на ней этикетку: «Черная капля». Когда я поднес бутылочку к носу, матушка крикнула: «Не трогай, Джонни!» Сладковатый, чуть едкий запах показался мне знакомым.

Обернувшись за десять минут, мисс Квиллиам налила себе стакан джина и добавила туда две-три капли из вновь принесенной бутылочки.

Поймав на себе мой взгляд, она покраснела:

— Это средство называют утешением бедняков: дарует радость и снимает боль, как телесную, так и душевную. Оно часто меня спасало. Сейчас я принимаю всего три-четыре грана.

Едва ли не с облегчением я увидел, как матушка налила себе стакан «Сливок долины».

Через несколько дней я случайно встретил на лестничной площадке поднимавшихся к себе мистера Пентекоста и его друга. Они любезно пригласили меня в свой шатер восточного властелина в углу комнаты Пичментов, и я увидел, как уютно они там устроились.

— Садитесь, — предложил мистер Пентекост.

Усевшись, я поинтересовался:

— Как давно вы знакомы с мистером Силверлайтом?

— О, столько лет, что уже не сосчитать. Десять или двенадцать, наверное, а, Силверлайт? Наше знакомство состоялось, надо сказать, в менее благоприятных обстоятельствах, чем нынешние.

— В то время моим занятием было Право Справедливости, — с достоинством проговорил мистер Силверлайт. — Благороднейшее из человеческих достижений в области общественного правосудия.

Мистер Пентекост фыркнул.

— Говоря коротко, я был юристом, — продолжал мистер Силверлайт, не обращая внимания на своего друга.

— А вы, сэр? — обратился я ко второму джентльмену.

— Я не ограничивался одной стезей, — ответствовал тот.

Стези его, как я узнал, были весьма многообразны: в различные времена он занимался страхованием рисков, работал вексельным маклером, копировал рукописи для театра и так далее.

— Но, подобно моему компаньону, мне случалось также иметь дело с путаным и продажным установлением, которое парадоксально именуется общим правом, — продолжал мистер Пентекост. — Я говорю «парадоксально», ибо по тупости и абсурду оно далеко выходит за пределы «общих» случаев.

— Тут я солидарен со своим другом, — кивнул мистер Силверлайт.

— Но, мистер Силверлайт, вы ведь только что его хвалили!

— Мой дорогой юный друг, — напыщенно произнес мистер Силверлайт, — прошу, не делайте этой распространенной ошибки, не путайте Закон и Справедливость.

Упрек прозвучал столь красиво и торжественно, что я не решился спросить разъяснения.

От случая к случаю, — продолжил мистер Пентекост, Дабы мне помочь, — я зарабатывал свое пропитание в качестве скромной прислуги и Закона, и Справедливости — то есть в качестве писца. При переписке бумаг в суде лорд-канцлера и копировании документов требуется весьма совершенный почерк. Мне пришлось оставить это ремесло: стар стал, глаза не те и руки трясутся. — Он вытянул руку — она и вправду тряслась. — Но даже и сейчас мне случается копировать документы общего права или приказы суда.

— Я тоже перепробовал множество профессий, — вмешался мистер Силверлайт. — В юности я занимался коммерцией, унаследовал большую клиентуру, но не по своей вине попал в трудное положение. Меня подвела слишком легкая доступность кредита.

— Вы слишком доверяли людям? — спросил я.

— Наоборот. Увы, слишком многие доверяли мне. — Он покачал головой: — Алчность — великое зло.

— Верно, — подтвердил его друг. Он обратился ко мне: — Видите ли, алчные торговцы с большой готовностью брали с Силверлайта за свои товары простыми векселями, со скидкой, вместо того чтобы брать банкнотами, по нарицательной стоимости. Такое случается слишком часто.

В самом деле, подумал я, он и не подозревает, что у меня есть все основания с ним согласиться.

— Как раз по этой причине мы и летим в пропасть. — Продолжение речи мистера Пентекоста оказалось пророчеством. — Попомните мои слова, все это бумажное королевство через год-другой развалится, как карточный домик. Видите ли, кредит подразумевает доверие и потому — на нынешней ступени — является полнейшим абсурдом. Поскольку торговля представляет собой всеобщий обман и, соответственно, по самой своей природе несовместима с понятием доверия. Но эту манию подогревают сутяжники-адвокаты, которые делают огромные деньги на банкротствах, несостоятельности, компромиссных соглашениях и долговых тюрьмах.