— А вот — разогревательная пластина.
Уилфорт указал мне на очередной плод сотрудничества светлых с рыжеволосыми. Пластина напоминала ту, которую я уже видела на каминной полке, и на которой капитан держал чашку с чаем. Только, наверное, эта нагревалась до более высокой температуры. — А…э… — запнулась я, едва начала говорить, оглядываясь на идеально чистую и аккуратную кухоньку.
Молча открыла и закрыла рот, недоумевая, как же мне всё‑таки обращаться теперь к хозяину дома.
Видимо, моя мимика оказалась достаточно богатой, поскольку он догадался о причине моего замешательства.
— Близкие люди зовут меня Алджи, — улыбнувшись, сообщил он. Не просияв, а сдержанно улыбнувшись, именно так, как было в его характере. — Но если тебе так комфортнее, можешь называть меня Алджернон. Только, будь уж так любезна, не капитаном Уилфортом. Боюсь, что это может слишком легко выбить меня из равновесия.
Настала моя очередь улыбнуться.
— Ты живёшь здесь один? — спросила я, решив не выбирать пока вариант обращения. И, увидев его вопросительно изогнутую бровь, уточнила: — Разве у тебя нет слуг?
Он ведь не сам драит полы, отмывает раковину и готовит еду!
— Есть одна женщина, но она здесь не живёт, приходит раз в пару дней и делает уборку, — откликнулся Алджернон. — Как раз сегодня её не будет. А других слуг я здесь не держу. Мне так удобнее. Эта квартира как раз для того, чтобы никто не мешал.
Я инстинктивно опустила глаза, почувствовав, как щекам приливает кровь. Ну да, устроился один такой, чтобы никто не мешал. Пока не притащились всякие сержанты из участка, которым, видите ли, перекантоваться больше негде…
Я ещё не закончила наслаждаться самобичеванием, додумывая эту мысль, а Уилфорт уже оказался рядом, привлёк меня к себе и в самое ухо прошептал:
— Вот только без глупостей, договорились? Ты не можешь мне помешать. Если бы я мог, приволок бы тебя сюда на второй день после вступления в должность.
Это признание заставило меня хихикнуть, не так чтобы недовольно.
— Мне всё‑таки пора, — покачал головой Алджернон, бросив короткий взгляд на часы. — Пойдём, я покажу тебе твою комнату и переправлюсь в участок.
Мы покинули кухню, миновали гостиную и на сей раз свернули не в спальню, а в противоположную сторону.
— Вот, — немного неуверенно сказал Алджернон, распахнув дверь и остановившись на пороге, предоставляя мне войти первой. — У меня было очень мало времени, чтобы её подготовить. Надеюсь, тебе будет здесь комфортно.
Войти я вошла, но далеко продвинуться не успела. Горло перехватило спазмом; стало трудно дышать. Прямоугольная комната была немного просторнее спальни, в которой мы провели эту ночь. Нетронутая кровать застелена покрывалом изумрудного оттенка. Мягкий ворсистый ковёр такого же цвета покрывает большую часть комнаты; голый пол — лишь около камина да входа в отдельную ванную. Белые кружевные занавески прикрывают окно; с обеих сторон от них висят тяжёлые шторы, всё того же оттенка зелёного. И скатерть на странном столике, низком и имеющем форму ромба, тоже изумрудная.
— Я не знал, серьёзно ты говорила или в шутку, когда упомянула, что это твой любимый цвет, — сказал Алджернон почти извиняющимся тоном.
Видимо, он всё это время следил за моей реакцией. А мне вспомнился тот обед в участковой столовой и незабываемый оттенок поданной котлеты. Зелёный — действительно мой любимый цвет, в особенности подобные оттенки — изумрудный, малахитовый и бирюзовый. Но кто же мог подумать, что он это запомнит?
Однако моё потрясение цветом не исчерпывалось. На столике — том самом, со скатертью, — стояла целая миска, доверху наполненная спелой вишней. Рядом — блюдце для косточек, расписанное настолько красиво, что использовать его по такому назначению казалось кощунственным. Уж лучше в окно на головы прохожих плевать. Рядом с миской — широкая ваза, а в ней — большой букет разноцветных тюльпанов. Белых, жёлтых, ярко — красных, бледно — розовых, оранжевых и даже редких фиолетовых. Я смутно припомнила, что недавно между делом говорила кому‑то, кажется, Литане, что тюльпаны — мои самые любимые цветы…
На стенах — две картины, на обеих — абстрактная живопись. Изучить их и разобраться в замысле художника будет несомненно интересно, но — не сейчас. На стене напротив камина висит книжная полка. Мой беглый взгляд на корешки выхватил череду названий. Книги по тёмной магии — некоторые из них точно очень редкие. Пара томов по криминалистике. Несколько романов.
Я прошла вглубь комнаты — ноги как будто ватные. Сдвинула крышку холодильной корзины. Такие, поменьше, часто стоят в гостиных и даже спальнях, чтобы держать там всякие мелочи, ради которых лень бегать на кухню. Это, конечно, при условии, что у хозяина дома есть деньги на такие корзинки. Лично у меня есть только одна, кухонная.
Изнутри на меня веет холодом, но я почти не обращаю на него внимания, ошарашенно взирая на натюрморт из яблок, груш, апельсинов, слив, абрикосов и прочего. Автоматом закрываю крышку, перевожу всё такой же, ошалелый взгляд на Алджернона. Тот по — прежнему стоит в дверях и пристально за мной наблюдает, кажется, всё ещё неуверенный в моей реакции.
Тяжело дыша, я, вопреки его предостережениям, подхожу к окну и опираюсь ладонями о подоконник. Впрочем, сейчас, в дневное время, за занавеской меня никто не увидит.
Я не знаю, как он сумел сделать всё это за пару часов. Конечно, помог тот факт, что он умеет мгновенно перемещаться при помощи порталов. Но даже это не так уж важно. Обо мне никто там не заботился с тех пор, как умерли мои родители. Ни тётя с дядей, ни друзья, ни один из моих молодых людей — никто и никогда не пытался с таким вниманием предугадать, что мне понравится. Не запоминал случайно брошенные слова. Не вылавливал ради этого обрывки чужих разговоров.
Я почувствовала, как глаза заполняются слезами. Хотя не плакала с тех самых пор, как похоронила родителей. Ни разу. Ни когда, бросив всё, приехала в город, не имея средств к существованию, и морально готовилась спать на улице. Ни когда расставалась с предыдущими мужчинами. Ни вчера, когда оказалась в тюрьме. Теперь же я не просто плакала, я рыдала. Слёзы потоком текли из глаз, а плечи содрогались, и только всхлипывания мне пока как‑то удавалось сдерживать.
— Тиана, что‑то не так?
Алджернон пересёк порог и шагнул ко мне, но я вытянула к нему руку в останавливающем жесте и слегка ею помахала, давая понять, что всё, на самом‑то деле, в порядке.
— Просто оставь меня ненадолго, пожалуйста, — сквозь слёзы попросила я.
Он помешкал пару секунд и действительно вышел. Я же с силой втянула носом воздух, заставляя себя взять себя в руки. И с какой стати я сейчас, спрашивается, плачу? А главное, Алджернон‑то что сейчас подумает? Это ж надо было умудриться начать отношения с мужчиной с истерики, да ещё и прогнать его из комнаты, к слову, в его собственной квартире расположенной! Мощнее было бы только вчера истерику закатить, прямо в постели.