— За исключением того, что влюблен в тебя, — закончил за нее Густав.
— Да. И мне это непонятно.
Сэм угрожающе зарычал, и Густав вскочил на ноги. Пес лежал недалеко от них; он поднял голову, посмотрел в направлении рощицы и снова зарычал. Потом улегся на место.
— Что случилось? — прошептала Бонни.
— Может быть, лиса пыталась забраться в клетку с курами. — Густав сел, но продолжал наблюдать за собакой. Казалось, Сэм собирался снова заснуть.
Время пролетело незаметно. Ночь была тихой, почти безветренной; небо усыпали звезды. Где-то закричала перепелка. Густав встрепенулся, прислушался к птичьему крику. На условный сигнал, кажется, не похоже. Он посмотрел на теплую руку, которую сжимал в ладонях, и мысленно улыбнулся, подумав о том, что сам не заметил, как завладел рукой Бонни.
Глава 21
Войдя в дом, Кристин зажгла свечу и загасила лампу. Она старалась не жечь понапрасну ламповое масло Бака и чувствовала угрызения совести, что оставила лампу зажженной, когда выходила во двор с Бонни.
В доме было тихо и пусто. Поставив свечу на стол, Кристин прошла в комнату Бака. Он спал там первые несколько ночей после ее приезда, а потом, когда Кристин настояла на том. чтобы самой вставать по ночам к старику, давая Баку возможность отдохнуть, он переселился во флигель. Одежда его по-прежнему висела на вешалке, а под ней, на полу, стояла запасная пара сапог.
Кристин провела рукой по металлической спинке кровати. Наверное, Бонни недоумевает — почему им приходится спать вместе, тогда как эта кровать пустует? Но это — кровать Бака. Кристин выстирала и выгладила простыни, взбила подушку — все должно быть готово, когда Бак вернется в дом.
Кристин почувствовала себя ужасно одинокой. Как можно влюбиться в мужчину, который не испытывает к ней никаких чувств? Может быть, она обречена прожить жизнь, не имея рядом любящего мужа и семьи, о которой так мечтала?
Направляясь к двери, Кристин провела рукой по чистым, аккуратно зашитым рубашкам, висевшим на вешалке. Если бы тут стоял комод, она бы сложила их и положила в ящик. На вешалке висел и теплый овчинный полушубок Бака. Кристин на несколько мгновений зарылась в него лицом. Полушубок хранил едва уловимый запах дыма.
Тяжело вздохнув, Кристин подняла засов, открыла дверь и вышла на веранду.
С гор повеяло прохладой. Девушка поплотнее закуталась в шаль и запрокинула голову, любуясь звездным небом. Ей вдруг подумалось, что Бак, где бы он ни находился, возможно, тоже сейчас смотрит на звезды… О», наверное, вернется голодный, как-никак Бак мужчина крупный.
Внезапно чья-то сильная рука, метнувшаяся из темноты, обхватила Кристин за талию и куда-то потащила, в то время как другая рука зажала ей рот и нос.
Кристин стала задыхаться, казалось, сердце ее вот-вот разорвется. Она принялась отчаянно вырываться, брыкаться, но рука, обхватившая ее талию, сжимала девушку, точно железный обруч. Кристин почувствовала, что ее ноги отрываются от пола. В следующее мгновение она будто провалилась в бездонную черную бездну, успев лишь мысленно произнести: «Бак, я люблю тебя».
Перекинув Кристин через плечо, Быстрый Бег бросился к роще. Он был доволен собой и нисколько не сомневался, что сам Великий Бог предназначил эту женщину ему и расчистил для него путь. Быстрому Бегу даже не понадобилось посылать стрелу в сердце бледнолицего, который дежурил возле поленницы, не пришлось входить в дом и убивать бледнолицую женщину, которая спит вместе с Белым Цветком. Белый Цветок сама открыла дверь и вышла к нему навстречу.
Кристин зашевелилась. Индеец остановился и опустил ее на траву. Девушка несколько раз судорожно вздохнула. Потом, чтобы пленница окончательно не пришла в себя, Быстрый Бег снова зажал ей рот и нос. Затем, когда Кристин утихла, он поднял ее и продолжил свой путь. Быстрый Бег возвращался к месту, где оставил коня. К восходу солнца они будут далеко отсюда, а к полудню — уже там, где его ждут остальные жены с лошадьми и шкурами для вигвама, а также храбрые воины, готовые следовать за своим вождем.
Быстрый Бег пребывал в прекрасном настроении. Дело сделано. Он чувствовал себя обновленным и духом, и телом. Великий Бог будет им доволен.
Он увез женщину Леннинга.
Бонни казалось, что она еще никогда в жизни не была такой счастливой. Сидя вдвоем, со всех сторон окутанные мраком, они с Густавом словно создали вокруг себя свой собственный маленький мирок. Они говорили обо всем на свете, иногда добродушно поддразнивали друг друга, а порой обсуждали самые серьезные вещи, самые свои сокровенные мечты.
Густав признался, что, хотя он сам того не ожидал, этот дикий край ему понравился. Здесь о человеке судят не по богатству, а по его делам. Он даже всерьез подумывал о том, чтобы поселиться тут. Разумеется, Густав не думал оставаться на ранчо «Аконит» — разве что на первое время, если Кристин понадобится его помощь, чтобы наладить хозяйство. А потом он собирался жить самостоятельно.
Бонни же сообщила по секрету, что Берни очень любит возиться с моторами. Она знала, что брат не обидится.
— Он считает, что скоро все начнут ездить в моторных экипажах, а через несколько лет машины будут даже пахать поля и качать воду из колодцев, — говорила Бонни. — Конечно, он пока не сможет зарабатывать на жизнь своим любимым занятием, моторы еще мало где используются, поэтому мы будем по-прежнему держать кафе.
Время летело незаметно, и Густав почти забыл о том, что ему нужно сменяться с дежурства. Вытащив из кармана часы в серебряном корпусе, он зажег спичку, чтобы взглянуть на циферблат.
— Вот это да! Уже час ночи! Не верится, что мы просидели почти четыре часа. Бонни встала.
— Берии обидится, если ты его не разбудишь. Он тоже хочет стоять в дозоре.
— Зря твой брат беспокоится, что его сочтут неполноценным. Он более мужчина, чем многие, у которых обе йоги на месте, но в голове пусто.
— Зато у него гордости хватит на двоих… — Бонни издала нервный смешок и добавила: — И норова тоже. Хорошо, что мы вовремя уехали из Биг-Тимбера, иногда я так за него боялась.
Густав обнял ее за плечи, как часто обнимал Кристин.
— Теперь ты можешь не беспокоиться, у вас с Берии появились друзья. «Дружба умножает радость и уменьшает печаль», — процитировал Густав.
— Это что, тоже придумал тот самый Марло?
— Нет, другой парень — по имени Боун.
— Ты учился в университете?
— Боже мой, нет, конечно! Я с пятнадцати лет хожу по реке, а в промежутках между рейсами работаю на ферме брата. Там живут моя мать и сестры, я стараюсь время от времени приезжать туда и помогать по хозяйству. Таким образом я как бы плачу за их содержание.