— Как обычно? — он многозначительно взглянул на меня.
— О человеческих жертвах, как, впрочем, и о каких-то иных, мне неизвестно. Всё было красиво и забавно.
— Может, я ошибся, — проговорил он. — Если так, то извиняюсь… погоди, ты сказала, что ту инопланетянку они считали Существом Света. Ты полагаешь, что это не так?
— Если б она была Существом Света, то не погибла бы до Битвы. Это не по правилам. Существо Света должно явиться само.
— Я тут подумал, — Хок слегка смущенно посмотрел на меня. — Здесь не так много инопланетян… с подходящими навыками. Я хотел сказать, может, Азаров в чём-то прав?
— В чём? — с наивным видом улыбнулась я.
— Может это Существо Света — это ты?
— Нет, — категорически возразила я. — Потому что я не сражаюсь с мужчинами, которых люблю. А Существо Тьмы — это Джулиан.
Хок застыл, изумлённо глядя на меня, а я, воспользовавшись моментом, посадила Жулю ему на руки и велела:
— Держи крепко и нежно, а я иду готовить фруктовое пюре.
— И что теперь делать? — воскликнул он, направившись следом за мной к барной стойке.
— Ничего, — ответила я. — Пусть сражается, с кем хочет. Кирилл говорил, что Дети Дракона не убивают друг друга. Так что после Битвы мы заберём его и улетим.
Хок ничего не сказал на это, и я с удивлением обернулась.
— А если Существо Света — это всё-таки ты? — спросил он, бережно прижимая к себе притихшую Жулю.
— В таком случае, на этот раз Существо Света не явится на ристалище. Это не моя битва, Рауль. Я больше не буду выходить со звездолёта. И никто не выйдет. Мы задраим все люки, и будем ждать.
Часть 6
Весь день Мизерис в сумрачном молчании слонялся по дворцу. Он уклонялся от разговоров с приближёнными, отказывал в аудиенциях и прогонял от себя слуг. Ему пришлось принять Танируса, и Главный Жрец Тьмы, выразив свою скорбь по поводу смерти властительницы Тэллоса, деликатно напомнил царю о том, что по древнему закону он не должен оставаться на троне один более суток, и не позднее следующего утра должен представить народу новую царицу. Затем Танирус пустился в пространные рассуждения о достоинствах двух дочерей своего старшего брата. Мизерис, не проронив ни слова, развернулся и вышел, снова отправившись в свои бесконечные странствия по душному лабиринту дворца.
Ближе к полудню ему сообщили, что прибыла Главная Жрица Света. Она внимательно смотрела на царя, словно пыталась заглянуть ему в душу, а потом, не тратя времени на предисловия, заявила, что выбор царицы — ответственная миссия, это место должна занять опытная и преданная господину женщина, которая будет его опорой и возьмёт на себя груз государственных забот. Он прислушивался к её словам, устало глядя куда-то в сторону. Его безразличие постепенно перетекало в некоторую заинтересованность. Апрэма тем временем убеждала его в невероятных достоинствах неведомой претендентки, постепенно подходя всё ближе. Её голос становился всё более сладким и вкрадчивым, движения всё более плавными и, наконец, она коснулась пальцами его руки. Он с недоумением взглянул на неё и встретил взгляд полный нежности и страсти.
— Так ты о себе, — с явным разочарованием пробормотал он, отступая на шаг.
— Только за свои достоинства я могу ручаться головой, — с убийственной логикой пояснила Жрица.
— Я их вряд ли смогу оценить, — заметил царь. — К тому же ты умолчала о недостатках, которые мне известны. Ты жестока, коварна и себялюбива. Ты преследуешь свои цели, обожаешь интриги и стремишься к власти. Тебе нет дела до Тэллоса и меня. К тому же ты слишком стара, чтоб подарить мне наследника.
— Может, и нет! — возразила она.
— Я не могу рисковать, — мотнул головой он. — Я много пью, у меня проблемы с головой, и я на глазах превращаюсь в развалину. Кто займёт трон, если я умру? Ты? Лучше пусть Тэллос сгорит в огне приближающейся битвы. Короткая вспышка гнева Богов лучше, чем долгая агония в твоих когтях. Уходи, Апрэма!
— У меня есть племянница, юная, непорочная дева, которая будет послушна и ласкова, — тут же сменила пластинку Жрица.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— У меня тоже есть племянница, — перебил царь. — Тоже юная и непорочная дева, которая уже послушна и ласкова.
С этими словами он развернулся и ушёл прочь.
К вечеру ему доложили, что бальзамировщики завершили свою работу и приготовили царицу к погребению. Он прошёл в тёмный зал в глубинах дворца. Здесь не было окон и высокий сводчатый потолок, опиравшийся на толстые витые колонны, тонул в темноте. Установленные на треножниках чаши с огнём, освещали помещение трепетным рыжеватым светом.
В центре зала, на каменном одре лежало тело Эртузы, облачённое в драгоценные одежды и прикрытое невесомой прозрачной тканью. Подойдя к ней, царь долго стоял рядом, вглядываясь в лицо жены, которое под тонкой вуалью казалось живым, словно она спала. В зал входили придворные, богатые и влиятельные люди города подходили к одру и склонялись перед ним, отдавая последние почести своей госпоже. Многие, слишком многие явились в тот день со своими юными и не очень дочерьми, разодетыми и накрашенными скорей для пира, чем для похорон. Девицы склонялись перед царём, бросали на него нежные взоры, но он стоял неподвижно, всё так же печально глядя на лицо своей почившей супруги.
Постепенно зал опустел, и появились Танирус и Апрэма, и, как всегда, затеяли спор, кто будет творить обряды в ночь перед погребением царицы. Апрэма напоминала о том, что Эртуза с детства была посвящена Свету, а Танирус вполне резонно напоминал, что теперь она принадлежит Тьме.
— Убирайтесь, — прервал их спор негромкий голос царя. — Уходите оба. Я останусь с ней. Этого довольно. Можете проводить погребальные ритуалы во дворце, в садах, в своих Храмах, но не здесь. Дайте ей покой. И мне тоже.
Танирус и Апрэма удалились, явно собираясь продолжить пикировку за дверями зала. Мизерис окинул взглядом пустой зал, обошёл все двери, задвигая засовы. Покончив с этим, он осмотрелся с тоской, и медленно подошёл к каменной скамье возле стены. Сев на неё, он какое-то время сидел в абсолютной тишине, глядя на лежавшее на одре тело, которое мерцало драгоценностями, и, казалось, парило в пространстве, потому что тёмное каменное возвышение ложа сливалось с сумраком, царившим в зале.
Одиночество на сей раз ещё более глухое и безнадёжное, чем раньше, навалилось на его плечи невыносимым грузом, и он опустил голову на руки. Мысли тяжко текли в голове, но он лишь утомлённо наблюдал за своими тревогами, которые теперь казались призрачными и незначительными. Кого выбрать царицей? Вернётся ли Богиня Неба? Где Существо Света? Что будет с его планетой?
Потом воцарилась тишина, и Тьма окутала его измученный мозг. Он очнулся спустя какое-то время, почувствовав чьё-то присутствие и, повернув голову, увидел демона, сидевшего на расстоянии вытянутой руки. Его прозрачные мерцающие глаза были устремлены на лежавшую во мраке царицу.
— Если хочешь, я уйду, — тихо произнёс демон.
— Кратегус в твоём мире врачует сердца? — припомнил царь, задумчиво глядя на него. — Ты не зря носишь это имя? Ты можешь помочь мне избавиться от этой боли?
Демон перевёл на него печальный взгляд и проговорил:
— Всё, что нужно человеку, царь, всегда есть у него внутри. Просто он боится заглянуть в собственные глубины и ищет помощи у других.
— О чём ты, демон? — вздохнул Мизерис. — Разве не можешь ты найти для меня слова утешения?
— Не утешение тебе нужно, царь, — тихо возразил демон. — Слова пусты и бесцветны перед лицом горя. Есть время для радости. Есть время для скорби. Каждую чашу, поднесённую тебе жизнью, нужно выпить до дна, и тогда, исчерпав её содержимое, ты освободишь место для новой надежды. Но вы вечно бежите от боли, вы окутываете его пеленами слов и потихоньку прячете в глубине своих душ. В той самой глубине, где раскинула свои покровы живущая в вас Тьма. Там в её глубинах ваша погибель и ваше спасение. Там боль и избавление от неё, там забвение и там память, покоящая ваши воспоминания, от которых вы уклоняетесь. Там ваши несбывшиеся мечты, утраченные иллюзии, забытые надежды. Там ваши угасшие чувства, незаконченные разговоры, не отданные долги, несовершённые прорывы, непроизнесённые признания. Оттуда они смотрят на вас, а вы, чувствуя их взгляд, но, не решаясь обернуться, продолжаете жить, страдая от непонятной тоски.