в ванную комнату, к зеркалу, к окну, снова в ванную — рухнула в кресло и несколько минут сидела, охлаждённая внезапной мыслью, что, возможно, разговаривать со мной будет вовсе не инспектор Нейтан, а тот или иной сержант, поэтому радости и волнения мои более чем напрасны. Вполне вероятно, что старший инспектор не обязан присутствовать при столь формальной процедуре, когда дело уже закончено. Так или иначе, но нужно было ехать. Спустившись в приемную, расспросила, как добраться до места, и вышла на свет божий, зажмурившись от нежданного солнца, что блестело в прорехе меж лохматых туч. Итак, налево по Певенси Роуд, пять минут ходьбы до Площади Воина, а оттуда еще десять по Магдален Роуд. Спустилась с крыльца, повернула налево и зашагала вперед, мысленно составляя текст своих показаний. Хорошо бы не допустить слишком много ошибок. Я так увлеклась своими раздумьями, что не сразу заметила знакомый тёмно-серый Мини Купер, тормознувший возле меня. Инспектор Нейтан опустил стекло.
— Добрый день. Куда направляетесь, миссис Зверева?
— Здравствуйте. К вам, в полицию, инспектор Нейтан.
— Садитесь, подвезу.
— Но вы же едете в другую сторону.
— Это не имеет значения. Садитесь, — отрезал он и поднял стекло.
Я не стала сопротивляться и забралась на заднее сиденье. Инспектор взял с места в карьер и свернул в какой-то переулок, двигаясь собственными путями.
— Мне объяснили, что отсюда совсем недалеко, поэтому пошла пешком, — сказала я, чтобы нарушить молчание.
— Правильно объяснили, — коротко ответил он.
— И куда же вы едете?
— Ко мне домой, — отрезал он.
— Почему? Почему к вам домой? Сержант пригласил меня в участок.
— Гм… — сказал инспектор, делая очередной поворот в очередной переулок. — Впрочем, могу отвезти вас в участок.
— Не понимаю вас, — пробормотала я.
Он что-то пробурчал и, проехав несколько метров, остановил машину возле ограды какого-то сада. Открыл и закрыл бардачок, ничего не взяв оттуда, протёр стекло тряпицей, очень смахивающей на носовой платок в крупную бордовую клетку. Все эти телодвижения, вероятно, демонстрировали необходимость остановки. Когда я открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, он обернулся ко мне.
— Видите ли, Анастасиа, я пытался нарушить процедуру дознания.
— Процедуру… дознания? Я правильно вас поняла?
— Да, — кивнул он.
— Нарушить? Как? Почему?
— Я не склонен нарушать закон, и в силу своей профессии, и по натуре.
— Что вы хотите этим сказать?
— Гм… Нарушая процедуру, хотел, чтобы вы составили свои показания не в участке, а в иной обстановке. Подумал, что моя гостиная более… гм… комфортабельна для этого.
Несколько секунд я переваривала его слова. То есть, Нейтан не хотел подвергать меня этой самой процедуре в полицейском участке, думая, что мне будет неприятно, и решил, нарушив правила, сделать это в своей гостиной? Считая, что там более приемлемая атмосфера?
— Но я… — продолжил инспектор. — Все это ерунда, чушь. Везу вас в участок.
— Нет! — воскликнула я, слишком громко, слишком эмоционально.
— Нет, не нужно, — добавила я тише, — я очень благодарна вам… за…
Подходящее слово напрочь вылетело из головы, поэтому добавила по-русски:
— … за участие.
Он ничего не ответил, кивнул и тронул свой Купер с места.
Так я вновь оказалась в гостиной Нейтана, за столом, вооружённая ручкой и листами бумаги. Минут через сорок я закончила свой труд. За пределами гостиной было слышно, как инспектор время от времени беседовал по телефону, видимо, держал руку на пульсе закона и порядка.
Перечитал мой опус, кивнул.
— Что ж, неплохо изложили.
— Писать проще, чем говорить, — сказала я.
— Кому как, — усмехнулся он.
— Мне проще.
— Чашку кофе?
— Да, если можно.
Нейтан отправился варить кофе, а я нахально последовала за ним наблюдать, как он возится с туркой. Зрелище мужчины, трудящегося у плиты, само по себе увлекает, а если мужчина вам симпатичен — вдвойне.
— Итак, Анастасиа, дело закончено, и полиция более не станет докучать вам, — сказал он, когда мы приступили к кофепитию.
— Но она вовсе не докучала, — ляпнула я.
— Правда? Впервые встречаю свидетеля, который заявляет подобное.
— Я… я просто хотела сказать, что вы очень… вежливый и внимательный полицейский.
— Не часто приходится слышать такое от свидетеля.
— Но вы были очень внимательны, спасали меня, — пробормотала я.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — ответила я.
Я встала, понимая, что аудиенция закончена, и настал тот момент, когда нужно уйти, чтобы не попасть в неловкое положение.
— Спасибо за всё. За прекрасный кофе.
— Да, вы уже говорили это, — сказал Нейтан, поднимаясь со стула. — Мне нужно на службу. Еще одно. Должен вернуть вам вашу вещь.
— Триктрак? — вспомнила я.
— Да, мэм.
В гостиной он подал мне коробку.
— Мы так и не доиграли тот гейм, — сказала я, чувствуя, что флиртую.
— Что поделать? Такова игра, — суховато ответил он, не принимая моего флирта.
Действительно. Что наша жизнь? — Игра.
— Подвезу вас. Куда?
— К гостинице, — не задумываясь, ответила я.
— О’кей, Анастасиа.
В пути он молчал, сосредоточившись на вождении, а я хотела начать какой-то разговор, но не могла. Я вышла на Певенси Роуд, у гостиницы, коротко попрощавшись с Питером Нейтаном и, поднявшись в свой номер, поняла, что позабыла нарды на заднем сидении Мини Купера. Мне вдруг стало удивительно легко — и предстоящий разговор с Джеймсом уже не казался столь сложным, — чувство вины, застегнув пальто и надев шляпу, отклонялось, выйдя за дверь. Хотя, я знала, что оно не ушло далеко, ожидая в ближайшем переулке, но его временное отсутствие принесло облегчение и возможность действовать. Бывает такое состояние легкости, которое может наступить по разным причинам — утреннее солнце, свежий ветер, живописное полотно, покупка наряда, доброе слово, неожиданный поступок… мелкие детали и важные вещи, калейдоскопом меняющиеся картинки, здоровый эгоизм и надежда. С возрастом я научилась ценить эти короткие мгновения невыносимой лёгкости бытия. В таком настроении я и приехала к Джеймсу. Я сказала ему, что благодарна за возможность побывать в его стране, что приключение, которое случилось со мной, возможно, станет одним из самых ярких воспоминаний — ведь далеко не каждый может оказаться в центре такой авантюрной истории, — что я желаю ему встретить ту, что сможет стать хорошей подругой, и хочу, чтобы он не стыдился своего предка, который и так поплатился за свой поступок. В общем, наговорила массу банальностей, какие обычно произносят в таких случаях. Разумеется, я сделала множество грамматических и жизненных ошибок, но кто из нас не делает тех или других. Монтгомери выслушал меня, почти не перебивая, изредка покашливая. Ответил в том же духе, витиевато выразив сожаление и надежду, что возможно, я всё же передумаю, и настаивая, чтобы я пожила в его доме оставшиеся до отъезда дни.