class="p1">Раскин достал носовой платок в яркую красную клетку и вытер вспотевшую лысину, видимо, заново переживая те эмоции.
— Как вы могли подумать, что я украла эту брошь? — повторила я.
— А что я должен был подумать? Ваши нарды в точности совпадали с описанием! Я нашел внутри пустой потайной ящичек!
Я открыла было рот, но, вздохнув, промолчала, не найдя, что сказать, кроме уже произнесенных слов о мистике и роковых совпадениях. Продолжил инспектор:
— Что же вы предприняли ради спасения своего друга?
— Иронизируете, сэр? Да, я должен был узнать, куда пропал Джеймс, и раскрыть тайну нард и миссис Зверевой. Признаюсь, сначала запаниковал. На следующий день вернулся сюда и был потрясён, обнаружив, что мадам преспокойно сидит в библиотеке, а нарды лежат на камине в её комнате.
Краем глаза я заметила, как усмехнулся инспектор. Признаться, край моего глаза постоянно фокусировался на нём, он притягивал меня, как нарды — Раскина.
— Ваше потрясение было вполне справедливым, — вставила я свои пять копеек или, учитывая местоположение, пять пенсов, — и поэтому вы заперли меня?
— У меня не было времени. Я взял нарды и ушел через заднюю дверь кухни.
— И отдали нарды Хоуп, подставив миссис Звереву? — поинтересовался Нейтан.
— У меня была другая цель. Я понял, что исчезновение Джеймса связано с Хоуп, и решил, что, если покажу им пустые нарды и скажу, что брошь всё равно пропала, они расскажут, что знают о Джеймсе. Или предпримут какие-то действия, выдав себя.
— Вы стратег, мистер Раскин, — усмехнулся инспектор. — Отчего же они не заподозрили, что это вы, а не миссис Зверева забрали брошь из тайника?
— Постарался убедить их.
— Итак, нарды миссис Зверевой стали загадкой для вас и приманкой для Хоуп, — плёл свою паутину Нейтан.
— Да, и на следующий день я узнал, что всё разрешилось вполне удачно. Прошу прощения, миссис Зверева, что я использовал вас, но, согласитесь, это сработало.
Я кивнула, прощая его — а что мне оставалось делать? Марионетка, которую дёргают за ниточки, заставляя то шагнуть в неизвестность, то протянуть руку злоумышленнику. Каждый подёргал за эти ниточки — и Кадоген Раскин, и миссис Хоуп, и Питер Нейтан. Последнему я нужна была, чтобы разыграть это представление и раскрыть преступление — вот где истоки его «тёплого» отношения. Намерения благие, но от этого не легче. Впрочем, это уже неважно, скоро я буду далеко отсюда, в родном Питере, и забуду всё, как страшный сон. Или буду вспоминать, как о забавнейшем приключении, случившемся в жизни. Не с каждым такое происходит — всё, как в детективном романе, ни больше, ни меньше. Я размышляла, уравновешивая обиду и восторг, а расследование продолжалось.
— Итак, вы узнали, что Монтгомери жив, и направились к нему в больницу, чтобы выяснить всё, представив себя его спасителем, — сказал Нейтан.
— А я и есть его спаситель! — уверенно заявил Раскин. — Если бы я не запустил механизм с нардами, вам было бы не поймать Хоуп.
— Как знать…
Дверь распахнулась, и вошедший полицейский обратился к инспектору:
— Он приехал, сэр!
Нейтан удовлетворенно кивнул. Раскин завертел головой. Сержант переместился к окну. Я вскочила со стула. В комнату вошел Джеймс Монтгомери. Спектакль разыгрывался на хорошем профессиональном уровне. Джеймс был бледен, но выглядел намного лучше, чем утром в больнице, — доблестная английская медицина поставила его на ноги. Он поздоровался, оглядывая присутствующих, опустился в кресло и уставился на брошь, сияющую из потайного ящичка.
— Ты все-таки нашел её! — воскликнул он, обращаясь к Раскину. — Как тебе удалось, Кадди?
Раскин что-то пробормотал, вновь вытирая вспотевшую лысину.
— Как видите, — сказал инспектор. — С разрешения хозяина дома я продолжу. Как вы понимаете, мистер Монтгомери, тайна раскрыта вашим приятелем.
Джеймс бросил в сторону приятеля весьма выразительный взгляд и вновь уставился на брошь.
— И где же она была? Где ты её нашел? Это невозможно, невероятно!
— Если бы ты меня послушал… — взвыл Раскин.
— Где она была?
— А ты не знаешь?!
— Нет, не знаю и никогда не знал.
— Хорошо, поверю, — сказал Раскин. — Твоя русская миссис подсказала мне… вернее, — быстро добавил он в ответ на мой протестующий жест и вытянувшееся лицо Монтгомери, — подсказал её триктрак.
— Каким же образом?
— Посмотрите сюда, — Раскин указал на портрет рыжебородого, висящий на стене возле камина. Все присутствующие развернулись в указанную сторону и уставились на грозного предка Монтгомери, который недружелюбно смотрел с полотна.
— Я обратил внимание на некоторую особенность портрета… случайно, после того как осмотрел коробку с нардами.
— Что? Что там с ним? Этому портрету четыреста лет, — сказал Монтгомери.
— В том-то и дело. Взгляни сюда!
Раскин сгреб со стола лампу-летающую тарелку и приблизил к портрету. Неужели нарды были спрятаны в тайнике за картиной? Но это же так просто. Удивительно, что никто из желающих найти клад не заглянул за неё! Мои сомнения озвучили инспектор и хозяин дома.
— Неужели никто не заглянул за картину? — спросил первый.
— Этого не может быть! — воскликнул второй.
Раскин обернулся, сияя самодовольством. Возможно, этот миг хоть как-то уравновесил его разочарование от потери драгоценности, добытой такой ценой.
— Смотрите, — повторил он и ткнул пальцем в круглый живот рыжебородого красавца, обтянутый узорчатым дублетом. Вся компания сгрудилась у картины. Сгорая от любопытства, я присоединилась к мужчинам. Среди затейливых завитушек узора явственно читались два слова «Ван Майер», имя, которое вполне можно было принять за подпись художника, автора картины.
— Это подпись живописца! — воскликнул Монтгомери.
— Это же имя мастера! — воскликнула я.
— Да! — торжествующе объявил Раскин. — Имя мастера, сделавшего нарды. Загляните внутрь коробки и найдете его. Написанное тем же шрифтом. Увидев это имя на шкатулке, я понял, что видел его прежде, и вспомнил где — на картине! Я бросился к портрету, было мало времени, но я успел осмотреть и сфотографировать подпись. Видите, она расположена под углом, заканчивается подобием стрелки и может служить указателем.
Несколько пар наших глаз последовали в указанном направлении, туда, где потолок был окаймлен выпуклым орнаментом. Сейчас затейливая полоса бордюра была разорвана чернеющим нутром отверстия тайника.
— Я поднялся под потолок и, простучав бордюр, обнаружил пустоту. Оставалось лишь найти скрытые под окраской места стыков и вытащить фрагмент, закрывающий тайник под потолком, — гордо объяснил Раскин.
Когда все угомонились, обсудив кульминацию загадочной истории, инспектор произнес короткую речь о степени виновности каждого из участников. Раскин мог быть привлечен к ответственности в случае, если Монтгомери обвинит его в проникновении в свой дом. Интересно, что же написано в письме его прадеда, и почему прекрасная брошь стала позором семьи? Буря за окном совсем стихла, и наступила удивительная тишина, словно природа