которые могут быть истолкованы как сексистские или неуважительные к той или иной культуре: так поступают феминистки, да и в целом женщины, религиозно и консервативно настроенные люди, которых оскорбляют сексуально откровенные формулировки и намеки. Иногда аффективная привлекательность не столь прямолинейна: например, русский хип-хоп интересен для русскоговорящих только благодаря ассоциациям между хип-хопом и «борьбой и солидарностью африканских диаспор» (Hankins 2013).
Еще одним примером сложного механизма воздействия музыкальных перформансов на придание пространству смыслов и заявление своих прав в исследовании Хэнкинс выступает одна филиппинская караоке-певица, которая часто приходила выступать на автовокзал. Исполнение ею традиционных израильских песен, к которому присоединяются сами израильтяне, выступает иллюстрацией того, как музыкальный перформанс может быть использован для установления культурной идентичности, одновременно закрепляя и утверждая ощущение принадлежности к израильской нации. К другим способам символического установления транслокальных и транскультурных связей относятся приобретение предметов, выступающих репрезентацией чьей-то родины, например особых продуктов питания или религиозной атрибутики, при одновременном участии в привычных занятиях и социальных обменах в этом изменчивом и многогранном культурном пространстве.
Для завсегдатаев автовокзала и людей, которые приходят сюда за покупками, опыт прослушивания музыки всегда сопровождается физическим движением: либо прочь от звука, либо в его направлении в качестве реакции на его репрезентационное значение. Как отмечает Хэнкинс, мигранты конструируют пространство и его социальность, когда движутся в направлении определенных звуков или прочь от них, собираются вместе или что-то покупают в определенных местах и не делают это в других точках. Самое главное, утверждает Хэнкинс, что именно благодаря этим звуковым репрезентациям и «звуковому пейзажу покупатели и посетители автовокзала фактически перемещаются во времени и пространстве в другую часть таханы, чтобы реализовать собственные культурные особенности» (Hankins 2013: 298). Все это выглядит так, будто своими телодвижениями люди создают врéменную транслокальность, которая может быть преходящей или постоянной в зависимости от стабильности социальных отношений, устойчивости культурной группы и прочности их транснациональных сетей.
Звук в этом контексте способен не только воздействовать на людей и приводить в движение их тела, но и изменять их сознание, указывает Хэнкинс. Этот анализ аффективной и телесной силы музыки в создании нового типа пространства, которое обеспечивает этническую солидарность и в то же время используется для выражения ощущения израильской идентичности, добавляет еще один аспект к концептуальному осмыслению феномена транслокального пространства. Подобно тому как музыкальное соревнование сальсы и кумбии на рынке на Мур-стрит вносит свою лепту в конструирование латиноамериканской идентичности, звуковая этнография, описанная Хэнкинс, дает детализированное объяснение того, как музыка может притягивать и отталкивать слушателей и задавать контуры их перемещений.
Тахана Мерказит как транслокальное пространство
Главный автовокзал Тель-Авива является для многих его посетителей транснациональным социальным и когнитивным полем, а заодно выступает в качестве транслокального пространства, которое одновременно воплощает различные культурные пространства для множества людей, проводящих время в этом месте. Однако окончательное суждение о том, является ли автовокзал транслокальным пространством, зависит от восприятия и опыта, а также от воплощенных практик тех, кто здесь обитает и работает. Хэнкинс в своем анализе звуковой среды представляет этнографические свидетельства наличия еще одной важной нити, которая одновременно привязывает людей и к израильскому контексту, и к тем многочисленным местам, откуда они приехали. Понимание роли, которую играет музыка в создании транслокального пространства, дополняет выводы, сделанные в исследовании рынка на Мур-стрит, о том, что еда, язык, материальная культура и социальные отношения имеют решающее значение для производства такого типа пространства. Данные, полученные в ходе исследования автовокзала Тель-Авива, демонстрируют, что громкие звуки сальсы и кумбии на рынке на Мур-стрит также выступают одним из аспектов формирования солидарности латиноамериканских мигрантов.
С другой стороны, случай рынка на Мур-стрит подчеркивает, что телесные перемещения посетителей включены в транслокальность этого места. Хэнкинс также считает, что движения людей являются одной из составляющих витальности главного автовокзала Тель-Авива, уделяя особое внимание тому, как музыка воздействует на маршруты перемещений и местá, где собираются люди. Спонтанно возникающие группы представителей израильских меньшинств и неграждан, а также израильтян, не принадлежащих к меньшинствам, играют важную роль в производстве транслокальности, поскольку они преодолевают этнические, языковые и «паспортные» барьеры. Вопросы о том, помогают ли завсегдатаи автовокзала друг другу в поиске работы, оказывают ли они взаимную поддержку в части финансов и других социальных и экономических ресурсов, остаются без ответа. Роль торговцев в организации этих процессов, в особенности при помощи музыки, продажи предметов, обладающих культурной спецификой, и других символических практик, представляется очевидной. Однако непонятно, включены ли торговцы, работающие на автовокзале (на «сером рынке» или в постоянных точках), в сетевые социальные связи, которые осуществляют сбор и распределение агентов (Hankins 2013). Играют ли отношения между торговцами и покупателями некую роль в социальной солидарности работников и покупателей на вокзале, сопоставимую с тем, как такие же отношения укрепляют социальные связи и транснациональные сети на рынке на Мур-стрит? Для ответа на этот вопрос необходимо дальнейшее исследование.
Выводы
Основное внимание в этой главе было уделено особенностям глобализации, связанным со сжатием времени и пространства, и возможностям, которые открываются благодаря транслокальному пространству. Однако с самого начала важно не делать допущение, что силы, создающие транслокальность, являются благотворными или непременно позитивными, что эти силы неспособны на физическое уничтожение мест, наделенных смыслом и жизненным потенциалом. Например, многие никарагуанцы, собиравшиеся в парке Сентраль в Сан-Хосе, о котором шла речь в главе 3, были вынуждены покинуть его из‐за насилия, войны и экономических лишений. Пространство парка Сентраль, как и рынок на Мур-стрит для латиноамериканцев Бруклина, стало для никарагуанцев средоточием их социальности, обменов, языка, ностальгии и музыки. Взятое во временном и пространственном аспектах, оно представляет собой транслокальное пространство, где происходят семейные встречи (нередко при посредничестве смартфонов и текстовых сообщений), участники которых вспоминают, объединяют и проживают локализованные множеством способов биографии никарагуанцев.
В пространстве главного автовокзала Тель-Авива точно так же отражаются насилие, страх, нищета и этническая дискриминация, которые заставили многих беженцев и людей, просящих о предоставлении убежища, а также гастарбайтеров из Африки и Азии приехать в Израиль в поисках крова и работы. «Домашняя» атмосфера и общая идентичность людей в пределах автовокзала в совокупности с его транслокальным потенциалом формируют место для передышки, признания и заботы. Между отдельными группами возникают новые отношения, даже несмотря на то что их жизнь по-прежнему проходит на расстоянии друг от друга в собственных пространственных и социальных границах. Разумеется, этот транслокальный потенциал может восприниматься как временное решение проблемы фрагментации повседневных практик и привычных занятий этих семей, а также проблемы насилия, нарушившего их жизнь. В то же время,