Читать интересную книгу Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места - Сета Лоу

антиутопической структуры чувств. В случае Нью-Йорка понятия аффективной атмосферы и аффективного климата используются для изучения того, как при помощи циркуляции идей и ощущений происходит взаимозависимый процесс формирования угроз национального масштаба и стремления людей к безопасному пространству. Аффект пронизывает как личные локации наподобие дома, так и масштабные пространства: город, штат, всю страну. Отдельные домовладельцы и жильцы того или иного района реагируют на негативную аффективную атмосферу, локализуя аффекты наподобие ощущений угрозы и незащищенности в собственном теле и эмоциональных интерпретациях. Социолингвистическая характеристика аффекта как страха перед преступностью, чужаками и террористами позволяет людям идентифицировать эти ощущения как эмоции, в соответствии с которыми они могут действовать. В еще одном этнографическом примере рассматриваются различные функции, которые аффект выполнял в домашних пространствах Каира во время протестов на площади Тахрир.

Последней рассмотренной концептуальной рамкой является транслокальное пространство – это понятие распространяет концепцию воплощенного пространства на людей, включенных в транснациональные цепочки труда и местопребывания (residence). Жизнь отдельных лиц и групп, находящихся внутри этих цепочек, наполнена сенсорными сигналами, ощущениями и языком каждого конкретного места. Люди, чья жизнь проходит в двух или более местах, разделенных расстоянием, временем, физическими барьерами и государственными границами, имеют одновременный доступ к этим пространствам не только при помощи воображения, но и благодаря материальности своего воплощенного пространства. Этот транслокальный опыт пространства усиливается благодаря пространственно-временному сжатию, мобильным технологиям и приложениям, способствующим постоянному общению и социальному взаимодействию при помощи текстовых сообщений, чатов, видеозвонков, сервисов наподобие Facetime, Skype и EVO, а также мгновенностью актов телекоммуникации.

В то же время транслокальное пространство способно выходить за пределы тел индивидов при помощи аффективных процессов и информационной циркуляции – тем самым оно оказывается не просто опытом какого-то одного человека, а пространственной локализацией множества мест, общих для взаимосвязанных и осуществляющих сетевые взаимодействия семей, районов, групп и сообществ. Эта воплощенная множественность пространства усиливается глубиной устойчивых социальных контактов и непрерывностью социальной и материальной среды, подкрепленной плотными сетями финансовой и эмоциональной поддержки. Рассмотренные в качестве примеров рынок на Мур-стрит в Бруклине и главный автовокзал Тель-Авива представляют собой сложно организованные пространственные узлы, демонстрирующие многочисленные способы, при помощи которых люди, включенные в транснациональные цепочки труда и местопребывания, формируют места и привязанности, превращающие локальное пространство в нечто большее.

Это радикальное переосмысление транслокальности как жизни одновременно в нескольких местах дает возможность заглянуть в будущее и разглядеть появление новых видов социальных пространств, порожденных новыми, прежде невиданными образами жизни и способами труда в глобализированном мире. К новым разновидностям пространства относится и глобальное, или всемирное пространство – культурно и территориально разобщенная, находящаяся под управлением капиталистов корпоративная пространственная формация, организованная исключительно для извлечения неограниченной прибыли и лишенная ограничений конкретной локации, культуры или соображений государства-нации. На роль таких новых всемирных пространств претендуют глобальные университеты, а также особые экономические зоны, где процессы капиталистического развития и обмена ничем не сдерживаются. Транслокальное пространство в смысле жизни в нескольких местах одновременно и глобальное пространство – капиталистическое пространство, не привязанное к какой-либо местности или культуре, – представляют собой новые пространственные образования, порожденные обстоятельствами нынешней социально-политической и экономической эпохи и реалиями социального воспроизводства в глобализированном мире.

У исследований пространства и места, опирающихся на эти множественные перспективы, есть все возможности для изучения новых пространственных структур, их значения и последствий для будущего. Сильными сторонами концепции пространственного воплощения культуры являются ее гибкость, проницательность, широта и многомерность охвата в сочетании с пристальным вниманием к этнографическим деталям и более тонким объяснениям. Такое сочетание теоретического размаха и этнографических методов фиксации фактов полезно для понимания, воображения и прогнозирования более масштабных социальных, политических и экономических тенденций.

Некоторые из рассмотренных этнографических подходов уже сформировались и обладают глубоким теоретическим аппаратом, на который может опираться исследователь, а также широким спектром методологических стратегий. Как уже отмечалось, социальное производство и социальное конструирование пространства являются наиболее часто используемыми концептуальными подходами с привлечением традиционных этнографических методов и обладающими существенной объяснительной силой. Реже задействуется лингвистическая концептуальная схема, несмотря на то что именно язык выступает основным компонентом понимания смысла и использования пространства. Одна из причин этого, вероятно, заключается в том, что лингвистический анализ может требовать специальной языковой подготовки, профессионального оборудования для аудио- или видеозаписи и опыта создания аннотированных транскрипций. Большинство дискурсивных исследований пространства выполняются социолингвистами, использующими такие методологии, как нарративный и дискурсивный анализ, а также другие стратегии своей дисциплины.

Исследования пространства и места, связанные с эмоциями и аффектами, быстро развиваются в связи с последними теоретическими тенденциями, однако их чаще всего выполняют специалисты, имеющие опыт в области психологии эмоций или в культурных исследованиях аффекта и аналогичных литературных теориях. Важную роль в успехе подобных начинаний играют подготовка в феноменологических подходах к полевой работе, автоэтнографии, а также выработка понимания и чувствительности к нюансам интервьюирования, социальных и личных контекстов.

Воплощенное и транслокальное пространства предстают наиболее спекулятивными концептуальными рамками. Эти подходы возникли в качестве решений для теоретических проблем, с которыми мне пришлось столкнуться при попытке объяснения ряда полевых наблюдений. Концепция воплощенного пространства родилась из моего медико-антропологического исследования нервиоса – психосоциального симптома личного и социального истощения, который повсеместно проявлялся в период, когда я занималась системами здравоохранения и проблемами развития детей в Гватемале и Коста-Рике. Дать теоретическое осмысление связи физических симптомов с эмоциональным и социальным истощением помогло понятие воплощенности (embodiment) – сегодня это уже вполне банальная гипотеза в области медицинской антропологии. Данный исходный тезис повлиял на мои наблюдения и соображения по поводу взаимоотношений между телами и производством и переживанием пространства. Как было показано в главе 5, взаимоотношения тела и пространства вызывало интерес многих исследователей, и при разработке подхода к воплощенному пространству мне удалось опереться на широкий спектр этнографических примеров. Кроме того, нам доступен широкий спектр методологий, включая сенсорные и авторефлексивные техники.

Что же касается концепции транслокального пространства, то она пока не слишком хорошо обоснована и применяется не столь часто, как другие разновидности концептуальных «оптик». Разработана она была для объяснения моих визуальных и звуковых наблюдений на рынке Мур-стрит и на главном автовокзале Тель-Авива. На рынке все, что люди говорили об этом пространстве, то, как они его использовали и присваивали, провоцировало сильную привязанность и социальное взаимодействие, а также напоминало образы, звуки, запахи и поведение из других культурных локаций. Циркуляция специфических для определенной культуры товаров наподобие праздничных блюд, лекарственных трав и масел, а также коммуникационные контуры посетителей рынка и членов их семей, возможность постоянно оставаться на связи благодаря мобильным телефонам – все это указывало на взаимопроникновение социальной и пространственной реальности людей в