Едва приблизившись на расстояние пушечного выстрела к Мдине, Кристиан и Антонио решились перейти на шаг. Обливаясь потом, черные от пыли, они все же торжествовали. Гарди крепко сжал руку мальтийского дворянина:
— Антонио, лучшей компании для подобных авантюр мне не найти.
— Я о тебе того же мнения, Кристиан. Твоя репутация бесстрашного воина заслуженна.
— Все так, но на кого мы с тобой похожи?
— Жизнь дороже внешности.
— За сегодняшний день мы потеряли многих. Несомненно, в Биргу и Сенглеа потери еще больше.
Гарди провел Гелиоса и захваченного арабского скакуна на водопой к роднику.
— Остается лишь надеяться, что наша вылазка не прошла даром.
— Ты видел, как турки, протрубив сигнал к отступлению, понеслись обратно в лагерь?
— Приятно лишний раз дернуть за бороду Мустафу-пашу.
— А еще лучше и вовсе обрезать ее.
Всего за один рейд в Мдину они захватили драгоценности, лошадей, уничтожили склады припасов, словом, раздули костер в самом сердце вражеского войска. И выиграли время для великого магистра Ла Валетта.
А где-то в полях сипахи захватили отступавших мальтийских всадников.
— Неплохой трофей, месье Гарди.
— Просто Мустафа-паша решил проявить щедрость.
Соскочив с Гелиоса, Гарди приветствовал губернатора Мескиту. Вокруг на площадке перед решеткой главных ворот расположились измученные люди и лошади возле поилок. Некоторые, прихрамывая, искали, куда бы привязать скакуна. Это и были те немногие, кто уцелел.
— Сколько их, губернатор Мескита?
— По нашим подсчетам, вернулось сорок человек.
— Огромные потери, если принять во внимание, что мы отправили сто пятьдесят.
— Да, но потери стоят того, чего мы сумели достичь. — Мескита невольно смолк, услышав мычание и характерное шипение: неподалеку одному из кавалеристов прижигали рану. — Разрывы сигнальных петард в Биргу и Сенглеа подтверждают, что гарнизоны держатся.
— Передышка не продлится долго.
— He сомневаюсь, великий магистр сумеет ею воспользоваться. Что же касается нас, боюсь, растревоженные осы бросятся на тех, кто слабее.
— Ничего, губернатор Мескита, мы вырвем им жало.
— На все воля Божья. Если ради сохранения веры потребуется сдать Мдину, я готов пойти и на это.
— Наш дух еще не сломлен.
— Как и подобает христианам и их военному ордену. Не скрою, я был бы счастлив, если бы среди нас отыскалась тысяча подобных вам.
— Война каждого превращает в разбойника. Даже такого, как Антонио. — С этими словами Гарди похлопал друга по плечу. — Взгляните на этих людей, сир. Стоит им услышать зов трубы, все тут же снимутся с места.
— За что я им безмерно благодарен, — устало улыбнувшись, ответил Мескита.
— Турки слабеют с каждым днем, растет число заболевших. Они продолжают сражаться, но я чувствую, они уже не те, что прежде. В их глазах появилось сомнение. Все они — от янычара до дервиша — ожидали легкой победы, а сейчас их вера испаряется.
— Когда же они окончательно лишатся сил, месье Гарди?
— Даст Бог, раньше нас.
Раздался сигнал тревоги, высоко над стенами взорвалась сигнальная вспышка, и сразу все вокруг оживились. Турки наступали. Мескита в сопровождении Гарди и Антонио стал подниматься на крепостной вал. Прибежали посыльные, новости были одна не лучше другой, подтверждались самые худшие опасения. Как это зачастую бывает, городские жители утратили всякое хладнокровие перед лицом надвигающейся опасности.
— Спасите нас!
— Да смилуется над нами Господь!
— Что делать? Ведь у нас нет солдат!
— Выдержат ли стены их натиск? Или мы все погибнем?
Обеспокоенные лица и молитвы сопровождали друзей по пути на бастион. Простого ответа на эти вопросы не было. А возможно, его не было вовсе. Османы решили атаковать Мдину, И когда губернатор Мескита вместе с Кристианом и Антонио поднялся на бастион и взглянул на юго-восток, все убедились, что причин для опасений и тревог предостаточно. От самой Марсы над Большой гаванью растянулось пыльное облако. Оно густело и приближалось. В клубах пыли поблескивали шлемы и сталь сабель. Даже сюда доносилась зловещая барабанная дробь.
Мескита, прикрыв глаза рукой, присмотрелся.
— Вот и осы налетели, месье Гарди.
— Чем-то мы их привлекли.
— А как по-вашему, сумеем мы разогнать их?
— Они рассчитывают одним своим видом повергнуть нас в панику. Вселим же панику в сердца врагов.
— Каким образом? Выставив против них женщин, детей и пару пушек?
— Необходимо заставить их поверить, что нас много. Трубить во все трубы, бить в барабаны, выставить на стены всех, кого только можно, выдать всем шлемы и пики. А что до пушек, открыть огонь, прежде чем неприятель успеет приблизиться.
— И чем все это может кончиться, месье Гарди?
— Тем, что мы выстоим. Наша крепость покажется язычникам неприступной, все башни будут заняты солдатами, а наши резервы людей, пороха и провианта станут неисчерпаемыми.
— Рискованная затея.
— Причина которой — опасные времена. Ведь нам нечего терять, кроме города и собственных жизней?
— Вероятно, это единственный выход. — Обернувшись к кому-то из подчиненных, Мескита распорядился: — Срочно созвать все население, открыть арсеналы. Я хочу устроить представление, которое перепугало бы самого султана. Необходимо уставить стены копьями и надеть шлемы на камни.
Вперед вышел Антонио:
— Я помогу вам, сир.
— И побыстрее, медлить нельзя. Если приходится рассчитывать лишь на то, чтобы пустить пыль в глаза врагу, следует начать с его передних рядов.
— Что за вздор!
К ним подошел престарелый отец Марии и Антонио. Старик трясся от злости — лишенный власти владыка острова, принадлежавшего рыцарям и осажденного турками. Сегодня его ненависть к захватчикам достигла апогея.
Старик ткнул пальцем в сторону Гарди:
— Будь ты проклят, англичанин. Я следил за твоей бессмысленной кавалерийской атакой. А теперь к этим стенам приближается враг, который не явит милости.
— Значит, будем сражаться.
— Чем? Колдовством?
— Больше нечем.
— Раньше здесь был мирный остров и мы спокойно жили и торговали.
— Свобода дороже всякой торговли.
— А вы свалились на наши головы словно проклятие! — Лицо дворянина перекосилось от злобы. — Именно вы навлекли на нас все эти беды.
Вмешался Антонио:
— Отец, как мы, по-твоему, должны действовать?
— Мы? Это не наша битва!
— Но язычники у стен нашей крепости, и гибель грозит нашим жителям. А твои упреки ничем не помогут и нас не спасут.