решил поприветствовать его, потому что связь между конюхом и лошадью была действительно велика. И Мун теперь был конем, который спасет ему жизнь.
Он вскарабкался на спину зверя и погнал его вперед. Мун галопом выскочил из загона, и Хуэй повернул его ко входу в долину. Он мельком увидел, как к нему мчится Кхиан с высоко поднятым мечом. Его лицо исказилось от ярости. Теперь Хуэй добавил к предательству еще и оскорбление, попытавшись украсть одного из их дорогих жеребцов. Охваченный горечью, капитан взмахнул мечом над головой и бросился вперед. В тот момент смерть Хуэя была всем, что имело для него значение.
Инстинктивно отреагировав, Хуэй подтолкнул Муна к Кхиану. Капитан отшатнулся назад, когда зверь с грохотом ринулся на него, и в последний момент Хуэй снова повернул своего скакуна. Когда он переместил свой вес, он ударил его ногой. Его кожаная подошва с хрустом врезалась в лицо капитана, и он рухнул в грязь.
- Прочь, Мун, прочь! - крикнул Хуэй, и его лошадь помчалась ко входу в долину и освещенной луной тропе, ведущей вниз по склону холма. Цепляясь за жизнь изо всех сил, Хуэй выглянул из-за головы лошади и увидел, что часовой покинул свой пост. Он вздохнул с облегчением. Теперь больше не придется драться. Путь был свободен.
***
Всадник с грохотом пронесся по бесплодной земле, поднимая за собой облако пыли. Впереди в предрассветный час горели огни Лахуна.
Хуэй скакал изо всех сил с тех пор, как сбежал из лагеря гиксосов.По возможности он старался выбирать путь по каменистой почве, чтобы следы Муна не были заметны. Рано или поздно варвары обнаружат направление, в котором он ехал, – он знал, насколько хороши их разведчики и следопыты, – но он надеялся, что выполнит свою миссию до того, как они его догонят.
И если они заберут его голову тогда, так тому и быть. По крайней мере, он, наконец, свершил бы правосудие в отношении Хави.
Белые стены Лахуна вырисовывались из темноты, как выбеленные кости гигантского зверя. Лампы на сторожевых башнях мигали, когда стражники проходили перед ними. Они уже должны были услышать стук копыт Муна, даже если он терялся в темноте. И действительно, поднялся крик тревоги, переходящий из уст в уста вдоль стены.
Это был бы критический момент. Каким-то образом Хуэй должен был проникнуть внутрь, не подняв никакой тревоги, а затем незаметно ускользнуть в Верхний город. Подвиг, достойный самих богов! Но он разработал план.
Когда Хуэй приблизился к воротам, он притормозил Муна развернул его так, чтобы он мог рысью двигаться вдоль стены, легко видимый в полосе света от ламп. Хуэй представил себе, как стражники восхищаются этим огромным существом. Они никогда прежде не видели ничего подобного. Это, несомненно, заставило бы их развязать языки и побудило бы их рассматривать его дальше, как только он окажется внутри.
Хуэй был удивлен, что не услышал возгласов или взволнованных вопросов о странном звере, на котором он ехал, но ворота, тем не менее, открылись. Это было странно. Он провел Муна через тени в свет ламп за ее пределами.
Один из сторожей приветствовал его, как старого друга. Хуэй был озадачен. Эти люди никогда раньше не видели лошадей. И почему бы им не встретить незнакомца, прибывшего в темное время суток?
Но Хуэй не собирался подвергать сомнению свою собственную удачу. Опустив голову, чтобы не было видно его лица, он соскользнул со спины Муна и повел его к одной из кормушек для ослов торговцев. Как только он привязал своего коня к столбу, он погладил Муна по шее в знак благодарности за его службу и ускользнул.
Склад, который он поджег во время побега, был отремонтирован, но обугленные полосы все еще покрывали стены. Изнутри доносился слабый запах гари, но вскоре его поглотило зловоние, царившее среди лачуг беднейших жителей Нижнего города.
Лахун все еще спал, но пройдет совсем немного времени, и город проснется, чтобы начать свою дневную работу. Хуэй должен был к тому времени выполнить свою задачу и вернуться в Фивы, если он хотел иметь хоть какую-то надежду на выживание.
Он почувствовал облегчение, вдохнув благоухающий жасмином воздух Верхнего города. Он почувствовал мурашки по спине, он уже не помнил эти улицы, когда бегал по ним веселым и беззаботным мальчишкой, а помнил, как его тащили по ним как пленника, обвиненного в убийстве.
Хуэй обнаружил, что стоит перед домом своего отца, хотя теперь это было логово кровожадной лисицы. Он посмотрел вверх по стенам на плоскую крышу, где они с Хави обычно сидели, разговаривали и наблюдали за изменчивым настроением города. Эти мысли ужалили его, и горе стало таким же ясным и острым, как в тот день, когда умер его отец.
Его пальцы сомкнулись на рукоятке ножа и сжимались до тех пор, пока ему не показалось, что костяшки пальцев могут сломаться. Одного удара по этому гордому горлу было достаточно.
Хуэй проскользнул в ворота и подкрался к дому. В темном коридоре он вдохнул и понял, что пахнет по–другому - как-то кислее, как будто козье молоко свернулось. Он представил, как его мать трудится над своими зельями и ядами, а теперь некому ее осудить, когда она произносит заклинания и вызывает проклятия.
Когда Хуэй призрачно скользил по известняковому полу, до его ушей донесся приглушенный звук голосов. Он не мог себе представить, почему кто-то должен бодрствовать в такой час. Следуя за низким гулом, он оказался перед кабинетом своего отца. Он была залит светом ламп. Хуэй нырнул за колонну и прислушался.
Судя по голосу, это были трое мужчин, и один из них показался знакомым. И действительно, в поле зрения появился Кен. Его Его брови были нахмурены, лицо было таким же мрачным, как в юности, когда его охватывали приступы ярости. Он стучал кулаком по ладони. Хуэй почувствовал свой собственный гнев, когда увидел, что его брат был одет в лучшее одеяние своего отца, цвета слоновой кости и расшитое замысловатым рисунком солнца в золотом и алом – колесница Ра, несущая свои щедроты на землю.
- Не должно быть места для ошибки, - говорил Кен, расхаживая по кабинету. - От сегодняшней встречи зависит все, что мы запланировали, на несколько сезонов вперед.
- Мы хорошо подготовились.
Хуэй перешел на другую сторону колонны и увидел, что говорившим был Маду, пожилой,