Читать интересную книгу "Один на один с жизнью: Книга, которая поможет найти смысл - Илья В. Латыпов"

их собственные потребности, а где чужие, или же принимают за свое то, что им внушается. Это слияние – растворение в другом. А со стороны родителей слияние – попытка психологически поглотить ребенка, максимально привязать его к себе. Это слияние-поглощение, когда люди пытаются игнорировать чужое «я» и общаться с другим человеком так, будто он – их копия.

Классическим примером являются семьи, в которых индивидуальность ребенка полностью задавлена. Например, пятнадцатилетнюю дочь гостей спрашивают, что она хочет есть, а она вопросительно смотрит на маму, и та за нее отвечает: «Она будет борщ». И подросток кивает головой. Иногда дети просто боятся перечить: различия во вкусах пугают маму или папу, приходится молчать и со всем соглашаться. А иногда действительно перестают понимать, что они любят, – им просто не дают прислушаться к себе, к своим ощущениям, или же родители клеймят их вкусы и желания как неправильные или даже постыдные. «На твоем месте мне было бы стыдно!» – говорила при мне в детском саду одна мама своей очаровательной крохе, которая сделала ужасную вещь: нарисовала то, что хотела, а не то, что велела воспитательница. Причем воспитательница отнеслась к этому снисходительно, а вот мама не могла пережить «позора».

Слияние подразумевает единство: все должны хотеть одного (чаще всего того же, что и главные члены семьи), а различия во взглядах, желаниях или вкусах пугают и могут приравниваться к предательству. Кстати, этим словом очень любят злоупотреблять в таких симбиотических семьях. С различиями борются, и со временем происходит характерная путаница в понятиях: «другой» приравнивается к «враждебный». То есть если молодой человек в подобной семье увлечется чем-то, что в ней не одобряют (например, «непрестижной» историей или филологией вместо «правильных» физики или программирования), то это воспринимается как предательство.

По сути, человеку предлагают сделку: ты либо «наш» и зависишь от нас, либо «не наш» и будешь отвергнут и брошен. Близкие отношения здесь возможны только через самоотречение, а не через уважение (при котором признается право людей быть разными и при этом равными). Для семей и любых сообществ, которые поощряют слияние, характерна риторика про «общее дело», «достойные цели», «единство в борьбе», и, как правило, от их членов требуют чем-то жертвовать (то есть что-то делать в ущерб себе) во имя общего блага, которое трудноопределяемо и часто совпадает с интересами тех, кто находится во главе (старшие члены семьи, директора, начальство и т. д.).

Марина, красивая молодая женщина тридцати лет, росла в «очень сплоченной, дружной семье, где все друг друга любили». За такой характеристикой нередко прячется что-то не столь радужное, но старательно игнорируемое в семье. У Марины это были конфликты между ее членами. В семье присутствовало полное табу на «недоброжелательность». Конфликты со старшей сестрой, совершенно обычные, какие бывают во всех семьях, поспешно обрывались словами «немедленно прекратите, вы же сестры, вы должны заботиться друг о друге!». Родители никогда не ссорились при детях; только по внезапно возникшему напряжению между папой и мамой дети узнавали, что что-то не так. Бабушка тоже была членом этой «сплоченной семьи» и учила внучек, как быть хорошими сестрами. В общем, конфликты и проявления злости исключались из общения.

В итоге сестра Марины взорвалась и стала яростной нонконформисткой, ненавидящей эту «гнилую ванильную атмосферу» в семье, и, едва окончив школу, со скандалом уехала в другой город, высказав родным все, что о них думает. Марине тоже досталось от сестры, и она целую неделю проплакала. Сама она старалась быть «хорошей девочкой», пыталась избегать острых углов, чтобы родственники были ею довольны. Так же она вела себя и вне семьи.

Однако с каждым годом это тяготило Марину все больше. Ведь для предотвращения потенциального конфликта (вероятность которого существует везде и всегда) требуются неимоверные усилия. Марина научилась сливаться с другими людьми, подстраиваться под них, расплачиваясь за это огромным физическим напряжением: зубы скрипели и портились, мышцы плеч были вечно сжаты и часто болели. Но на лице была неизменная улыбка.

Выходить из слияния она начала после разговора с продавцом в магазине бытовой техники. Марина выбирала стиральную машину и изо всех сил старалась быть предельно вежливой, доброжелательной и даже услужливой, пока удивленный продавец не сказал: «Простите, не надо помогать мне двигать эту стиральную машину, это я здесь для вас, а не вы для меня!»

Видимо, Марина уже давно неосознанно чувствовала, что с нею что-то не так, поэтому эти слова задели за живое. Она вдруг осознала то, чем позже поделилась со мной на первом сеансе психотерапии: «Знаете, вам может показаться странным то, что я скажу, но я обнаружила, что для меня нет чужих людей. Все люди – свои, как члены семьи, и я со всеми пытаюсь поддерживать такие отношения, будто они мои близкие родственники. И это невыносимо. Я не могу просто попросить продавца что-то сделать для меня, я обязательно должна проявить интерес к нему!»

Если слияние – привычный способ контактировать с людьми, то действительно теряется граница между «своими» и «чужими»: все «свои», и просто функциональные отношения, в которых общение задается ролями и главная цель – достижение какого-то результата, становятся невозможными. Едва выйдя за порог дома, Мария вступала с людьми в зависимые отношения, в которых самое важное – эмоциональный комфорт другого человека (а от этого зависело и самочувствие Марины). Так мы устроены: одни пытаются найти мостики к людям, чтобы сблизиться, другим приходится учиться обратному – отчуждаться и отделяться.

Слияние само по себе не патология, особенно в раннем возрасте. Преждевременная сепарация в стиле рекомендаций популярного когда-то Бенджамина Спока (например, не брать младенца на руки, когда он плачет, чтобы не привыкал), скорее, вредна. Если ужас, вызванный преждевременной сепарацией, слишком велик, то человек стремится избежать повторения кошмара: эмоционально цепляется за других людей, приспосабливается, угождает, стремится нравиться и очаровывать. Сам Спок в конце жизни начал сомневаться, что его идея с раннего возраста учить детей быть самостоятельными и независимыми так уж хороша. Взаимодействие людей, единение вокруг чего-то очень хорошего – удивительный опыт, обогащающий психику. Слияние становится проблемой тогда, когда его невозможно завершить (как невозможно разорвать единый организм на несколько частей).

В любовных отношениях мы в первую очередь ищем слияния тогда, когда у нас общие интересы или когда мы дарим друг другу то, чего каждому из нас сильно не хватает. В этом случае слияние двух людей гармонично. Если девушка росла в семье, в которой ей не хватало защиты, то она будет искать мужчину, рядом с которым почувствует себя в безопасности.

В проблему это превратится в тот момент, когда она захочет быть самостоятельной или отдалиться на время, а этого в негласном договоре не прописано. Помните у Чуковского: «Я злодея зарубил, // Я тебя освободил, // И теперь, душа-девица, // На тебе хочу жениться!» Причем Муху-Цокотуху никто о согласии не спрашивает. Комар, победивший экзистенциальный ужас Мухи – Паука, берет ее в жены. Это та цена, которую она платит за спасение и безопасность, и поэтому просто так от Комара не улизнешь.

У Чуковского об этом не сказано, но все сказки заканчиваются пиром, а что там дальше – молчок. Когда партнеры сближаются, потому что дают друг другу то, в чем каждый из них нуждается, попытка одного выйти из слияния при возникновении дискомфорта наталкивается на недовольство, злость, раздражение или удивление другого. Ведь отдаляющийся забирает с собой то, в чем нуждается другой. И если у отдалившегося недостаточно сил для того, чтобы жить самостоятельно, он сдается под давлением вины, стыда и страха и возвращается.

Сепарационная тревога

Итак, все начинается со слияния. Но со временем ребенок все больше стремится быть самостоятельным (особенно ярко это проявляется в три года и в подростковом возрасте). Однако наряду с желанием отделиться от родителей и самому принимать решения нарастает и сепарационная тревога – сильный страх потерять значимого человека, лежащий в основе слияния. «Если я отделюсь, ты откажешься от меня или мы все равно сможем поддерживать отношения? Ты исчезнешь из моей жизни или в ней останешься?»

Пример сепарационной тревоги, испытываемой в раннем возрасте, когда