хромает, но если позволить Деборе и Гарольду ступить на порог, омрачая своим присутствием все вокруг, наш хрупкий мир растворится как дым. Они осквернят его своим пессимизмом и осуждением. А уезжая, заберут с собой всю магию, и мы больше никогда не почувствуем себя здесь как в нашем зачарованном убежище в диком лесу.
Мы забегаем внутрь, как раз когда Дебора начинает стучать в парадную дверь.
– Никки! – Она дергает за ручку и снова стучит, в этот раз громче. Есть ли более раздражающий звук во вселенной? Наверное, поверить не может, что у нас хватает нахальства ее не пускать.
– Никки, ты там? Открой дверь! – Я тут же вспоминаю вампиров, которым необходимо разрешение, чтобы переступить порог, а стоит один раз их впустить, и они уже могут приходить и уходить, когда вздумается. Дебора видит тепло нашей крови инфракрасным зрением прямо сквозь дверь, обнажая острые как бритва клыки, а зрачки расширяются так, что в глазах теперь одна чернота.
Мы с Николасом с опаской смотрим на дверь, но не шевелимся.
– Твоей маме нужно научиться предварительно звонить, – шепчу я.
– Она три раза мне звонила, пока мы были снаружи, – признает он. – Я не ответил.
– Ого-о-о, кого-то ждут проблемы.
Он пихает меня плечом. Я пихаю его в ответ.
– Николас! – Теперь Дебора использует свой «Это Важный Вопрос» голос. – Мы с твоим отцом приехали! Открой дверь. – Гарольд что-то тихо ворчит. Дебора заставила его встать и выйти из машины зазря, а он так долго не стоял уже лет пять.
– Как думаешь, чего ей нужно? – шепчу я Николасу.
– Хочет, чтобы я сказал папе, что ему нельзя есть еду на букву «б».
У меня вырывается смешок, и я поспешно прикрываю рот рукой.
– Нет, она привезла тот десерт, который ты вчера не доел. Скормит тебе остатки торта с ложечки.
Он стоит, замерев, и во всей его позе, в чертах лица заметна эта напряженность, как он изо всех сил пытается притвориться невидимым, почти вслух думая: «Пожалуйста, уходи. Просто оставь меня в покое». И мне хочется разгладить тревожные морщинки, смахнуть с него беспокойство. Дебора даже в маленьких дозах невыносима. А Николас терпит ее нудение и эмоционально выматывающие уничижительные тирады сутками, без остановки, без шанса выдохнуть и прийти в себя.
– Их нет дома, – жалуется Гарольд. – Поехали.
– Машина Никки здесь, и свет горит. Я не уеду, пока он не откроет. Если хочешь, можешь сам сесть за руль. Меня отвезет Никки.
– Почему он вообще поселился в этом захолустье? Как грубо с нашей стороны заставлять его ехать целых десять минут.
Впервые Гарольд сказал нечто, с чем его жена может согласиться:
– Жить здесь просто неприемлемо, – отрывисто заявляет она. (А я говорила!) – Слишком далеко от дома. Не сад, а заросли – нужно позвать ландшафтного дизайнера, чтобы спилил все эти деревья. Никки упоминал пруд. Зачем ему понадобился пруд? Для маленьких детей это опасно. Первым делом завтра позвонишь и вызовешь строителей, пусть поставят забор. А ты видел эти покосившиеся ставни? Их тоже нужно убрать. О чем он только думал? Наверное, позволил Наоми принять решение. Неудивительно, что он не приглашал нас, – ему стыдно.
Когда начинает казаться, что Дебора не уедет никогда, Николас вздыхает и делает шаг к двери. Я не могу позволить ему сдаться. Он успешно игнорировал свою мать уже больше пятнадцати минут, и мне хочется продлить момент.
– Пойдем. – Я беру его за руку и бегом тащу за собой по лестнице.
– Что мы делаем?
Веду его в пустую спальню наверху и открываю окно, как раз выходящее на сад перед домом. Дебора с Гарольдом слышат стон древней оконной рамы и, задрав головы, глазеют на нас.
– Как делишки? – кричу я.
Рядом Николас плюхается на пол, как мешок с картошкой, и я с большим трудом удерживаюсь от смеха.
– Ты что творишь? – громким шепотом вопрошает он.
– Изображаю «Осторожно, злая собака!», – объясняю я. – Буду лаять на незваных гостей, пока не уйдут.
Гарольд озадаченно прищуривается сослепу.
– Это кто? – указывает он на меня.
– Наоми, идиот, – рявкает его жена, а он только в затылке чешет. Его замешательство вполне объяснимо. Разговаривая со мной, Гарольд предпочитает обращаться исключительно к моей груди, а благодаря этому чудесному окошку ему видно только голову и шею, что весьма затрудняет процесс идентификации.
– Где Никки? – кричит Дебора, сложив руки рупором.
Я тоже складываю руки у рта и отвечаю:
– Николас сейчас недоступен, но можете оставить ему сообщение! – Работа сторожевой собаки похожа на секретарскую больше, чем можно подумать.
– Но где он? – требует она.
– Занят! – Боже, дамочка. Намеков не понимаете?
Она упирает руки в боки.
– Не хочешь пустить меня в дом?
Я снова думаю о вампирах и вздрагиваю.
– Боюсь, что нет!
С пола доносится что-то похожее на рыдание, я обеспокоенно смотрю вниз, и – чудеса! – Николас смеется. Это придает мне храбрости продолжить:
– Не могу сказать, что Николас делает, потому что это, кстати, секрет. Зловещий секрет. Уезжайте. Пока можете.
– Я не уеду, пока не увижу сына! – Она медлит, а потом с растущим подозрением спрашивает: – Ты что с ним сделала?
– С Николасом? – вопросительно уточняю я. – Да я его уже несколько дней не видела. Так и скажу полиции.
Оглядываюсь проверить реакцию Николаса – вдруг он умер? Вроде нет, лежит в отключке на полу лицом вниз, только вздрагивает иногда от тихого смеха. Поверить не могу, что он позволяет мне так говорить с его матерью, но после ее вчерашних заявлений у меня нет ни малейших угрызений совести. Я сорвалась с цепи и могу зайти так далеко, пока он не остановит.
– Его здесь нет. НЛО только что взлетел, если побежите, может, успеете догнать.
Мне кажется, что Гарольд на это произносит:
– Я не побегу, даже если его в самом деле инопланетяне забрали. – Он медленно шаркает обратно к машине, но Дебора не двигается.
– Это не смешно. Последний раз тебе говорю