очки, висевшие у нее на груди, помяла зачем-то платок в руках и поднесла к самому носу, шумно втянув в себя воздух. Затем задумалась на секунду и опять уткнулась туда же. Захария с Ирией озабоченно переглянулись, не понимая бабкиных телодвижений.
— На «развале» покупали? — уже деловитом тоном поинтересовалась она. Гости, молча, кивнули. — У Машки, небось?
— Да, — подтвердил бабкину догадку Захария. — Она так себя называла. А как вы догадались?
— По запаху, Захарушка, — охотно ответила Лукерья. — Она ить, Машка эта, завсегда козью шерсть донником пересыпает, в отличие от остальных, пользующихся полынью, да ромашкой. Великая мастерица — не чета, мне. И ведь сколько раз просила я ее научить меня вязать «паутинку». Ни в какую не соглашалась. То-то удивится, когда я пройдусь перед ней, да в этаком наряде?! — засмеялась старушка, опять накрывая свои плечи подарком.
Подошла к большому овальному зеркалу, висящему на двери платяного шкафа, и закрутилась перед ним, как столичная модница, то подбоченившись, то томно поводя плечами. И тут, вдруг ойкнув, повернулась к гостям:
— Ах, дура я старая, что же я кручусь тут, как девка?! А у самой гости стоят — не поены, не кормлены!
И срывая с себя дорогой подарок, опрометью бросилась на кухню, крича уже оттуда:
— Захарушка, Ирия стелите на стол скатерть, она в серванте лежит в самом низу, а я мигом.
Захария, кивком головы, передал эстафетную палочку команды девушке, а сам пошел вслед за Лукерьей.
— Баба Луш, — обратился он к ней с напускной строгостью, пока она возилась со «шкафом» стола заказов, — вы это прекратите практику кормить всяких за свой счет. Я же сказал, мы на минутку, просто гуляли и зашли.
Но бабка даже слушать его не стала, замахав руками:
— Скажешь тоже! Иль мы не русские люди, чтобы гостя дорогого не угостить?! Лучше помоги мне носить в гостиную.
— А ведь признайтесь, бабуль, кого-то вы ждали уже к себе?! — хитро улыбаясь, спросил он, у, разом, покрасневшей от смущения пожилой женщины.
— Да кого же еще ждать, окромя проклятущего Онфимки?! Ведь чую носом, что дома сидит — окаянец, а глаз не кажет!
— Что, с самого четверга нет его? Вы же ждали его в тот вечер? — удивился Захария.
— Да вот, — неопределенно махнула она рукой.
— Послушайте, бабушка, раз уж такой случай подвернулся, а не сосватать ли нам вас за него? — лукавым лисом начал он опять смущать и без того мятежную душу старухи.
— Как это сосватать?! Так сразу?! — не то удивилась, не то возмутилась она.
— Ну да! А что тут такого? Чего волынку-то тянуть? Вы люди взрослые, самостоятельные. Знаете, друг друга много десятков лет, — уже всерьез загораясь идеей, пошел в наступление ангел.
— Да как же, так-то?! Просто пойти и сосватать? — испуганно начала бормотать бабка.
— Именно так! И никак иначе! Решительным штурмом, а то вы еще двести лет будете в переглядки играть! И про объединение участков не забывайте! — сказал он, как припечатал.
— Да куда уж тут? Разве забудешь такое? — низя глаза, прогнусавила Лукерья.
— Так! Объявляю диспозицию! Вы тут накрывайте пока на стол, а я до жениха сбегаю. Чую, что все получится. У меня в последнее время все получается, каким-то странным образом, — сказал он и метнулся в гостиную, где у накрытого уже стола стояла Ирия.
— Ирия! — скомандовал он. — Иди и помоги бабушке, а я скоро вернусь. Да вот возьми еще и ни в коем случае не давай ей оплачивать пиршество, — сунул он ей свою карточку.
— Ты куда?! — растерянно воскликнула она, но тот не вдаваясь в объяснения, уже выскочил на двор.
На дворе, вспомнив, что не спросил у бабки, с какой стороны от нее проживает потенциальный жених, покрутил головой и без труда определил направление, заметив пролом в заборе, а за ним довольно запущенный участок. К пролому и кинулся, поленившись обходить по улице. Нырнув в пролом, опрометью припустил к домику, видневшемуся среди зарослей сорной травы. Без стука ворвался в такое же запущенное, как и сад, жилище и тут же чуть не упал, поскользнувшись на арбузной корке, валявшейся на полу темной прихожей. Невольно чертыхнулся. В нос, как кулаком ударило стойким запахом сивухи вперемешку с табачным дымом. Невзирая на общественное порицание, дед отчаянно курил крепчайший самосад. Кое-как выбравшись из прихожей, зажимая пальцами нос, Захария ввалился комнату, из которой доносился какой-то стук. Интересная картина предстала перед ангельскими очами. Просторная, но скудно обставленная в плане мебели комната представляла собой нечто среднее между кельей монаха и алхимической лабораторией. На длинном, грубо сколоченном столе рядами теснились колбы, реторты, перегонные кубы и целый набор измерительной аппаратуры, причем, довольно современной. В углу у окна примостилась узкая кровать с панцирной сеткой, по-сиротски застеленная серым покрывалом. Под столом, Захария не сразу то и приметил, выбиваясь диссонансом из общей картины, стоял новенький баян, сияя хромированными планками и белизной клавиш. На кровати сидел старик, с клочковатой, пегого цвета бороденкой, и орудовал молотком, прибивая резиновую набойку к деревянному протезу ноги, поставленному на табурет, стоящий возле кровати. Старик лишь мельком глянул, на нежданного визитера, продолжая стучать молотком по деревяшке.
Обескураженный равнодушным приемом, ангел, полковник, кавалер, орденоносец и лауреат в одном лице, неловко потоптавшись и кашлянув в кулак, брякнул первое, что пришло на ум:
— Здрасьсте! Я — ангел. Вы жениться хотите?!
— На тебе что ли? — буркнул неприветливый хозяин, откладывая молоток в сторону и уставившись в сторону гостя.
— Зачем же на мне?! — обиделся обладатель целой кучи наград и званий. — Я имею в виду соседку вашу — Лукерью Матвееву.
— А тебе от какое дело и надоба в этом? — еще больше насупился старик.
— Вы наверно не поняли, — собравшись вновь с силами, но при этом, продолжая про себя обкладывать того, трехэтажным, — меня зовут Захария. Я старый знакомый вашей соседки.
— Захария?! — встрепенулся старик, будто его облили живой водой. — Как же, как же! Знаю. Лушенька много говорила о вас.
Он попытался было привстать с кровати, но на одной ноге это было делом проблематичным, да и гость, видя такую трудноту, замахал руками, давая понять, что показное чинопочитание в домашних условиях не совсем уместно. Поискав глазами, куда бы усадить визитера, и не найдя ничего, Онфим смахнул с табурета свой протез и указал на освободившееся место. Захария плюхнулся на табурет и продолжил:
— Баба Луша, вы уж извините, что вмешиваюсь в ваши отношения, говорила мне, что вы неоднократно высказывали намерение гм… связать, так сказать, узами брака ваши одинокие сердца…
— Да не то, чтобы узами, как говоришь, брака… Это