Доктор хотел было раздуть огонь, но не нашел ни искорки в остывшей золе.
— Терпенье! — сказал он себе.
Он пошел к саням за трутом и попросил у Джонсона огниво.
— Печь погасла, — сказал он.
— По моей вине, — ответил Джонсон.
Боцман запустил руку в карман, где всегда носил огниво, и очень удивился, не найдя его там.
Тогда он стал шарить в других карманах, но так же безуспешно. Он вернулся в ледяной дом, перетряхнул одеяло, на котором спал ночью, — огнива и там не оказалось.
— Ну, что? — крикнул доктор.
Джонсон подошел к товарищам и молча, в смущении смотрел на них.
— Нет ли у вас огнива, доктор? — спросил он.
— Нет, Джонсон!
— А у вас, капитан?
— Нет, — ответил Гаттерас.
— Да ведь оно всегда было у вас, — сказал доктор.
— Да… Но его нет у меня… — бледнея, отвечал старый моряк.
— Как нет! — воскликнул доктор, невольно вздрогнув.
Другого огнива не было, и утеря его могла повлечь за собой тяжелые последствия.
— Поищите хорошенько, Джонсон, — посоветовал доктор.
Джонсон бросился к льдине, из-за которой он наблюдал зверя, затем прошел на поле битвы, где он разрубал на части медведя, но так и не отыскал огнива. Он вернулся в полном отчаянии. Гаттерас только посмотрел на Джонсона, но ни слова не сказал ему в упрек.
— Дело плохо, — сказал он доктору.
— Даже очень, — ответил Клоубонни.
— К несчастью, у нас нет с собой ни одного оптического инструмента, хотя бы подзорной трубы, а то с помощью чечевичного стекла мы могли бы добыть огонь.
— Знаю, — сказал доктор, — и это тем досаднее, что лучи солнца теперь уже так сильно греют, что вполне могут поджечь трут.
— Что ж, — сказал Гаттерас, — придется пообедать сырым мясом. Потом мы отправимся в путь и постараемся как можно скорей добраться до судна.
— Да, — в раздумье произнес доктор. — Да. Может быть, это и удастся. Почему бы и нет? Можно попробовать…
— О чем вы задумались? — спросил Гаттерас.
— Мне пришла в голову одна мысль…
— Мысль? — воскликнул Джонсон. — Вам пришла в голову мысль? Значит, мы спасены!
— Но удастся ли ее осуществить, это еще вопрос, — добавил доктор.
— В чем же дело? — спросил Гаттерас.
— У нас нет зажигательной чечевицы, так постараемся ее сделать.
— А как? — спросил Джонсон.
— Изо льда.
— Как? Вы думаете?…
— А почему бы и нет? Все дело в том, чтобы собрать солнечные лучи в одном фокусе, и кусок льда вполне может заменить зажигательное стекло.
— Возможно ли это? — спросил Джонсон.
— Вполне, только я предпочел бы пресноводный лед. Он прозрачнее и крепче, чем морской.
— Если не ошибаюсь, — сказал Джонсон, указывая на торос, находившийся шагах в ста, вон та темно-зеленая глыба вполне подойдет…
Все трое подошли к льдине, которая действительно оказалось пресноводной.
Доктор велел отколоть от нее небольшой кусочек и стал вчерне обрабатывать его топором, потом он выровнял ножом поверхность льдинки и постепенно отполировал ее рукой. Получилась прозрачная оптическая чечевица, словно сделанная из лучшего стекла.
Потом он достал кусок трута и приступил к опыту.
Солнце светило довольно ярко; доктор подставил ледяную чечевицу под солнечные лучи и собрал их на куске трута.
Через несколько секунд трут воспламенился.
— Ура! Ура! — крикнул не веривший своим глазам Джонсон. — Ах, доктор, доктор!..
Старый моряк не помнил себя от радости и, точно полоумный, метался по сторонам.
Доктор вошел в ледяной дом; через несколько минут печь загудела, и аппетитный запах жаркого вывел Бэлла из мрачного оцепенения.
Легко себе представить, с какой радостью путешественники принялись за обед; однако доктор советовал им поменьше есть после голодовки и сам ел мало.
— Сегодня выдался счастливый денек, — сказал он. — Теперь мы обеспечены едой до конца пути. Но не будем почивать на лаврах. Надо поскорей двигаться дальше.
— Мы находимся всего в сорока восьми часах пути от «Порпойза», — заметил Альтамонт.
— Надеюсь, — улыбаясь, сказал доктор, — мы найдем там огниво.
— Конечно, — отвечал американец.
— Правда, сейчас моя ледяная чечевица действует исправно, — продолжал доктор, — но в пасмурные дни она бесполезна. А таких дней немало в местах, удаленных от полюса меньше чем на четыре градуса.
— Да, меньше чем на четыре градуса, — со вздохом сказал Альтамонт. — Мой корабль находится там, куда не доходило ни одно судно.
— В путь! — порывисто скомандовал Гаттерас.
— В путь! — повторил доктор, бросая тревожный взгляд на двух капитанов.
Путешественники восстановили свои силы; сытые собаки резво бежали, и отряд стал быстро подвигаться к северу.
Дорогой доктор попробовал было разузнать у Альтамонта, что именно заставило его забраться в такую даль, но американец на его вопросы отвечал уклончиво.
— За ними обоими надо приглядывать, — шепнул доктор на ухо Джонсону.
— Да, — кивнул головой боцман.
— Гаттерас никогда не заговаривает с американцем, а тот не слишком-то выказывает свою благодарность. К счастью, я всегда около них.
— Знаете, доктор, — сказал Джонсон, — теперь, когда этот янки начал оживать, он все меньше мне нравится.
— Если не ошибаюсь, — ответил доктор, — он догадывается о намерениях капитана.
— Уж не думаете ли вы, что у американца такие же планы, как у Гаттераса?
— Как знать, Джонсон? Американцы — народ смелый и предприимчивый; если англичанин на это решился, то почему бы и американцу не отважиться?
— Значит, вы думаете, что Альтамонт…
— Ничего я не знаю, — ответил доктор, — местонахождение его судна на пути к полюсу заставляет задуматься.
— Однако Альтамонт говорит, будто его отнесло на север льдами!
— Говорить-то он говорит!.. Но при этом я подметил у него какую-то странную улыбку.
— Черт возьми, доктор! Вот была бы скверная штука, если бы между людьми такого закала возникло соперничество.
— Дай бог, чтобы я ошибся, Джонсон. Ведь если между ними вспыхнет ссора, — это может скверно кончиться и даже погубить всех нас.
— Надеюсь, Альтамонт не забудет, что мы спасли ему жизнь.
— А разве, в свою очередь, он не спасает нам жизнь? Конечно, если бы не мы, его уже не было бы на свете, но что сталось бы с нами без него, без его корабля и всех припасов, которые там?
— Как бы там ни было, доктор, но вы с нами, и я надеюсь, что с вашей помощью у нас дело пойдет на лад.