Хотя путешественники, прошедшие по льдам пятнадцать миль, очень нуждались в отдыхе и их клонило ко сну, доктор решил в этот же вечер обсудить с товарищами создавшееся положение, не скрывая от них суровой правды.
— Мы находимся всего под восемьдесят второй параллелью, — сказал он, — а между тем у нас скоро кончатся продукты.
— Поэтому нельзя терять ни минуты! — заявил Гаттерас. — Вперед! Здоровые повезут слабых.
— Но найдем ли мы корабль в указанном месте? — спросил Бэлл, который от усталости начал терять бодрость духа.
— В этом можно не сомневаться, — возразил Джонсон. — Спасение американца зависит от нашего спасения.
Но чтобы вполне удостовериться, доктор еще раз расспросил Альтамонта. Тот говорил уже довольно свободно, хотя и слабым голосом. Он подтвердил все свои прежние показания, повторив, что судно, потерпев крушение на гранитных скалах, не могло сдвинуться с места и находилось под 120°15′ долготы и 83°35′ широты.
— Нет оснований сомневаться в его показаниях, — сказал доктор. — Самое трудное для нас будет не найти «Порпойз», а добраться до него.
— На сколько дней у нас еще хватит продуктов? — спросил Гаттерас.
— Самое большее на три дня, — ответил доктор.
— В таком случае нам необходимо в три дня дойти до судна! — решительно заявил капитан.
— Вы правы, — продолжал доктор, — и если это нам удастся, будет большое счастье! Правда, до сих пор погода нам благоприятствует. Вот уже пятнадцать дней как не идет снег, сани легко скользят по твердому льду. Ах, если бы у нас на санях было фунтов двести продуктов! Наши собаки легко бы справились с таким грузом! Но дело повернулось иначе, и тут уж ничего не поделаешь!
— Хотя бы нам с толком потратить последние заряды пороха! — сказал Джонсон. — Попадись нам медведь — у нас хватило бы еды до конца пути.
— Совершенно верно, — ответил доктор, — но беда в том, что медведи встречаются редко и не очень-то подпускают к себе человека. К тому же при одной мысли, что тратишь последнюю пулю, у тебя в глазах зарябит и дрогнет рука.
— Однако вы — меткий стрелок, — сказал Бэлл.
— Да, но не в том случае, когда от моей меткости зависит обед четырех человек. Впрочем, если нужно, я буду стараться изо всех сил. А покамест, друзья мои, ограничимся этим убогим ужином — остатками пеммикана и постараемся заснуть, а завтра с утра — снова в путь-дорогу.
Несколько минут спустя все уже спали крепким сном, усталость взяла верх над тревожными мыслями.
В субботу, рано поутру, Джонсон разбудил своих товарищей. Запрягли собак, и отряд двинулся к северу.
Небо было безоблачное, воздух кристально чистый, мороз жестокий. Поднявшееся над горизонтом солнце имело форму удлиненного эллипса; в силу рефракции оно казалось растянутым по горизонтали. Яркими, но холодными лучами оно озаряло необъятный ледяной простор. До тепла было еще далеко, но все были рады дневному свету.
Несмотря на стужу, доктор с ружьем в руках отправился на охоту и удалился от товарищей мили на две. Предварительно он определил запас пороха и свинца. У него оставалось всего четыре заряда пороха и три пули. Этого было мало, принимая во внимание, что такого сильного и живучего зверя, как полярный медведь, можно свалить лишь после десяти — двенадцати выстрелов.
Впрочем, доктор не собирался охотиться на такого крупного зверя и был бы рад подстрелить хоть несколько зайцев и песцов, чтобы пополнить скудные запасы провизии. Долго бродил он по снежным полям. За все время повстречался ему один заяц, но рефракция ввела доктора в обман, и он даром потерял пулю и заряд пороха. Тем и кончилась его охота.
Товарищи вздрогнули от радости, когда услыхали выстрел, но, увидав, что доктор возвращается с поникшей головой, не сказали ни слова. Вечером, перед сном, отложили в сторону две четверти нормального пайка, предназначавшиеся на два следующих дня.
На другой день дорога показалась измученным путникам тяжелой, как никогда. Люди еле брели по снегам, собаки с голоду сожрали даже внутренности тюленя и начали уже глодать свою ременную сбрую.
Вдалеке пробежало несколько песцов; доктор, преследуя их, снова даром потерял заряд и потом уже не решался рисковать последней пулей и предпоследним зарядом пороха.
Вечером остановились на привал раньше обычного; путешественники с трудом тащили ноги, и, хотя великолепное северное сияние озаряло дорогу, они не могли идти дальше.
Печально прошел последний ужин в воскресенье вечером в обледенелой палатке. Бедняги сознавали, что, если небо не придет им на помощь, они неминуемо погибнут. Гаттерас молчал, Бэлл уже ничего не соображал. Джонсон о чем-то размышлял с мрачным видом, но доктор все еще не терял надежды.
Джонсону пришло в голову поставить на ночь капканы; правда, он мало надеялся на успех, так как приманки у него не было. Действительно, отправившись утром осмотреть ямы, он увидал кругом следы песцов, но ни один из них не попался в ловушку.
Джонсон возвращался назад обескураженный, как вдруг увидел больше чем в пятидесяти туазах колоссального медведя, который, видимо, почуял людей и нюхал воздух. Старый моряк решил, что само провидение посылает ему этого зверя. Он не стал будить товарищей и, схватив ружье доктора, поспешил к тому месту, где видел медведя.
Подойдя на выстрел, моряк прицелился. Но в тот миг, когда он был уже готов спустить курок, у него дрогнула рука; толстые кожаные перчатки мешали ему. Он быстро снял их и голой рукой схватил ружье.
Тут Джонсон вскрикнул от боли: кожа пальцев примерзла к ледяному стволу, он выронил из рук ружье, которое выстрелило от сотрясения, посылая в пространство последнюю пулю.
Доктор тотчас же прибежал на выстрел. Он все понял. Медведь неторопливо удалялся. Джонсон был в отчаянии и не думал уже о боли.
— Я настоящая баба! — сетовал старый моряк. — Хуже ребенка! Не мог вытерпеть пустячной боли. Вот оскандалился на старости лет!
— Пойдемте, Джонсон, — сказал доктор, — не то отморозите руки, они у вас уже побелели. Идем! Идем!
— Право же, я не стою ваших забот, доктор! — отвечал боцман. — Бросьте меня здесь! Так мне и надо!
— Да идемте же! Экий упрямец! Идемте, не то будет плохо!
Доктор привел старого моряка в палатку и заставил его опустить руки в кружку с холодной водой, которая не замерзала только потому, что стояла у самой печки. Не успел Джонсон опустить руки в воду, как она стала замерзать.
— Вот видите! — сказал доктор. — Вовремя мы пришли! Еще немного — и мне пришлось бы прибегнуть к ампутации.