вами, то ничего не останется, как уезжать. Русские сионисты призывают собраться вновь на Святой земле в Эрец-Исраэль. Возможно, они правы.
— Это пустыня и малярийные болота, — вздохнул Пинхас. — Не верю я, что эту страну можно возродить.
— Вот ты принял на себя побои и вернулся к своему народу. И остановился, полагая, что сделал всё, что должно. Я же вижу, что ты, человек действия и духа, находишься на распутье. Раньше в тебе жила большая революционная сила. А сейчас ты стал похожим на обычного европейского бюргера, добившегося успеха. Я говорю тебе это, как друг, который желает тебе добра. Я всегда жалел, что такой человек, как ты, вынужден бежать из России вместо того, чтобы трудиться на её благо. У тебя, Пётр, такой потенциал, который ещё не познан тобой.
— Ты говоришь мне это, как пророк, — задумался Рутенберг. — Наверное, я слишком отдалился от своего народа. Я действительно стал успешным предпринимателем, и мои мысли погружены в повседневную жизнь и мои проекты.
Они ещё долго говорили о судьбах еврейского и русского народа, вспоминали прогулки по Капри, строили планы издания книг. На город опустился вечер, и Горький напомнил Пинхасу, что в десять часов должен быть на вокзале.
— Я тебя провожу. Рахель, будь добра, угости нас чаем.
— Я читала Ваши книги, Алексей Максимович. Недавно купила и прочла «Сказки об Италии». Мне они очень понравились.
— Спасибо, милая. Если б Вы знали, какой вы талантливый народ. Я дружу с Шолом- Алейхемом, Нахманом Бяликом, Жаботинским, Семёном Ан-ским. Это же брильянты! А сын адвоката и секретаря моего издательства Соломона Познера Владимир — замечательный поэт. Какие умы, какие благородные души!
Они вышли из дома и остановили такси. Поездка по ночному городу освежила их тела и придала новый смысл их встрече. Они стояли на перроне, мимо них проходили и садились на поезд люди и провожающие искали их в окнах вагонов.
— Алексей Максимович, озадачил ты меня своим разговором, — вдруг признался Рутенберг. — Есть о чём подумать.
— А думать вообще очень полезно. Будь мне здоров, Пётр, — обнял его Горький. — Или лучше называть тебя Пинхас?
— Я сознаю себя евреем. И мне это не важно.
— Тебе большущий привет от «двоюродной сестры» Марии, — засмеялся Горький. — Она скучает по «кузену», так и сказала. Приезжай к нам с Рахелью. Ты ещё не видел мою новую виллу «Спинола». Давай уж попрощаемся, Пинхас. Мне пора.
Они обнялись. Горький предъявил билет проводнику и поднялся в вагон. Через несколько минут поезд тронулся и, набирая скорость, скрылся за поворотом железнодорожного полотна.
Милан. Электрическая компания
1
Его известность на севере Италии росла, его инженерный проекты множились, и Рутенберг стал вполне обеспеченным человеком. Однажды во время деловой поездки он оказался в Милане, где на две ночи остановился в гостинице. Этот город манил его своим имперским размахом, старинными зданиями и дворцами. Уже несколько лет живя в постоянном напряжении, он сегодня решил прогуляться и отдохнуть. Он прошёлся по беломраморному готическому собору Дуомо, великолепной торговой галерее Виктора Эммануила и оказался на площади знаменитого оперного театра Ла Скала. Пинхас вспомнил, что после Мариинского театра, который посетил с Ольгой Николаевной лет десять назад во время медового месяца, он ни разу не слушал оперу. Он пошёл в билетную кассу и купил билет на «Риголетто». На улице разгорался весенний день и улицы были полны праздной толпой. До спектакля было ещё много времени, и он направился туда, где вдалеке над мощными крепостными стенами замка Сфорца высилась колокольня. Он посмотрел издали на Арку Мира по дальнюю сторону парка Семпионе, о которой он слышал, что она задумана ещё Наполеоном Бонапартом, и, утомлённый длительной прогулкой, остановил такси. Здоровое чувство голода привело его в гостиничный ресторан. Он с удовольствием пообедал и поднялся в номер. Перед выходом Пинхас принял ванну и побрился. До театра было недалеко, и он решил пройтись.
Зал наполнялся элегантными дамами и хорошо одетыми мужчинами. Он занял своё место в партере, и его охватило нередко посещавшее его после разрыва с Эмилией чувство одиночества. Эмилия всё ещё не покидала его сердца, воспоминания о ней болезненно ранили его душу. Он смотрел на множество проходящих мимо привлекательных женщин, и ему становилось всё более очевидно, что искать ту, с которой он может связать свою судьбу, нужно среди своих.
Во время антракта он вышел в фойе, где бесконечной каруселью двигалась праздная миланская публика. Он уже хотел вернуться в партер, как вдруг его окликнул господин, с которым недавно встречался в Брешии.
— Синьор Рутенберг, не ожидал увидеть Вас здесь в Ла Скала.
— Рад Вас видеть, синьор Пирелли. Решил отдохнуть от дел и побыть несколько дней в Милане.
— Генуя — прекрасный город, но Милан — это вторая столица.
— Согласен с Вами.
— Несколько дней назад ко мне обратился один мой давний знакомый. Его компания собирается строить в Ломбардии гидроэлектростанции. Она разыскивает специалиста, у которого есть опыт проектирования гидротехнических сооружений.
— Мне это было бы интересно, синьор Пирелли.
— Знаете что? Я свяжусь с синьором Манчини. Думаю, компания ещё в поиске. В какой гостинице Вы остановились?
— «Христофор Колумб».
— Хороший выбор. Позвоните мне завтра часа в два.
Пирелли опёрся на высокий круглый столик, достал записную книжку и