хорошо поет, Фархат.
И действительно, в ночном безмолвии песня звучала чудесно. Маро долго слушала песню, а потом спросила.
— Ты знаешь кто это?
— Я его не знаю. Сегодня в первый раз я видел его у «Молочного ключа», тогда он пел эту же самую песню. Затем я его видел в палатке дяди Петроса.
— Как ты наивен, Фархат.
— Почему?
— Потому что ты не узнал своего давнишнего товарища.
— Кто он?
— Аслан.
— Не верю, Маро, ты смеешься надо мной.
— Ну вставай, пойдем, он зовет нас. Я понимаю смысл его песни. Ну не мешкай. Еще раз увидишь его, тогда поверишь мне.
Хотя эти слова Маро произнесла с твердой уверенностью, однако мне не верилось, чтоб дряхлый отшельник, которого я видел, мог быть Асланом. Но Маро в подтверждение своих слов привела соображение, которое она высказала, когда впервые увидела тут старуху Сусанну с Гюбби: «Либо Каро, либо кто-нибудь из его товарищей находятся тут, так как эта старуха появляется там, где находится кто-либо из них».
И правда. Я ведь сегодня еще видел их у «Молочного ключа» в тот момент, когда пустынник-монах проходил мимо и встретился с ними. При этом он нежно обнял и поцеловал Гюбби.
Мои сомнения рассеялись и я согласился пойти к отшельнику. Однако как оставить палатку без мужской охраны?
— Святая богоматерь охранит своих паломников, — сказала Маро. Но это меня не успокоило и, когда она вошла в палатку, я позвал проходящего мимо крестьянина и заплатив ему несколько курушов, попросил посторожить палатку, пока мы вернемся. Через несколько минут Маро вышла из палатки. Она укуталась в широкую ванскую «аба» и надела на голову повязку на курдский лад.
— Кто это? — спросила она, увидя крестьянина.
— Я попросил его посторожить палатку, ответил я.
— Хатун не спит… Ладно, пойдем.
Когда мы немного отошли, она сказала:
— Ты ведь не знаешь, Фархат, он сам может обворовать… Здесь все разбойники.
— Нет, он монастырский. А эти богобоязненны.
— Ничего подобного! Я собственными глазами видела как монах взял себе деньги, пожертвованные мной для церкви, когда я положила их на блюдце, которое он нес. Они нас обманывают, Фархат, они не такие, какими себя показывают. Папа много рассказывал мне об их проделках.
— Что это у тебя звякает под плащем? Оружие, что-ли? — спросил я.
— Отец велел мне ночью никогда безоружной не выходить. По пути я спросил ее, как она узнала «отшельника».
— Сперва я не узнала его, когда увидела у «Молочного ключа». Такую хитрец бороду сделал себе и парик! Лицо он покрасил и превратил в лицо дряхлого старика. Даже морщины были у него на лице! Но глаза его остались те же, как и раньше. А кто не узнает прекрасных глаз Аслана, если хоть раз их видел?
— Но какой же дьявол привел тебя туда, к «Молочному ключу»? — Маро откровенно призналась, что она в церкви слышала, как Соня назначила мне свидание у «Молочного ключа» и что у нее появились сомнения и ревность… Она не вытерпела и пришла туда.
— И что же, сомнения твои рассеялись? — спросил я.
— Не совсем. Но мне все равно. Соня хорошая девушка, я люблю ее. И ты ее должен любить…
Эти слова Маро произнесла быстро и резко, словно они жгли ей уста. Но она не была виновата. Ревность знакома всем, в ком есть чувство.
Теперь мы ясно слышали пение отшельника.
— Пойдем сюда, — сказала Маро, — мы его найдем в горах.
Глава 39.
СКРЫТНЫЙ АСЛАН РАЗОБЛАЧАЕТ СЕБЯ
«Отшельника» мы нашли вдали от монастыря в прибрежных горах. Он сидел в каменной пещере, которая глядела прямо на пустынь Лим. Мрачный островок чернел на ясной поверхности озера, залитого серебристым светом луны. Каменная пещера, в которой нашли мы «отшельника», представляла из себя жилище какого-то пустынника. На полу пещеры видны были ямки, которые, как говорило предание, образовались от частых коленопреклонений божьего человека. В пещере не было света. В углу горел костер, который и освещал и согревал холодное жилище отшельника. Недалеко от костра спала старая ворожея Сусанна. «Отшельник» не спал. Он был погружен в размышления. Положив голову на его колени, мирно спала маленькая Гюбби. Прелестная картина!
Когда мы вошли, «отшельник» очень осторожно подложил под голову маленькой ворожеи свое пальто и встал. Он обнял и поцеловал сперва меня, а потом Маро, которая нисколько этому не сопротивлялась, так как нельзя было отказаться от этого братского чистого и невинного поцелуя. Затем отшельник оглядел Маро с ног до головы и сказал:
— Вот это хорошо. Это я люблю.
Мы сели.
— Теперь я сниму маску, — сказал он, — при друзьях, мне нечего скрываться под маской.
Он снял парик и бороду и предстал перед нами в прежнем своем виде.
В кратких словах я объяснил ему цель нашего посещения и рассказал все, что узнал я от Сони у «Молочного Ключа», а также и все то, что говорил мне дядя Петрос в своей палатке. Я изложил все, что знал о плане заговора против старого охотника и его друзей. Маро сообщила о сделанных ею распоряжениях, о том, что она отправила Мхэ с этой вестью к своему отцу.
— Благодарю вас за ваши заботы, — сказал он с грустью, — но все это мне было уже известно. Мне удалось, пользуясь своим монашеским видом, проникнуть на собрания заговорщиков в качестве их единомышленника. Однако все их старания напрасны.
Видимо Аслану было грустно, и наше посещение не обрадовало его, быть может он не хотел разоблачать себя перед нами, считая нас неопытными и боясь, как бы мы не выдали его тайны. После некоторого молчания он сказал:
— Меня не удивляет такое положение вещей, но конечно крайне огорчает, потому что каждый раз, когда затевается заговор против армянского народа, то среди заговорщиков всегда можно найти предателей из армян же. Это преступление повторялось в истории нашего народа из века в век. Это одно из дурных свойств армянина…
— Чем кончится предпринятое нами дело, трудно предугадать, но мы уверены в успехе, так как действуем согласно общим законам природы. Как в природе, так и в человеческом общежитии ничто не происходит без причины. Мы видим, что всякая сила, чем больше она сдавлена, тем больше проявляет сопротивление. В конце концов должен произойти взрыв, сдавленная сила должна разбить сковывающую ее оболочку и получить соответствующую ее природе свободу. Народ, толпа — это тоже сила. Эта сила не может долго терпеть давящего, угнетающего ее насилия. Она должна выстоять и разбить сковывающие ее цепи, свергнуть иго деспота.