Читать интересную книгу Яик-Горынович - Павел Георгиевич Малов

знает, и тятенька вроде не против…

– Ну, не убивайся ты, Устя, раньше времени, – нежно прижала ее к себе Любава, осторожно провела шершавой, изработавшейся по хозяйству ладонью по волосам. – Авось все обойдется, воссядет царь-государь на престоле… Братишке тогда награда царская выйдет за службу верную. Глядишь, в Москву его Петр Федорович с собой заберет, большим министром сделает… А ты, значит, Устиньюшка, при нем: министершей али губернаторшей!

– Да ну тебе шутковать! – с улыбкой отмахнулась казачка, утерла глаза расписным, вышитым собственной рукой платочком. – Пойду я, что ли… А то отец хватится, заругает.

– Приходи вечером на Яик, на посиделки, – позвала напоследок Любава. – С девчатами посудачим, песни попоем, а то и хоровод поводим… Придешь?

– Ежели по хозяйству управлюсь!..

2

Любава в тот же день рассказала отцу Михаилу Родионовичу о том, что Борис передался Петру Третьему. Тот встретил эту новость в штыки.

– Я так и знал, что они оба, стервецы, в шайке у самозванца! – вгорячах разорялся старший Атаров в горнице, расхаживая по ней в нетерпении из угла в угол. – Что Степка к Пугачу утек, мне еще третьего дня сообщили, когда приступ на городок был. Старшина Иван Акутин сказал. Степка у него в сотне был, когда это случилось… От старшего, Евлампия, тоже ни слуху ни духу. Как в воду канул. А все наши городские бездельники воду замутили: Андрюха Овчинников – каторжная душа, да Яшка Почиталин с дурнем Кузей Фофановым. У того отец – бес ему в ребра! – к вору еще загодя, в конце лета смотался, а Почиталин своего грамотея, Ваньку недоделанного, в злодейскую шайку услал. Писарем… Во, слышь, мать, семейка! – повернулся он к прявшей в углу пряжу супруге Варваре Герасимовне.

– Им виднее, Михаил, что людей осуждать? – смиренно откликнулась пожилая казачка. – Все мы под Богом ходим…

– Нарожала выродков, старая, а мне теперь перед начальством глазами блымкать! – зло процедил Михаил Атаров. – Этому я их в детстве учил? Для этого с пеленок казачью науку вдалбливал?.. Эх, мать, пропало вконец яицкое войско, ежели какой-то пьяница, простой донской казак, сумел прельстить их водкою да разгульной ветреной жизнью по кабакам да воровским притонам! И они, олухи царя небесного, рады стараться: и присягу зараз забыли, и верность кресту и отечеству… И готовы уж променять землю предков, обильно кровью политую, на далекую горькую Туретчину или иссохшую под солнцем Персию, где одни только голые пески да злые ядовитые змеи между барханами…

– Красиво рассуждаешь, старик, – подала голос Варвара Герасимовна, отрываясь от прялки. – Ан и у нас на Яике жизнь последнее время не мед… Забыл, что в прошлом году было?.. То-то же и оно! Дыма без огня не бывает… Совсем замордовали казаков старшины с генералами. Оттого и бунт!

– Побьют ведь их, дурней, как и в прошлом году побили, – с сожалением воскликнул Михаил Родионович. – Я тогда Борьку, слава Богу, дома удержал. А тоже ведь на майдан рвался, вместе со старшим Евлампием… А там смертоубийство было! Сколь постреляли из пушек казаков – страсть! И меня из-за них в Оренбург таскали, спасибо, добрые люди помогли, ослобонили. Вот тебе и добунтовались… Миром надо все улаживать, слышь, как в Священном Писании сказано.

В церкви зазвонили к обедне, сзывая прихожан на службу. Звонили долго и убедительно, но старики Атаровы остались к этому безучастны.

– Бог – в душе, – осенив себя крестным знамением, сказала только Варвара Герасимовна и не сдвинулась с места. А Михаил Родионович и креститься не стал – поленился.

Глядя на родителей, не пошла в церковь и дочь Любава. Ей и так хватало неотложных дел по дому. Мать послала ее на рынок за солью – кончилась. Девке же только того и надо, побежала вприпрыжку, так как знала: обязательно встретит на базаре соседок, наболтается досыта. Узнает последние новости в городке, обскажет о своем, наболевшем.

Городской рынок был своеобразной изустной газетой, где бабы растрезвонивали разные сплетни, а то и действительно происшедшее. Еще можно было почесать языками у колодца, полузгать семечки, пока сердито со двора не окликнут. Ну а ввечеру, с парнями, на игрища! Вот уж где забава… Тут тебе и звонкоголосый девичий хоровод, и веселые догонялки в саду меж деревьями, и прыжки через костер на берегу Чагана иль Яика, и поцелуи робкие с молодыми казаками на сеновале или в леваде, при молодой луне…

Втайне нравился Любаве соседский парень, видный молодой казачок Ваня Зайцев, да только не смотрел он совсем на девчонку. Был он из богатеньких, папаня его придерживался старшинской, послушной стороны и сына такоже приучил. К тому же не шибкая она красавица, Любава, на улице была девки и покрасивее. Та же Устинья Кузнецова, товарка Любина…

При одном упоминании о Ванюше сердечко в груди у Любани враз сладостно замирало, как пойманный в силок чижик. Дыхание учащалось. Всем взял паренек: и крепкой казачьей статью, и обличьем своим… А уж как наряжался! Простым казакам такой справной одежи вовек не видать. Сохла по нему молодая казачка, ночей не спала, боялась даже самой себе признаться, что запал он ей в душу не на шутку… Да только дальше-то что?..

Михаила Атарова вызвали к коменданту. Из канцелярии приехал за ним посыльный казак, велел не мешкая собираться. Через четверть часа Михаил уже стоял навытяжку перед полковником Симоновым. Помимо нескольких офицеров, среди которых были премьер-майор Наумов и капитан Крылов, в канцелярии толпились и казаки из городских: Мартемьян Бородин, старшина Акутин, сосед Атарова Дементий Зайцев, другие. Двое оренбургских казаков держали за руки связанного пленного татарина – должно быть, привели на допрос.

Едва увидав Михаила Атарова, Симонов сейчас же набросился на него с упреками:

– Так-то ты, старик, присягу государыне блюдешь? За сыном младшим не углядел? В злодейскую шайку он у тебя подался!

– Винюсь, ваше благородие, сплоховал малость! – в расстроенных чувствах упал на колени вконец разбитый и уничтоженный Михаил Родионович. – Своими б руками задушил чертячьего выблядка!

Дементий Зайцев что-то шепнул на ухо коменданту. У того хмуро поползли вверх седеющие мохнатые брови.

– А средний, Борис, где? – лукаво подлил масла в огонь Зайцев. – Небось, тоже у Пугача? Все они у тебя, как волки, в лес токмо и смотрют…

– Про Борьку ничего не знаю, господин полковник, – деревянным, не своим голосом мямлил, оправдываясь, Михаил Родионович. – Дозвольте самолично искупить… В сотню супротив злодея пишите. Заслужу…

– Придется повоевать, раз такое дело, – меланхолично посетовал комендант, поманил писаря из нестроевых солдат. – Пиши его, Кузьмич, в сотню войскового старшины Мартемьяна Бородина. Ему сейчас люди как раз нужны, перед рейдом-то…

Дементия Зайцева тоже приписали к той же команде, вслед за