Читать интересную книгу Яик-Горынович - Павел Георгиевич Малов

с коней. Мартемьян Бородин подал команду к атаке, и казаки с не менее яростным криком и гиканьем, дружно устремились на врага.

Две лавы сшиблись в середине поля, за бугром, поросшим низкорослым кустарником. Передние казаки, сбив пиками нападавших башкир, бросили пики и потянули из ножен шашки. Башкиры, как дикие звери, набросились на них, по-волчьи выскалив хищные белые зубы, стали рубить направо и налево. Яицкие молодцы не уступали, тоже добре полосовали умелыми казацкими ударами косоглазых. Так что те, под напором их безжалостных клинков, в замешательстве отпрянули назад. Немало башкир корчилось и стонало под копытами своих и чужих лошадей. Кони наступали им на руки, переламывая хрупкие кости, давили тяжелыми копытами черепа, так что те, хрустнув, как переспелый арбуз, лопались, обрызгивая лошадиные ноги красной кровавой мякотью. Кровью были забрызганы и вошедшие в раж казаки.

– Давай, давай, земляки! Режь их под такую мать… Руби! – подбадривающе орал своим Михаил Атаров и с потягом разваливал почти до седла очередного басурманина.

Пришлась к месту суровая отцовская наука и воинская казачья выучка, когда в юности до умопомрачения гонял на плацу зеленую молодежь суровый служака-урядник. До боли в суставах заставлял рубить шашкой лозу или подвешенные к перекладине соломенные чучела. Повторял известную суворовскую присказку: «Тяжело в учении, легко в бою!», которую здесь, впрочем, знали еще задолго до прославленного генерала.

Башкиры, не выдержав железного натиска яицких «лыцарей», спешно рассыпались в разные стороны. Начали отступать. Отъехав на безопасное расстояние, вновь взялись за сайдаки, посылая в казаков меткие стрелы. Те ответили дружным ружейным залпом, который вышиб из седел еще несколько всадников. Начальник башкирской партии, седобородый пожилой старшина, решил больше не терять понапрасну людей и скомандовал отступление. Его люди послушно спрятали луки, издали погрозили гяурам нагайками и ретировались в степь, откуда пришли. Так что вскоре на месте недавнего боя остались только тела мертвых башкир вперемешку с казаками да туши лошадей.

Мартемьян Бородин послал разъезд в Генварцовский форпост на разведку, а другой – по ближайшим казачьим зимовьям за подводами. Раненым казакам перевязали раны, дали хлебнуть первача, уложили в тень под деревьями. Убитых товарищей тоже собрали кучно, прикрыли лица покрывалами – от мух. Трупы башкир оттащили к берегу Яика и небрежно покидали с обрыва. Вскоре вернулись посланцы с телегами, на две из которых сложили мертвые тела казаков, на остальные уселись раненые, и отряд с победной залихватской песней тронулся в обратный путь.

4

Любава Атарова прибежала в сумерках к Яику, на излюбленное место молодежных посиделок, когда там уже было не протолкнуться. Играло несколько разухабистых казачьих тальянок, весело наяривала балалайка. Кто-то плясал вприсядку, вздымая пыль каблуками, несколько казачек пели. Устинья Кузнецова, приметив подругу, опрометью метнулась к ней.

– Любка! Наконец-то… Я уж тебя заждалась.

– Маманя буренку доить велела, а ее с пастбища все нет и нет, – крикнула на ходу Атарова, крепко обнимая Устинью. – Ты давно здесь? Наших не было?

– Все здесь… Пойдем скорей к девчатам, – потянула Кузнецова.

– Ой, сколько народу! Как весело, – захлопав восторженно в ладоши, аж подпрыгнула Люба. Со всех ног пустилась за Устиньей.

– Еще бы… Почти весь городок здесь, как на праздник, – молвила на ходу та.

Девки водили хоровод у самого берега. Чуть поодаль пылал яркий костер, возле которого на бревне сидело несколько парней. Они, смеясь, передавали друг другу полуштоф водки, сделав пару добрых глотков, загрызали семечками. К ним то и дело подсаживались другие, выныривая из темноты. В результате посудина вскоре опустела, и парни, забавляясь, зашвырнули ее далеко в воду: «Пущай плывет в Каспий!»

Казачки заметили Любаву. Призывно замахали руками, приглашая к себе. Атарова с Кузнецовой с готовностью присоединились к общему веселью. Парни, разглядывая девчат, отпускали в их адрес циничные шуточки – действовала выпитая водка. Девки за словом в карман не лезли, тоже зубоскалили в ответ. На непристойности отвечали тем же. Среди них это было запросто, все равно как «здравствуй». Мало того, если надо, девки могли и вздуть зазевавшегося казачка, отбившегося от компании. Не зря ведь жили на Яике-Горыновиче, вблизи гиблых киргиз-кайсацких степей… Девчата были по всем статьям боевые – палец в рот не клади!

Подошел лихой чубатый балалаечник в обнимку с товарищем. С силой ударил по струнам, загорланил матерные частушки:

У молоденькой девчонки

Разыгралась в ж… кровь:

За версту ан сердце слышит —

С милым сладится любовь!

Товарищ, скалясь и гримасничая, сиплым хмельным голосом тоже выдал коленце в унисон балалаечнику:

Уж яицкие ребята

Издаля – что короли:

Красные на них рубахи,

С лакировкой сапоги!

Девки в хороводе не остались в долгу – зачастили в несколько молодых голосов ответную:

Мой миленок высок, тонок —

Только веники ломать,

Провожал меня до дома —

Не сумел поцеловать!

Берег взорвался заливистым многоголосым смехом, заглушив следующую частушку балалаечника, так что тот смешался и с досадой умолк. Языкастые девки набросились на него визжащей оравой, отобрали балалайку, самому наподдавали подзатыльников и с позором прогнали. Его дружок попробовал было заступиться, но не тут-то было. Неугомонная Устя Кузнецова кликнула своих уличных товарок, те дружно навалились на храбреца, с позором стащили с него шаровары и изваляли голой задницей в крапиве.

Смех, громкие выкрики девчат, поросячий визг растелешенного казака, шум, сутолока, толкотня и незлобная перебранка… Любава Атарова оглохла от всего этого невообразимого хаоса звуков, притомилась от спазматических приступов истерического хохота. Про себя успела подумать: «Не к добру энто, быть беде! Видать, плакать скоро придется…»

Казаки в свою очередь поймали у берега девку, со смехом задрали ей подол выше головы, раскачали и бросили в реку. Вновь резаный девичий визг, пацанячий утробный хохот, шутки и прибаутки.

– Что, Настена, хороша водичка? – веселились озорники-казачата, подтрунивая над выбежавшей на берег казачкой. – Со святым крещением тебя!.. Исподники не замочила?

– У-у, бесстыжие ваши зенки… Вот ужо пожалуюсь коменданту, он вас живо взгреет! – грозилась незлобно Настена, отжимая насквозь промокшую юбку, и лукаво улыбалась подшутившим над ней казакам.

Другая группа девчат сгуртовалась в тесный кружок, и одна принялась рассказывать страшные истории про мертвяков, вампиров, летающие домовины и кладбище. Казачки стучали зубами от страха, поминутно крестились, но слушали раскрыв рты. Появились рассказчики и среди казаков. Один начал было занимательную повесть о Стеньке Разине, но его перебили:

– А ну его, этого разбойника и байбака донского, к лешему! Что нам тот Стенька, у нас свои атаманы были. Чего один батька Нечай