Читать интересную книгу Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок

– Молчите! Такие слова в Божьем доме!

– А разве Господь оскорбится подобными словами? Моя любовь, Бианка, чиста, чиста как ваше сердце. Я ищу не одной вашей нежности, я ищу вашей дорогой руки, которую я сжимаю в своей и прошу ее навеки. Я люблю вас не только как любовник, но и как супруг.

Бианка тем легче отдалась своей любви к Буонавентури, что она считала его одним из сыновей банкира Сальвиани, из весьма уважаемого семейства во Флоренции, с которым могла соединиться ее фамилия. Разочарованная в этом отношении в день тайного свидания, во время патриотического праздника в Венеции, молодая девушка потеряла всю надежду на выход замуж за возлюбленного.

– Нам снился сладостный сон, сказала она, – его следует забыть. Мой отец никогда не согласится отдать меня за вас. Прощайте!

– Прощайте! печально произнес он. – Вы изгоняете меня!..

– Я не гоню вас, друг мой; но к чему продолжать связь, которая осуждена заранее. Поверьте, Пьетро, если я отказываюсь видаться с вами, я никогда не перестану любить вас.

– Жестокая, вы меня любите, и будете женой другого?…

– Моя ли вина, если я не принадлежу себе? Моя ли вина, что я должна повиноваться моим родным?

– О! да будет проклят тот день, в который я узнал вас, если я узнал только для того, чтобы расстаться с вами… Что будет со мной, когда я останусь одиноким на свете?…

Он плакал… и его слезы, смешивались со слезами молодой девушки, которая нежно склонилась к нему. Он страстно сжимал ее в своих объятьях.

– Ты гонишь меня!.. – повторял он. – Ты гонишь меня!..

Упоенная звуком его голоса, сжигаемая его поцелуями, она не имела силы отвечать… не имела силы оттолкнуть его…

Но дуэнья Стефания наблюдала в соседней комнате. Она когда-то была молода; она припомнила, что влюбленные никогда не говорят так много, когда они не говорят ни слова. Она прибежала.

Бианка, вся дрожа, удалилась от Пьетро.

– Время идет, молодой сеньор, – сказала она; – церемония скоро кончится. Вам должно удалиться.

– Уже! воскликнул Пьетро.

– Уже! прошептала Бианка.

– Уже, улыбаясь повторила дуэнья. – Вот уже три часа, как вы вместе! Пойдемте, молодой сеньор; вы ведь не захотите причинить печали нашей дорогой барышне… Отец ее, благородный Бартолеми Капелло и сеньора Лукреция Гримани, ее мачеха, беспокоилась когда уезжали, о ее здоровье; они, без сомнения, поспешат с возвращением… Что с нами будет, великий Боже! если они здесь вас застанут?

Рассуждения старухи были справедливы; Пьетро понял это и удалился. Он пришел в отчаянье, но меньше от того, что так скоро окончилось свидание, чем от мысли, что ему нельзя требовать другого.

Такая хорошенькая девушка какая жалость!

Наш надменный флорентиец инстинктивно понимал, что в ней он имел бы не только любовницу, но даже целое состояние.

Однако дуэнья сказала правду; церемония обручения дожа с Адриатикой кончилась; «Буцентавр» вошел в город, сопровождаемый бесчисленным количеством барок и галер.

В этот час все, что было знатного и богатого в Венеции, садилось за стол, на котором царствовало изобилие и роскошь.

* * *

Пьетро Буонавентури, вздыхая, направился к гостиннице находившейся на Пиацетте около моста: della Paylia, в которой он имел привычку съедать свой скромный обед.

Он оканчивал еду, когда маленький негр, одетый в мавританский костюм, вошел в залу гостиницы, и подойдя прямо к нему, сказал вполголоса:

– Вы сеньор кавалер Пьетро Буонавентури?

– Я, ответил Пьетро.

– Угодно вам за мной следовать?

– Куда?

– Вы увидите.

Пьетро колебался. Но, в конце концов, чего ему было бояться? Подобного рода лакеи в большинстве случаев принадлежали куртизанкам, и так, понятно, что флорентинца ожидало какое-нибудь любовное приключение.

– Хорошо, – сказал он. – Я следую за тобой.

Через несколько минут он следуя за негритёнком, дошел до герцогского дворца к тому месту Пиацетты, где останавливались гондолы, и без помощи своего проводника, который любезно предлагал ему руку, он соскочил с каменных ступеней в гондолу.

Пьетро Буонавентури рассудил справедливо: его призывала женщина, и когда он вступил в каюту гондолы, где ждала его эта женщина, он не мог удержать восклицания восторга, так прекрасна она показалась ему. В её темных волосах, падавших волнами на плечи, дышала любовь; ее лебединая шее была мраморной белизны и сладострастно кругла; черные глаза метали пламя. Черты ее лица своим изяществом могли бы восхитить художника. Ее красота возвышалась великолепным костюмом. Весь корсаж ее и головной убор были украшены золотом и драгоценными камнями.

Она сидела на скамье, на которой могли поместиться двое.

– Садитесь рядом со мной, сеньор Буонавентури, – сказала она молодому человеку.

И в то время, когда он ей повиновался, негритенок опускал поднятые занавески каюты, а барка удалялась от пристани и скользила по большому каналу, который тогда, как и теперь, был венецианским Гайд-Парком.

Протекло несколько минут молчания.

Восхищенный, ослепленный, обвороженный против воли, Пьетро, хотя скромность не была его недостатком, не мог начать разговор.

Она смотрела на него с улыбкой и, казалось, наслаждалась его замешательством, приготовляясь в тоже время на свободе к нападению.

Наконец она быстро проговорила:

– Не полагаете ли вы, сеньор Буонавентури, что вы играете в опасную игру, волочась за дочерью одного из первых венецианских патрициев, и что, если Бартелеми Капелло откроет вашу интригу с синьориной Бианкой, то вы можете в одно прекрасное утро отправиться в Совет Десяти.

При самом начале этой речи Пьетро вздрогнул; когда она была окончена, он вскочил бледный как мертвец. Но она взяла его за руку и принудила снова сесть.

– Полно! продолжала она голосом, насмешливый тон которого она несколько смягчила. – Не бойся, Пьетро; если я открываю тебе, что я кое-что и даже многое знаю, – так не для того, чтобы угрожать тебе… напротив… Слушай! я тебя хорошо знаю, а ты меня – нет. Я куртизанка Маргарита. Я люблю тебя. В течение месяца, когда ты вздыхаешь по Бианке, я вздыхаю по тебе. Хочешь мне отдать одну ночь любви? Одну только. А взамен ее, я тебе отдам, если хочешь, на всю жизнь твою любовницу.

Пьетро, безмолвный, слушал Маргариту. Но мы уже сказали, что он был далеко не глуп. На его месте, в подобном случае двадцать других, начали бы, по крайней мере, формулировать какое-нибудь разсуждение. Он сделал лучше. Охватив талию куртизанки, он соединил свои губы с ее устами в поцелуе, который длился столько времени, сколько нужно заике, чтобы сказать: «Честь имею принести вам всю мою признательность.»

Фраза – слишком длинная для заики.

Потом он весело сказал:

– Вот вам мой ответ!

– В добрый час! – радостно воскликнула Маргарита. – Ты, Пьетро, именно таков, каким я тебя представляла. Ты мужчина! Тебе улыбнулся ангел, и ты не боишься демона…

– А кто побоится демона в виде тебя, Маргарита!

– Льстец!.. Теперь поговорим. Для тебя все равно, как мои шпионы уже целый месяц передавали мне все твои поступки. Я же могу устелить площадь св. Марка моим золотом; я хорошо плачу, – мне хорошо служат. Но ты, конечно, желаешь узнать, почему я хочу, чтобы Бианка, хотя она и моя соперница, принадлежала тебе, и каким образом я отдам тебе ее?…

– На самом деле, эти вопросы возбуждают мое любопытство. Но пусть ты объяснишь мне их завтра, на свободе, Маргарита. Не трудно быть терпеливым, когда счастлив.

Куртизанка отблагодарила флорентинца за этот ответ нежным взглядом.

– Благороднейший жантильом[20] Италии или Франции не выразился бы лучше, – сказала она. – И я радуюсь, Пьетро Буонавентури, потому что я буду твоей любовницей, а потом твоим другом. Ты прав: эта ночь принадлежит, мне. И в эту ночь любовница хочет забыть, как забудешь ты, что твое сердце бьётся для другой. Завтра утром с тобой будет говорить друг. Идём.

Джироламо Форабокка. Венецианская куртизанка

Гондола остановилась перед дворцом Ангарани, изящным небольшим дворцом, фасад которого весь был покрыт мрамором, и украшен легкой грациозной колоннадой. В этом-то палаццо, подарке знатного вельможи, жила Маргарита, и в него то вошел с ней Пьетро Буонавентури, и провел в нем с ней одну из сладостнейших ночей…

Такую сладостную, что он жалел, что она должна быть единственной. Но Маргарита была причудливым созданием; когда любовь была для нее не средством больше или меньше наполнить золотом свои ящики, то была капризом, который угасал тотчас после насыщения.

При первом свете дня, от которого побледнел свет розовых свечей, горевших в канделябрах, Маргарита, освободившись из объятий любовника на одну ночь, соскочила с постели и сказала:

– Теперь, Пьетро Буонавентури, поговорим о той, которую вы любите. Поговорим о Бианке Капелло. Почему я буду счастлива, когда она будет твоею? Очень просто. Потому что она честная девушка, а я – куртизанка. Потому что не имея возможности выйти за тебя замуж, если она сделается твоей любовницей, – она обесчестит свое имя; а обесчещенная она станет в одном ряду со мной. Как я отдам вам ее? Очень просто. Она вас ведь любит?