На этом странно-статичном изображении Энди Мальмор выглядел лет на десять младше (и килограммов на двадцать легче), чем теперь; он обнимал девушку — только благодаря характерному сходству черт лица Сорен узнал Дану Мальмор; та выглядела ещё моложе, худоба делала черты лица резкими и придавала сходство с птицей. Оба были одеты в белые лабораторные халаты с какой-то эмблемой. Сорену пришлось напрячь взгляд, но он прочёл: «Центр Эймса».
Чем бы это ни было.
Близнецы гордо улыбались в камеру. У Энди слегка сползли по переносице очки, отчего взгляд стал одновременно расфокусированным и немного глупым. Дана держала в руке прибор, в котором Сорен не без удивления узнал «нож»-дизруптор, каким вооружали рапторов. Это противоречило всему из истории: разве катастрофа не пришла раньше, а потом уже появились охотники-спасители?..
«Но им сразу же нашлось вооружение».
Сорен хмыкнул. Он не успел вернуть фото на место. Энди появился на пороге комнаты, которая была совершенно пустой, если не считать кровати, тумбочки и вмонтированного в стену гардероба, почти сливающегося с общим тёмно-коричневым фоном. Сорен его уже таким видел: без дроидов-костылей, в свободной рубашке и брюках. Целое странное мгновение Сорен представлял, что попал во временную дыру, вывалился в какое-то прошлое, но потом разглядел прозрачную нить, подсоединённую к виску Энди Мальмора, словно щупальце физалии: тот снова контролировал весь мир. Получал и обрабатывал данные.
— Это после первого удачного эксперимента, — сказал Энди, кивнув в сторону фото. — Прототип всех современных… дизрупторов, — он как будто запнулся, прежде чем выбрать слово. — Дана исследовала квантовое излучение, корпускулярно-волновой дуализм и дивергентность. Я ей помогал, хотя чёрт бы меня побрал, если я и впрямь понимал хоть что-то из этой трансцендентной чуши.
Сорен медленно поставил фотографию на тумбочку.
«Серьёзно? Его сестра сожгла меня заживо, а он теперь приходит и делится воспоминаниями».
«Ах да, сначала я его изрезал на куски, и, кажется, меня удостоили чести посетить спальню самого Хозяина».
— Что с ней случилось? — Сорену потребовалось усилие, чтобы заговорить, язык сопротивлялся, и голосовой аппарат казался чужим. Звуки прозвучали в какой-то искажённой амплитуде. Сорен коснулся нижней челюсти: на ощупь почти как кожа, упругая и тёплая, но не совсем.
«Мне нужно зеркало».
Он едва не закричал, но сдержался.
Энди ответил не сразу.
— Я не знаю. То, что ты видел — феномен, который очень легко высказать словами и практически невозможно представить со сколь-нибудь научной точки зрения. Она стала живым светом.
— Как та девочка, Хезер.
Энди кивнул.
— Не совсем, но симптомы схожие.
Он тронул свою «физалию», щупальце сменило цвет с пурпурного на синий и обратно, потом поблёкло до белого.
— Нейтронная звезда, магнитар. Сгусток фотонов. Финальная стадия трансформации. Хочешь какое-то название — выбирай любое. Я предпочитаю считать, что она всё ещё моя сестра — и теперь ты знаешь, как она «лечит» меня от фрактальной мутации.
Сорен засмеялся своим-чужим голосом. Он спрыгнул с кровати — кокон услужливо помог перенести вес на ноги. И обнаружил, что обнажён, не считая какой-то стыдливой набедренной повязки.
— Мне нужно зеркало.
— Это не тот предмет, который я люблю, — заметил Энди. — Но в ванной найдётся, активируй голосовой командой. Там же есть одежда. Потом приходи завтракать.
Сорену хотелось ударить его. Просто врезать и сломать челюсть, чтобы болезненная регенерация нарастила пару гумм поверх губи вывернутой кости. Со стороны это выглядело бы невероятно смешно: тушканчик атакует медведя, не больше и не меньше. Секундная злость сменилась весельем; Сорен засмеялся.
— Божественное откровение, которое заканчивается приглашением позавтракать вместе. Почти как после бурной ночи, да?
— Я не бог. Дана тоже.
Иронию Энди проигнорировал.
«Она что-то сделала со мной», — Сорен как будто не до конца помнил или осознавал, его разум выпускал нечто важное; а может, совершенно незначимое по сравнению с теорией фрактальных мутаций — которые никакие не мутации, а нечто иное. Что ж, он расскажет Энди Мальмору и понадеется, что это сработает круче вульгарного хука правой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В ванной комнате Сорен подошёл к зеркалу. Оно было «умным», как он понял по покрытию, выдавало какие-то советы и пожелания, вроде «пейте больше воды» или «сегодня возможно повышенное атмосферное давление, ощутимое даже внутри купола». Зеркалу хватило такта промолчать, когда Сорен уставился на себя.
Вместо нижней челюсти — примерно от фасции жевательной мышцы, а если судить по скелету, то от скуловой кости, — оказался вставлен бионический материал. Подобрали оттенок кожи, структуру. Сорен открыл рот: язык вроде бы остался его собственный, а может, поддельный. Он оглянулся по сторонам, схватил тюбик пасты, выдавил прямо на кончик.
Вишнёвая. Вишневая сладкая паста.
— Чёрт бы вас побрал, — выговорил он, тронул подбородок с искусственной кожей, аккуратную имитацию зубов, гладкие плотные дёсны. Его восстановили с такой аккуратной заботой, что это казалось почти сожалением или попыткой извиниться.
— Чёрт бы вас побрал.
Сорен широко открыл рот и принялся проверять крепления бионики. Держалось безупречно.
Дана Мальмор сделала с ним что-то ещё. Сорен знал, что вспомнит позже, а пока забрался под душ, затем схватил поданное автоматикой полотенце — оно оказалось приятно-тёплым; а потом взял одежду с крючка. Это была его собственная одежда. Услужливые дроны пробрались в квартиру и достали брюки с тёмно-синей футболкой. В синтетику были встроены крохотные диоды, которые меняли цвет по желанию владельца, и Сорен перепрограммировал его на ярко-салатовый — почти как «ужасное сияние».
Это показалось хорошей шуткой. Когда он прошёл на кухню и сел за уже знакомую стойку, где не так давно пил кофе, Энди задержал взгляд. Щупальце в виске дёрнулось.
— Она дестабилизировала и меня, верно? — едва Сорен высказал предположение, Энди замешкался. Очень кстати пришёлся дрон — очередная вариация «водомерки», но эта никого не разделывала и не лечила, всего лишь подсунула сидящим напротив людям по тарелке яичницы с беконом, кофе, горячие панкейки с ежевичным джемом. — И что, когда ждать первых симптомов?
Пища на вкус ощущалась нормальной. Хорошая еда, чувствовал он себя тоже прекрасно. «Пока».
Он отлично знал первые симптомы: болезненность суставов, отёки. Энди даже сейчас, после своей «корректировки», прихрамывал.
— Она вас убивает всякий раз и возрождает снова, а теперь меня тоже постигнет такая участь? Вы будете водить меня к ней?
— Это не так быстро и не так… критично развивается, — неубедительно солгал Энди.
— Я даже не очень расстроен. Неограниченный материал для исследований, вот только все, кроме вас, Энди, от мутаций умирают. Это ведь и была проблема рапторов.
— Потому что…
— Вы не могли отводить каждого к своей полуреальной сестре, сжигать и запускать цикл заново. Это вызвало бы слишком много вопросов, а то и бунтов в идеальном и с таким трудом восстановленном обществе, где герои сражаются против чудовищ, а обитатели полисов боятся и нос высунуть из-за купола. Но сам принцип этого… Дикари-то знают, верно? Они были теми, кто понял — или их предки, которые ушли из городов и предпочли использовать нефтяные генераторы отвратной перегонки вместо сверхтехнологий. Инанна. Заря утренняя, заря вечерняя, ежесуточный цикл. Или, скорее, безлуние, растущая луна, полная, стареющая. Вот на что это похоже, не так ли? Но без Инанны и её сияния — билет в один конец, луна падает на землю, катастрофа, бум. Это то, что случилось с миром — на всех её не хватило?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Энди закрылся чашкой кофе. Тот пах карамелью и миндалём.
— Примерно. Сорен, мы не знали, к чему это приведёт. Дизрупторы рассекали реальность, добывали самое ценное, что могло быть — энергию. Неограниченную энергию из других… миров, если угодно. Потери минимальны. Облучение не регистрировал никакой счетчик Гейгера.