«Они первые начали».
В пустом взгляде Дрейка мерещилось осуждение. Нейт стёр слёзы тыльной стороной ладони, шмыгнул носом. Нельзя было так, наверное. Но они сами сюда явились. Их не звали. Они…
Он задохнулся от захвата. У Энни была гибкая сильная рука, тёмно-синяя униформа мелькнула и перекрыла всё, заставляя Нейта захлебнуться.
— Всё. Ты. Гадёныш.
Она шипела и плевалась.
Калеб стоял на коленях и почему-то раскачивался. Дыра во лбу весила тысячу тонн; и перевесила, он упал ничком.
— Ты убил моего брата!
Энни сдавливала шею Нейта; пасмурное небо, насыщенная лучистая зелень аладовой травы, яркие пятна крови — всё смешалось коловертью, а он пытался отодрать пережавшую горло руку. Боль вспыхивала в подреберье и животе; Энни лупила его дизруптором — оружие против аладов перекинулось и стало обычным серым ножом, очень тусклым по сравнению с остальными яркими красками.
— Ты убил… Ты…
Нейт повалился вперёд, прямо на Дрейка. Рукоять дрогнула, когда он упал на неприятно-прохладное, не реагирующее тело. Нож в груди напоминал нерабочий рычаг в каком-то сломанном механизме.
Дыхание застревало в лёгких и вытекало с собственным теплом. Нейт царапал руку Энни, от неё пахло железом и болью.
Нейт нащупал камень в форме пирамиды; тот сам коснулся пальцев. Острые грани больше не царапали, но кварц поймал каплю крови и блеснул, как безумная ухмылка. От воздуха и тепла осталось несколько капель, Нейт уже почти не сопротивлялся, и всё же сумел размахнуться и наугад впечатать пирамиду.
Удар был звонким — даже не разбитое стекло, а какой-то приступ хохота. Энни разжала хватку. Нейт тщетно впихивал в себя воздух и думал о ноже-дизрупторе, в Дрейке и в нём одинаковые, они породнились, почти что стали близнецами.
Энни сползла на траву, а чуть поодаль покатились древние часы; стрелки на них замерли сотни лет назад, но сейчас крутились и крутились; Нейт далеко не сразу осознал, что они отматывают обратный отсчёт.
— Нейт.
Собственное имя заставило вздрогнуть. Он поднял взгляд и почти без удивления увидел Леони, а с ней какого-то незнакомого типа в очках. Леони обвела взглядом поляну — у неё недоставало одного глаза. Она всхлипнула, заметив Дрейка и сгусток красных тряпок — субедара Аро. Близнецы лежали в одинаковых позах, только Калеб лицом вниз, а Энни — вверх.
— Это… это ты, да?
Камень превратился в часы, когда Нейт до них дотянулся. Каждое движение раздвигало в рёбрах дыру, нож заполнял грудь. Дышать становилось больнее.
— Пожалуйста, — попросила Леони, очень бледная, с запёкшейся коркой вместо глаза — теперь в её увечьях образовалась какая-то странная симметрия, Нейту она почти нравилась. Они с Дрейком с ножами под рёбрами, это больно и мешает дышать. У Леони нет руки и глаза; всё верно. Лишний — вон тот, в очках; тип возился с какой-то штукой, похожей на бесформенную сумку из дублёных шкур козоверов.
Или на что-то ещё.
— Прекрати это.
Леони сглотнула.
— Нейт, прошу тебя. Отпусти Дрейка, ты… ты ему не поможешь. Давай. Возвращайся.
Леони не удержалась и оглянулась по сторонам. Единственный глаз неприятно ожгло свечением аладовой травы, неестественно яркой, будто переспевшей. Бионические пальцы привычно отмахнулись от почти бесплотных стеблей, но искусственные нервы подали сигнал о вполне реалистичной щекотке.
Это место было почти таким же, как обрыв трёшек, много аладовой травы и бесконечная пустошь. Небо без солнца нависало низким брюхом, похожим на старый бетон и ржавые сваи брошенных городов. Вместо солнца сияла трава, а ещё Нейт с его неживым полыхающим взглядом — он казался мёртвым, мертвее, чем у Дрейка, а ведь тот уже начал раздуваться, на лице блестели первые синеватые отметины трупных пятен, особенно заметные на лишённой пигмента коже.
Рыжие волосы Нейта выглядели бурыми, как запекшаяся кровь. Крови хватало. Леони сглотнула, заметив то, что осталось от Эркки Аро: выломанные кости, куски отошедшей кожи, словно его окунули живьём в кипяток. Ткань униформы переплелась с плотью, во вскрытом животе, среди месива раздавленных кишок, поблёскивали металлические пуговицы и нашивки. Близнецы Юнассоны выглядели более целыми, но тоже не двигались, по дыре в горле сестры Леони догадалась о судьбе брата. Они предложили пожертвовать собой, словно искупая вину.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Перед кем, перед Нейтом? Перед рапторами как единой системой защиты последних человеческих рубежей от тварей? Мечтали отомстить? Дурацкая ссора, дурацкое всё. Аро настоял на том, чтобы отправить всех виновных в Ирай, изгнать паршивых овец — Леони в родном городе подцепила это выражение, потому что Итум ещё помнил настоящих овец, а не съедобные культуры клеток. Кто она такая, чтобы оспаривать решения старшего по званию?
Только они оба, Дрейк больше, заранее тосковали по Нейту. Леони предположила: Дрейк тосковал гораздо больше, чем показывал. Он привязался к парню, похоже — взаимно.
— Отпусти его.
В этом мире без солнца, но со слишком реальной травой Дрейк был ещё мертвее, чем «снаружи». Леони представлялась какая-то симуляция, вроде масок-текстур в шлемах. Тесс Миджай даже в последний бой кинулась в таком, теперь её тело смешалось не только с металлом раптора, но и с пластиком любимой игрушки.
«Это не симуляция», — напомнила себе Леони. Не реальность, но и не…
«Мы внутри луча».
Таннер держался поодаль со своим «рюкзаком», который здесь смотрелся совсем уж безобидно, какой-то драной торбой.
«Плохая идея. Ничего не выйдет».
— Пожалуйста, прекрати устраивать чёртову бурю и давай пойдём…
«Куда?»
Леони не представляла, не хотела думать и знать. Выражение лица Нейта было не до конца осмысленным, тот скалился мелким зверьком, вроде зайца со сломанным крылом — зубы у них острые, как у всех грызунов. Защищая гнездо, зайчиха способна перегрызть человеку артерию.
«Мне лезет в голову всякая чушь».
Леони шла к Нейту, а тот показывал зубы.
— Пойдём, ладно? Это не очень хорошее место. Здесь нельзя оставаться.
Аладова трава лизнула её живые пальцы острыми стрелами. Она напоминала осоку — растение, которое вряд ли знали люди за пределами Итума; сорняк сохраняли в банке генов и иногда добавляли к полезным культурам, чтобы улучшить сопротивляемость и выживаемость. В три года Леони до крови порезала палец стеблем осоки. Это было почти так же больно, как потом потерять целую руку.
— Отвали, — Нейт заговорил впервые. Хриплый надтреснутый голос, едва узнаваемый, вырвался словно из самой травы, земли, фальшивого неба. — Дрейк жив, поняла? Отвали от нас, я его вытащу.
В трупе торчал нож, в груди Нейта — такой же. Леони с удивлением узнала рукояти дизрупторов. «Но их же нельзя…» — ах да, точно; зато понятно, почему он говорит с таким усилием, почему у него ярко-розовые губы, а больничная белая роба залита кровью. Из раны на груди Дрейка ничего не вытекало.
«Он мёртв, ты не понял?»
«Давно мёртв, уже гниёт».
— Прекрати, — Леони сделала несколько больших шагов. Нейт стоял на коленях над телом Дрейка и, когда она приблизилась, — вскинул руку, в которой держал то ли какой-то камень, то ли свой смешной «талисман», старые часы, которые понятия не имели, что им делать со временем вблизи от Ирая и Тальталя. — Хочешь знать, что ты устроил? Чёртову бурю с взрывами. От нашей базы ничего не осталось, ты всех убил, несколько сотен человек — гражданских, кто не успел сбежать, всех рапторов, кроме…
«Кроме меня».
Он это исправит, понимала Леони. Аро и близнецы молча советовали — убирайся. Мы пытались его остановить, и? Сумели только войти сюда, у остальных и того не вышло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Всех, понял? Тэсс там превратилась в кашу. У неё вместо рта кусок пластика из её любимого шлема. Лиллу разорвало пополам. Тай Мин — помнишь его, он всё хотел, чтобы ты его раптора подкрутил, считал, что у тебя лучше всех получается… В общем, я очень близко познакомилась с его внутренним миром. Малышка Яо…