одной могиле, которую я засыпал собственными руками и в которую я поклялся когда-то вернуться сам.
– Ник, – пальцы Марианны касаются моего плеча, и я вздрагиваю от того холода, которым веет от них. Или от меня. Чёрт его знает. Мне плевать. Сейчас мне действительно плевать на всё. Я очерчиваю пальцами черты лица, застывшего на экране фото, пытаясь найти хотя бы одно доказательство её лжи.
Да, Марианна мне солгала. Это не могла быть Анна. Вот эта чужая мне женщина на мониторе. Ведь моя жена читала дневник этого идиота…они все прочитали его, и решили сыграть со мной эту шутку. Окунуть в эту агонию. Им не понять, каково это – воскрешать, возрождаться заново. Я знаю. Я, бл**ь, всего несколько месяцев назад едва не сдох, пытаясь воскреснуть. И сейчас я чувствовал то же самое. Тот же огонь, который пожирал внутренности, заставив стирать до крошева зубы, потому что ни одного, мать её отличия! Ни одного. Да, это была Анна. Не бедная немая девушка в мешковатом изношенном платье и с растрепанными волосами, которые я обожал пропускать сквозь пальцы. Но всё же…она. Сейчас я смотрел на ухоженную вампиршу в изысканном наряде и со счастливой улыбкой на губах. Но по-прежнему нереально красивая. Идеальная настолько, что хочется протереть глаза, чтобы унять боль от этой красоты.
– Как? Как…будь он проклят?!
Я задаю вопросы, но не слышу ни одного слова в ответ. Не слышу из-за шума в голове. Мне кажется, он заглушает звук собственных мыслей.
Почему она с ним? Та, которую я любил? Почему улыбается ему? Как она смеет смотреть на него этими глазами? Глазами, которые я сам…САМ навсегда закрыл, захлёбываясь рыданиями по ней?
Я не понял, когда Марианна вышла из моей комнаты. Я не знал, сколько времени просидел, щелкая на клавиатуру, перематывая кадры. Пришёл в себя, когда сквозь тёмные шторы стали пробиваться лучи солнца.
А вечером этого же дня в нашем доме был приём, на котором я лицом к лицу столкнулся с кошмаром, когда-то казавшимся чудесным сном.
Знаете, что действительно страшно в кошмарах? То, что они имеют свойство сбываться. Разломанные на части мечты иногда лучше не склеивать, иначе рискуете содрогнуться от ужаса, глядя на то, что получилось.
– Ник, – Влад протягивает руку, уверенно сжимая за талию Анну, и, прищурив глаза, смотрит на меня. Ожидает моей реакции и в то же время показывает, кому она принадлежит.
Проигнорировать его жест, судорожно сглатывая образовавшийся в горле ком при взгляде на его ладонь на её теле. Поднять взгляд и тут же полететь в пропасть, столкнувшись с жалостью в её глазах. С, чёрт бы её побрал, долбаной жалостью! На какое-то мгновение вокруг исчезли абсолютно все. И наш особняк, и шум голосов вокруг нас, и Влад рядом с ней, как и Марианна позади меня. Только я и она. Посреди заснеженного леса, она широко улыбается, кружась, воздев руки кверху и ловя пальцами и открытым ртом большие пушистые снежинки, оседающие на её волосах и ресницах. Бросается ко мне на шею, толкая в снег и усаживаясь сверху, а я тут же переворачиваю её на спину, подминая под себя и впиваясь в губы поцелуем.
Отпустить её сознание и смотреть, как она пошатнется, приходя в себя, но, подхваченная рукой Влада, устоит, обхватив ладонью голову. Поднимает ко мне изумлённое лицо, а на нём не боль, нет…На нём, бл**ь, и толики той боли нет, которая меня изнутри острыми когтями раздирает. На нём недоумение и непонимание. Перехватить снова её взгляд, удерживая…и быстрыми кадрами, зная, что они…все они рядом с нами, поймут, ЧТО я сейчас делаю…Кадрами вся наша жизнь. Всё то, что я старался забыть то время, что жил после тебя, девочка, а тебе плевать. Плевааааать! Ты смотришь на это всё отрешённым взглядом, впав в транс, но не испытывая и крохи той агонии, в которую меня погружают эти воспоминания.
Крупным планом твоя жизнь со мной и смерть. Наша общая смерть. Калейдоскопом событий, от которых ты вздрагиваешь и вскрикиваешь, хватаясь за мою руку и глядя мимо меня. В наше общее прошлое. Смотри его, не отрываясь. Глотай это послевкусие моей боли.
Очнуться от мощного удара в челюсть и не, успев сообразить, что произошло, оказаться в углу под лестницей прижатым к стене. Влад скалится, сжимая мою шею руками и всё сильнее сдавливая пальцы.
– Ты что, сукин сын, творишь? Это моя жена, ублюдок.
Ещё один замах, но я успеваю перехватить его кулак и, зарычав, откинуть в сторону брата.
– Она. Моя. Женщина. Я не знаю, зачем ты сделал это, Воронов…
Утянув его снова под лестницу, схватить за воротник рубашки, думая о том, что способен вырвать ему кадык одним движением руки, и он тоже знает это. Знает, но не тушуется, подонок.
– Нашёл верный способ причинить мне боль? Сам догадался или кто-то подсказал, а, Влад? Твоя дочь? Привёз её, чтобы насолить неугодному братцу?
Усмехнулся, и в этом движении губ нет веселья, но тонна презрения, на которое Зверь вскидывается очередным злым рычанием.
– Это ты, неугодный братец, её мне привёз. И только поэтому я тебе сейчас не вырву сердце за то, что ты сделал. За это…и за то, что твоя женщина мне этого никогда не простит. Каким бы куском дерьма ты ни был! – склонился ко мне, демонстрируя клыки, по его лицу серой сеткой вздуваются вены, и я его ярость телом ощущаю, с готовностью позволяя ему вдыхать свою в ответ, – По-настоящему ТВОЯ ЖЕНЩИНА! Пошли в твой кабинет, ублюдок. Там и выскажешь свои претензии.
– Мне и тут удобно, – не хочу никуда идти. Убить его хочу. Прямо здесь и сейчас. Своими руками голову оторвать и смотреть, как валится мешком с костями к моим ногам, – боишься испортить репутацию короля, Воронов?
Тихим рычанием, приблизившись так близко, что я начинаю задыхаться от запаха Анны на его теле.
– Нет, придурок. Не хочу увидеть, как пытается не рассыпаться на части от боли моя дочь!
Наверное, если бы он снова ударил меня, эффект был бы куда меньше, чем от этих слов. Словно не