сделка с немцами всё же не состоится. Судя по словам их генерального директора, разработкой создания синтетической крови занимались не только фрицы. И, как намекнул в утреннем разговоре Вольский, поляки неплохо продвинулись в этом направлении.
Улыбнулся, услышав звук сообщения, и провёл пальцами по экрану, открывая смску:
«Я соскучилась!»
Всего два слова, от которых по позвоночнику вниз жар заструился и дёсны печь начало, потому что для нас в этих двух словах было больше смысла, чем у многих в десяти страницах текста. Её «я соскучилась» – это сатанинская смесь «я хочу тебя», «я люблю тебя», «ты мне нужен» и «трахни меня прямо сейчас!».
Дьявольский коктейль, от которого лёгкие воспламеняются синим пламенем, и я стискиваю челюсти до боли, выдыхая сквозь зубы обжигающий нёбо воздух. Молниеносная реакция на всё, что связано с её именем, с только нашими с ней словами. С учетом того, что мы столько времени проторчали в Лондоне, послав к чертям все дела, чтобы растворяться друг в друге перед прилетом сюда, Марианне приходилось ездить в свой фонд последние дни и оставаться там едва ли не до самого утра, и только тогда я понял, как много могут значить слова. То, к чему я всегда относился с неким презрением. Потому что для мужчины слова – это, скорее, фон, антураж, который он придаёт своим поступкам. Некоторые женщины зацикливаются именно на них, жадно впитывая в себя все оттенки этого фона, добиваясь того, что глаза перестают воспринимать основную мысль всей композиции. Другие научились закрывать глаза, приглушая яркие тона слов, и концентрируясь на самом главном – на действиях.
Но всё это имеет значение, когда между вами нет грёбаного расстояния. Когда не остается ничего другого, кроме как ждать слов. Неважно каких, неважно о чём. Иногда вы даже не вчитываетесь в их смысл. Просто потому что слышите в своей голове интонацию, с которой она писала их вам. Видите, прикрыв глаза, как прикусывала губу, краснея, пока набирала ответ на ваши провокационные приказы прислать посреди совещания с инвесторами фонда фотографию своих трусиков. Вы слышите, как сбивается в этот момент её дыхание, как она тихо извиняется, оставляя за столом недоумённо глядящих ей вслед престарелых богачей, решивших от скуки или же во имя своей деловой репутации участвовать в благотворительности, а, может, с целью отмыть пару-другую сотен тысяч долларов. Если хорошо сосредоточиться, то можно даже услышать звук цокающих по мрамору шпилек, когда она скрывается за дверями туалета, чтобы исполнить ваш приказ, довести себя до крайней точки…и остановиться, не смея ослушаться.
«– Терпи, малыш. Всего несколько часов.
– Хочешь, чтобы я извелась за это время?
– Да! Хочу, чтобы извивалась, сидя в своих мокрых трусиках на своем кресле и глядя на эти лощёные морды перед собой, представляя вместо них, как я беру тебя у окна. Чтобы слушала их монотонные вопросы и вспоминала, как я впечатываю тебя в стекло, вдираясь сзади. Ты замечала, какой красивый вид открывается из твоего офиса, малыш?
– Изверг! Боже, Ник, какой же ты изверг.
– Ненасытный, маленькая. Твой ненасытный изверг».
И откидываться на спинку стула, стараясь успокоиться и выдыхая тот самый раскалённый газ из легких, чтобы дождаться её прихода…или сорваться самому и поехать в офис, чтобы, утащив её в смежный кабинет, остервенело и молча трахать во время очередного совещания.
– Пап, – Ками просунула голову в мой кабинет и ослепительно улыбнулась, а я снова неосознанно затаил дыхание, увидев отражение этой улыбки на дне её глаз, – ты Сэми не видел? Он оставил телефон дома и исчез куда-то.
Отрицательно киваю головой, думая о том, что ребенок со сверхспособностями – это самый страшный кошмар любого родителя. Особенно если решил взбунтоваться и молча исчезнуть.
Я понятия не имею, каким был отцом, но предполагаю, что всё же отношение дочери и младшего сына ко мне были построены на чём-то большем, чем просто уважение. Ярик по-прежнему не отрывался от меня ни на минуту, заставив научиться играть во все игры, которые знал сам. Более того, иногда я ловил себя на мысли, что пытаюсь придумать нечто новое, нечто, во что мы с ним ещё не играли, предвкушая, как расширятся от изумления и восторга его глаза и как вцепится в мою шею своими тонкими ручонками. Безоговорочная любовь, настолько обезоруживающая, что иногда я ощущал, как хитрый мальчик превращал меня в свою большую живую игрушку. Ощущал и ни черта не мог сделать. Да и не хотел.
Камилла же в силу своего возраста, конечно, была куда спокойнее. Хотя, как рассказывала мне Марианна, и сама дочь, ещё будучи совсем малышкой, вертела Ником, как угодно. Да-да, я мысленно в таких случаях разграничивал себя и того Ника, стараясь самому себе и их матери показать, что в наших с девочкой отношениях главным оставался я. Ага…а потом холодел от ужаса, глядя, как лихо она мчится на Люцифере, перепрыгивая через высокие заборы и заливисто смеясь. Чувствовал, как холодный пот градом по спине катится, и пытался понять, какого хрена вообще разрешил ей сесть на этого зверя! Как выяснилось, маленькая манипуляторша еще совсем крошкой часто посещала со мной советы Братства. И если поначалу я удивлялся собственной беспечности, тому, что так необдуманно подвергал своего же ребенка такому риску, то со временем начал понимать себя прошлого. Просто этой девочке нельзя было отказать. Она получала всё, что хотела, вне зависимости ни от чего. И если ты сумел отказать ей в чём-то трижды, от чего грудь едва ли не колесом раздувалась и сознание гордость самим собой заполняла, то совсем скоро ты наблюдал картину, как эта наглая особа просто брала или делала всё, что хотела, отлично понимая свою безнаказанность. Дьявол, я впервые себя ощутил настолько слабым с этим бесенком с обманчиво кротким взглядом и светлыми локонами.
«– Твоя дочь, Ник, смирись с этим. Ты сам сделал из неё принцессу, которая не знает слова «нет».
– Значит, пришла пора узнать.
– Ну-ну, – тихий смех Марианны, заставляющий недовольно прищуриться, – вот сам и скажешь ей об этом.
– Скажу. И вообще переведу на хрен её из этого колледжа. Ты видела её соцсети?
– О, Мокану, я даже не сомневаюсь, что ты